Строгая радость подвига

Нет, мы постились очень строго, – говорит благочинный Лужского округа, настоятель собора Воскресения Христова в Луге отец Николай Денисенко. – Что вы! Даже и подумать не могли, чтобы съесть что-нибудь скоромное. И родители вовсе не боялись, что строгий пост плохо повлияет на детский организм. Наоборот: они верили, что чем усерднее исполнять церковные правила, тем нам же будет лучше. Даже в Страстную седмицу, в конце её, когда по всему дому стоит запах готовящихся пасхальных лакомств и дети порой плакать начинают, так им хочется чего-то вкусного, – нет, даже и тогда родители твёрдо стояли на своём. И ничего дурного из этого не получилось: мы с сестрой выросли не хуже прочих!

– Да как же нынешнему школьнику поститься: ему же в школьной столовой постного не предложат...

– И в школе тоже можно от чего-то воздержаться, а в более строгие дни и вовсе не пойти в столовую... И в прочие дни сосиски есть не обязательно, можно поделиться ими с другом. Не обязательно показывать, что ты великий постник, – просто сказать: "Что-то мне неохота сегодня, съешь ты!" Раньше, когда я учился, и буфетов в школе не было, и вопросов таких не возникало.

– А ведь сейчас считается, что детям поститься вредно, да и взрослым то и дело даётся поблажка... Может быть, сейчас времена другие – в этом всё дело?

– Времена действительно изменились. Мы росли в годы хрущёвских гонений, когда вся жизнь у детей священника была – ну, подвиг не подвиг... Во всяком случае она постоянно требовала твёрдости душевной. Не знаю, как у кого, а у нас детские годы были непростыми... Вот миновал строгий, суровый пост, за ним радостная – по-настоящему радостная! – Пасха... Даже простое яичко кажется невероятно вкусным после настоящего поста, а у нас на пасхальном столе были не только яйца: родители старались, чтобы разговление было богатым. Так вот, миновало весёлое пасхальное застолье, в понедельник – в школу, а там перед началом занятий – линейка: "Кто на Пасху был в церкви? Шаг вперёд!" Мы выходим... Горько об этом вспоминать. Могли хлеба в магазине не дать: в хрущёвские годы трудно бывало с хлебом; приходишь в магазин, а тебе: "Семье священника хлеба нет!" Однажды сестре поставили двойку за отлично написанное сочинение – просто так, в плане борьбы с религией. Отец не побоялся, взял сестрину тетрадку и поехал в Новгород к уполномоченному. А там в ту пору знаете какие были уполномоченные? Из бывших начальников тюрем – на них смотреть-то было страшно... Но отец настоял на своём: сочинение пересмотрели, оценку исправили.

– Я слышал, отец ваш был непростым человеком...

– Что значит "непростым"? Его Господь вёл всю жизнь. Сам он родом с Украины, во время войны ещё подростком увезли его в Германию. Как мать о нём убивалась! И, как женщина верующая, ходила к знаменитому в тех краях старцу Лаврентию – святой Лаврентий Черниговский – знаете, наверное? Старец сказал моей бабушке: "Ты за сына не тревожься – он жив, хоть и страдает сильно. Но домой вернётся обязательно, ты только жди!" И действительно, чего только отец в Германии не натерпелся! Но всякий раз, когда дело шло к его гибели, Господь вмешивался и чудесным образом отводил беду. Однажды немец решил его за что-то расстрелять. Вывел в поле, приказал копать могилу, приготовил винтовку... И вот уже и винтовка поднята – откуда ни возьмись является другой немец и тому, первому: "Ты что здесь делаешь! Иди скорее шнапс пить, а то без тебя всё выпьют!" Тот приказал отцу не отлучаться и побежал пьянствовать. Отец постоял-постоял, потом взял лопату, закопал могилу и ушёл. И больше его этот немец не трогал. В другой раз он пережидал в бомбоубежище авианалёт. Бомба попала прямо в убежище – все погибли, он один целым остался. Он работал на фабрике, в условиях сравнительно неплохих, но тут его решили перевести в лагерь, откуда живым никто не возвращался. Погрузили их партию в машину, – и тут мотор заглох. Пока чинили, пока искали новую, дело само собой замялось и отец остался на фабрике... Вернулся домой с твёрдым намерением: "Раз Господь так меня берёг, буду оставшуюся жизнь служить ему. Стану священником". Принял сан... Но этот путь у него тоже был очень нелёгким... О нём книгу можно писать: как ему Богородица являлась, как он служил в Новгородской епархии, в глухой деревеньке... И в эту глухомань к нему столько народу приезжало за молитвой, за советом – из Ленинграда, из Москвы, Вологды, Ростова... А как отец ездил по району, когда нужно было причастить больного: на машине, потом на моторной лодке по реке, потом на лошадях по лесу – и только так добирались до деревни. И обратно тем же порядком: одна церковь была на район. А как хоронили покойников в весеннее или осеннее бездорожье? – лошади вязнут в грязи... Делали особую волокушу: на сани клали еловые лапки, на них ставили гроб, батюшка рядом садился, и трактор тянет всё это сооружение на кладбище...

