Лоскутки. Из зарисовок протоиерея Всеволода Чаплина

Меняется ли грех? Стал ли он в современном мире более "продвинутым"? Причины греховности остаются теми же, что и многие тысячи лет назад. Это гордыня, похоть, внутренняя нечистота, алчность, ненависть, эгоизм. А главное – отсутствие связи с Богом, неприятие Его благодати. Но, конечно, меняются обстоятельства жизни, и вместе с ними появляются новые разновидности старых по сути грехов. Раньше поклонники азарта увлекались костями и картами, сегодня они прикованы к игральным автоматам. В древние века те, кто горделиво пытался "расширить" возможности человеческой природы, прибегали к колдовству. Сегодня они эксплуатируют науку, экспериментируют с генами и органами.

Но вот что действительно меняет характер греха – так это новые мощные средства его пропаганды. Когда-то грех утаивали, сегодня его выставляют напоказ, призывая огромные массы людей повторять его. Само понятие греха стало вызывать раздражение у некоторых "лидеров общественного мнения". Этот термин объявляют наследием мрачного средневековья, а значит, чем-то недопустимым в общественном словоупотреблении. Если говоришь о грехе – тебе не место в школе, в крупных СМИ, в публичных дебатах. И то, что еще недавно повсюду считалось грехом, сейчас объявляется новыми гранями самореализации личности. Недаром католический епископ Джанфранко Джиротти, глава Апостольского пенитенциария – папской структуры, отвечающей за вопросы покаяния, – однажды сказал: "Грехи нашего времени имеют социальный резонанс... Причина тому – великий феномен глобализации. Сейчас как никогда важно обращать внимание на свои грехи, потому что их последствия будут значительнее и разрушительнее, чем раньше".

Трудно с этим не согласиться. Когда грех "поставляется на свещницу" и при этом объявляется нормой, иммунитет к нему утрачивается. Люди только со временем, подчас тогда, когда уже бывает поздно, начинают понимать: грех всегда ведет к разрушению и несчастью. Будь то грех "старый" или "новый", постыдный и дикий или "модный" и "продвинутый". Вот только тех, кто это понял на собственной судьбе, на телевидение не пускают...

* * *

Я часто спорю с католическими богословами о том, что такое естественный нравственный закон. Схоластическая теология говорит о нем как о незыблемом наборе норм, заложенных Богом в душу человека. Для меня очевидно, что нравственное чувство и совесть действительно присутствуют в каждом из нас, даже в самом закоренелом грешнике. Совершая грех, человек обычно понимает: он поступает неправильно. Но вот можно ли говорить о законе? То есть о четком наборе универсальных нравственных правил, сохраняющихся без проповеди, без воспитания, без воздействия общества на человека?

Хорошо известно, что многие народы в древности считали "нормальным" убийство родителей, беспорядочный секс, суицид, каннибализм. Только христианская проповедь привила осуждение всего этого. Посмотрим и на "цивилизованный" мир. В нем супружеская неверность и гомосексуализм объявляются нормой, пробивают себе дорогу эвтаназия, педофилия, крайний эгоизм... Многие люди совершенно убеждены: то, что считалось когда-то грехом, сейчас – обычное дело. Так где же здесь незыблемый закон?

Апостол Павел говорит об этом "законе" гораздо более осторожно, чем богословская схоластика: "Когда язычники, не имеющие закона, по природе законное делают, то, не имея закона, они сами себе закон: они показывают, что дело закона у них написано в сердцах, о чем свидетельствует совесть их и мысли, то обвиняющие, то оправдывающие одна другую" (Рим. 2, 14-15). Итак, речь идет о "законном", о "деле закона", о совести, о внутреннем борении пораженного грехом человека и, в конце концов, о том, что люди, не знающие Христа, "сами себе закон". Однако, по всему учению апостола, этого "закона" для спасения и для достижения нравственного идеала явно недостаточно.

В мире, где господствует грех, где отвергается Нагорная проповедь и Божия благодать, без которой невозможно исполнить высочайшие евангельские нравственные нормы, естественная мораль подвергается серьезнейшей эрозии. Да, нравственное чувство остается, да, голос совести полностью заглушить нельзя. Но уповать на незыблемость естественного нравственного закона, а тем более полагать его достаточным для жизни "светского" общества – по меньшей мере наивно.

* * *

В начале девяностых западные христиане привозили в Россию немалую гуманитарную помощь. Это очень помогло нашим приходам, монастырям, епархиям в момент, когда многие люди находились на грани голода. Но была ли такая помощь искренней? Правы ли были те, кто тогда говорил: "Вот, покупают души за похлебку"? Уверен, что миллионы простых людей на Западе оказывали такую помощь от чистого сердца, ничего не требуя взамен. Как не вспомнить студентов, которые работали на восстановлении наших храмов, прихожан, которые собирали вещи, церковных активистов, которые приезжали в далекую Россию, отдавали то, что привезли, и смиренно удалялись...

Были, конечно, и совершенно другие примеры. Иные миссионеры за пару банок консервов прямо требовали подписать бумажку, в которой по сути говорилось, что человек присоединяется к протестантской общине. Иногда молодых людей бесплатно возили в Европу или Америку, а там, толком ничего не объяснив, причащали на мессе или вовлекали в "евангельский кружок" с пятидесятническими молитвами. Наконец, некоторые руководители благотворительных обществ просто просили с ними помолиться. И, когда православные отказывались, страшно обижались и помощь больше не привозили. Между прочим, в последнем случае особого злого умысла не было – эти люди просто не привыкли, что не все, кто исповедует имя Христово, могут молиться вместе. Но поведение наших братьев и сестер по вере тогда было свидетельством, если только они вели себя доброжелательно и объясняли, почему не молятся с инославными. Или антисвидетельством – если они просто "воротили нос", уклоняясь от разговора.

* * *

В российском законе "О свободе совести и о религиозных объединениях" ясно говорится: "Наименование религиозной организации должно содержать сведения о ее вероисповедании. Религиозная организация обязана указывать свое полное наименование при осуществлении деятельности". К сожалению, никакой ответственности за нарушение этого положения не предусмотрено. В результате обычной практикой стала "конфессиональная анонимность": миссионеры не говорят, какую церковь или общину представляют. При этом они утверждают, например, что проповедуют надконфессиональное "христианство вообще". Или даже мимикрируют под Православие.

Вручили мне однажды приглашение посетить в кинотеатре курсы по изучению Библии. На листовке – надпись славянским шрифтом: "Заокская духовная семинария" и фото профессора с бородкой и длинными волосами. То, что речь идет об адвентистах седьмого дня, из адресатов приглашения понял, наверное, лишь я один. Причем только потому, что знал: адвентистская семинария находится в поселке Заокское Тульской области. А вот еще пример. В северном поселке Ревда действует "Заполярная христианская миссия милосердия". Ее руководители дают понять, что их социальная работа по излечению наркоманов и алкоголиков вроде бы не связана с религиозной проповедью. И одновременно говорят, что лечат трудом и молитвой. Естественно, молитва – пятидесятническая. Если это не лукавство, то что?

Владимир Семенко однажды хорошо об этом написал: "Все разговоры о том, что "евангелизация" должна быть принципиально отделена от той конкретной конфессиональной, социокультурной и тому подобной традиции, к которой принадлежит данный народ, поскольку предание заслоняет Христа, – самое настоящее лукавство... Совсем отделить веру, Евангелие от конфессиональной и культурной традиции народа – значит просто связать ее с какой-нибудь другой традицией! "Традиция" все равно будет, и если она не будет православной, то будет, например, протестантской"! И нам нужно прямо об этом говорить. В том числе не стесняясь свидетельствовать о явных нарушениях закона, не говоря уже о нормах христианской этики.

* * *

Религиозная безграмотность после советских лет была чудовищной. Один батюшка рассказывал, как в начале девяностых только что открывшийся монастырь посетила экскурсия. Прилично одетая дама, умильно взирая на иконы, говорит свой спутнице:

– У моей бабушки бог был Николай Угодник. У мамы – икона Казанская. А я вот выбрала себе в бога Смоленскую.

Сам слышал в эти же годы от рабочего в музее такую "интерпретацию" барочной скульптуры архангела Михаила, одетого в ниспадающую тунику:

– А это вот святой у нас. Бог апостол, голый.

Такой "образовательный уровень" попадался даже у людей вроде бы воцерковленных! Тот же священник встретил в паломничестве заслуженного сельского пономаря со старухой женой, которая ему и говорит:

– В Киеве были, там игуменья уж так принимала, так принимала! Крест с мощами подарила – там и Иоанна Богослова мощи, и Варвары мученицы, и Самого Спасителя!

– Мать, ты что, про Воскресение не знаешь? – спросил священник.

– Я тебе говорю: Самого Спасителя.

Как прекрасно, что сегодня таких "откровений" почти нигде уже не услышишь!

* * *

Из иподиаконских историй. Архиерей выходит из храма после службы. В дверях перед папертью застряла старушенция. Не пускает стайку девиц, кричит:

– Шалавы, шлюхи! В чем в храм пришли! Срам! Вон отсюда!

Владыка трогает ее за плечо посохом, говорит:

– Мать, уймись. Архиерея пропусти...

Та – ноль внимания. Иподиакон рассказывает: "Судя по всему, глухая была. Кричала ведь так, что на весь храм было слышно! Подождали минуту. Бабка, кстати, подпрыгивала и вращалась вокруг своей оси, как соковыжималка советского производства. В конце концов повернулась к архиерею". И продолжает визжать:

– Дуры размалеванные! Вон из храма! Не пущу!

"Видать, еще и слепая была, – заключил рассказчик. – Но какая энергичная! Нам бы так"...

* * *

Девушка приходит к священнику за "благословением на пирсинг". Батюшка отвечает:

– Все дырки, какие тебе нужны, Господь и так уже создал. А будешь говорить глупости – одну из них может и закрыть!

* * *

В дискуссии с одним примирителем Православия и "современности" неожиданно для себя я произнес: "Человек – яко трава... Вот и все его права"! Мой собеседник хотел что-то ответить, задумался, да так и не произнес не слова.

Газета "Православная Москва"