Всё это было у меня перед глазами, всё проходило через моё сердце, но, знаете, никакого страха во мне не было, и когда пришла пора, я не задумываясь выбрал путь священника...

– Вы ведь тоже начинали ещё в годы гонений?..

– Ну, в ту пору таких явных репрессий уже не было, но бед всевозможных хватало. Вот вы говорите – Пасха... А вы знаете, что здесь, в Луге, у меня несколько раз ночное пасхальное богослужение бывало сорвано? И это ещё совсем недавно – в начале 80-х... Представьте себе: Пасхальная ночь, только что закончился крестный ход, а рядом, в клубе, закончились танцы. Вся молодёжь, изрядно разогретая и танцами и вином, валит в храм. В храме стоит шум, гам, начинаются драки – мы зовём милицию, но та не спешит являться... Снаружи кто-то начинает бросать камни и бутылки в окна... Что тут делать? Несколько раз служба срывалась. В конце концов мы придумали: окна на Пасху стали закрывать металлической сеткой, а пьяных от храма отгоняли своими силами ещё на подходе. Причём, чтобы не устраивать скандал, делали так: говорили молодёжи: "Как только начнется богослужение, двери закроем до утра. Хотите провести всю ночь в храме? Будете с нами молиться?" Желающих не находилось – все мирно поворачивали обратно.

– Вам Господь не давал забыть, что христианская жизнь – это подвиг, что всякую Пасху надо выстрадать. А мы, похоже, начинаем это забывать... А в результате и Пасха проходит мимо нас: всё чаще слышишь от людей, что никакой пасхальной радости они на службе не испытывают, что праздники не задевают сердца...

– Своих трудностей и сейчас хватает, но ведь дело даже не в них... Беды и скорби у каждого есть – и у церковного человека, и у нецерковного. Но христианину должна сопутствовать радость от своего духовного подвига, от общения с Богом, от сознания величия Божия. Её надо взрастить у себя в душе, чтобы вместе с апостолом Фомой сказать: "Господь и Бог мой!" Эта будет Пасха не внешняя, не человеческая, а духовная, ангельская. Люди всё ещё по-язычески подходят к Богу: "Я столько молился, а мне не повезло. Я столько постился, а у меня такое искушение в семье!.." Это чисто языческое у нас: мы постимся и ждём, что Бог в ответ пришлёт нам благодарственную грамоту с печатью. Надо честнее относиться к своей жизни, к своей душе. Но сейчас много говорится о том, что пост – он не в воздержании от пищи, а в укрощении души... И всё-таки когда говоришь с верующими о посте, ни одного вопроса о духовном от них не слышишь... Людей интересует одно: что можно есть, а что нельзя... Значит, для них это по-прежнему важно. И, значит, важно напоминать снова и снова: "Благодать приходит через смирение, а смирение – через строгость и воздержание!" Без строгости мы никогда не почувствуем эту несказанную радость. Ведь взять прп. Серафима Саровского: он Пасху круглый год ощущал, а почему? От строгости своей жизни. Питался одной травой, а в душе и на устах непрестанно: "Христос Воскресе!" Для него Пасха продолжалась круглый год. Пасхальная радость не похожа на простую человеческую радость: это чувство небесное, его словами не объяснить.

Бед же хватает и сегодня. Вот наш Воскресенский собор: изу-мительное по красоте здание – второго такого в Луге нет. Но он до сих пор не восстановлен, и нет желающих помочь нам в его возрождении: ни администрация, ни предприниматели не спешат украсить родной город. И сердцем переживаешь, что люди не ценят труд своих предков. Но работа идёт – чудом Божиим, но идёт: к Пасхе надеемся завершить колокольню. Как-то по копеечке деньги появляются... Что же нам – плакать прикажете на Пасху, что храм до сих пор не восстановлен? Нет, мы лучше будем радоваться, что Господь даёт нам сил трудиться, что Он посылает нам какую-то помощь... Хоть капельку, да мы сделали – Бог позволил нам потрудиться, – и это достойная причина для радости. Так и всем советую: Бог дал нам возможность потрудиться Ему Великим постом, – будем радоваться этому. Бог позволил нам дойти до праздника Пасхи – это тоже радость. Радость рождается из подвига – понесём же то, что нам дано, и радость не минует нас.

Вопросы задавал Алексей БАКУЛИН