О монастырях и монашеской жизни

Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства, досточтимые владыки!

Вновь мы обращаем наше соборное внимание на современную монастырскую жизнь. Нет нужды говорит о том, что за последние 15-20 лет общая картина монашеской жизни в нашей Церкви претерпела столь существенные изменения, каких не было ранее в истории. Действительно, подлинным чудом является столь бурное и масштабное возрождение обителей иноков и инокинь, возобновление традиционной деятельности монастырей как в области устроения внутримонастырского порядка, так и в сфере многообразного служения, которое осуществляют обители в просветительском, миссионерском, социальном и других направлениях. Слава Богу, стало возможным, обратилось в реальность наших дней то, о чем не могли даже помыслить многие из нас, кто отчетливо помнит состояние церковной жизни на рубеже 1980-х – 1990-х годов.

В этой связи особое слово хочется посвятить актуальному вопросу, на который уже неоднократно указывал Святейший Патриарх в своих Первосвятительских обращениях – на внутреннюю жизнь наших обителей, на то, как понимается иноками и послушниками цель и содержание этого особого жизненного пути – пути, на который встает человек, по милости Божией обретший в себе силы и решимость услышать евангельское призвание: "вы – соль земли... вы – свет миру" (Мф. 5, 13-14). К сожалению, приходится констатировать, что глубоко осознанного восприятия тех принципов монашеского бытия, которые заложены его основоположниками и продолжателями их подвига в истории Православной Церкви, мы в современных обителях почти не находим.

Святитель Игнатий (Брянчанинов), епископ Кавказский, говорит: "Монашество и монастыри учреждены были Святым Духом чрез избранных сосудов Его, преподобных Отцов: восстановление монастырей, в прежней духовной красоте их, если это восстановление входит в состав предопределений Божиих, может последовать только действием особой благодати Божией, чрез посредство таких же достойных орудий". Что можно сказать? Обретаются ли таковые "достойные орудия" сегодня? Если сказать нет – погрешим против правды Божией, ибо кем иным, как не Духом Господним, Его благоволением и благодатью возвышены современные обители на своих древних, исконных местах, столь недавно являвших собою руины и "мерзость запустения" (Мф 24, 15)? Десятки и десятки тысяч тружеников во Христе в новейшее время понесли и продолжают совершать труды в благом деле восстановления монастырей и поруганных святынь. Это настоятели, наместники и настоятельницы, это послушники и послушницы, иноки и инокини, трудники, боголюбивые миряне, которым да воздаст Господь сторицею за добрые их сердца и любовь к отеческим святыням.

Однако и вполне утвердительный ответ дать было бы опрометчиво, так как изо дня в день в стенах возрожденных обителей приходится сталкиваться с непониманием смысла монашества и, как следствие, с различными проблемами устроения внутренней жизни самих монастырей и лично насельников и насельниц.

В чем же дело? Проблема эта далеко не нова. В начале XX века знаменитый проповедник, ученый и духовный писатель архиепископ Никон (Рождественский) восклицал: "С глубокой скорбью приходится наблюдать, что монашество наше в духовном отношении все более и более опускается, и становится страшно за ту великую идею, за тот святой идеал, носителем которого должно быть иночество. Духовная жизнь гаснет в нем, а без нее и самое монашество теряет смысл...". Если тогда столь остро стояла проблема, которую прямо следует именовать духовным оскудением, то о чем говорить сейчас, когда мы продолжаем переживать последствия семи десятилетий оторванности большинства наших соотечественников от церковной и, тем более, монашеской традиции? В монастыри приходят и становятся послушниками все те же люди с их слабостями и страстями. Вот только слабости и страсти гораздо острее проявляются в наше время повсеместного выхолащивания духовных начал из жизни мира, время вседозволенности и всеобщей распущенности.

И тем не менее, разве потускнели в церковном сознании образы таких великих подвижников прошлого как преподобные Антоний и Феодосий Печерские, Сергий и Никон Радонежские. Иов Почаевский, Серафим Саровский, Паисий Величковский, Амвросий Оптинский, Варнава Гефсиманский и многие сотни и тысячи других светильников русского монашества? Разве можно не назидаться примерами их святой жизни, которая, в свою очередь, вдохновлена подвигами могучих отцов-пустынников, отшельников, гигантов духа, подвигоположников и начальников монашества, которым Церковь усвоила наименование Великих?

Сейчас все возможно, все открыто и свободно доступно. Никто не преследует за веру, никто не принуждает человека в его нравственном выборе. Но вспомним исторический факт: во времена императора Константина Великого христиане стали уходить из городов в пустыни после издания им знаменитого Миланского Эдикта о равноправии вероисповеданий и, тем самым, даровании свободы христианству. Они бежали в пустыни от благополучной, устроенной, внешне свободной жизни, избавленные от преследований и тяжких страданий! И в нашей отечественной истории возрождение иноческого духа с невероятным умножением числа обителей произошло в период, непосредственно предварявший Куликовскую битву и после нее, когда воспрял дух русского народа и он, обретая внешнюю свободу от ненавистного бремени монгольского ига, ощутил потребность в подлинной внутренней свободе, что стало возможным благодаря преподобному Сергию и его школе – сонму святых его учеников. По мысли В.О. Ключевского, в тот период монашество возрастало не из-за бедственного положения общества, а во имя нравственных идеалов; оно не было отрицанием мира во имя враждебных миру начал, а отречением от мира ради идеалов, непосильных для мира.

Это и хотелось бы видеть в тех, кто переступает порог монастыря сегодня, – стремление к отречению от мира ради ценностей и идеалов, которые не могут осуществиться в миру, ибо для него непосильны.

Монашество было, есть и пребудет цветом христианства. Если этот цвет оскудеет и завянет, то не придется ждать и зрелого плода, то есть не будет великих носителей духа и истины Христовой, подобных тем, которые на тысячелетия вперед освятили путь Православной Церкви и тем, которые просияли в нашем Отечестве. Они рождались в разные исторические эпохи – й в краткие периоды благополучной жизни, но большей частью во времена смятений и испытаний. Своим духовным подвигом и святой жизнью они указывали страждущим душам путь подлинного призвания человека, путь к Небесному Отечеству.

Увы, сегодня молодой, да и не совсем молодой по человеческому возрасту христианин, под впечатлением доступной в своем многообразии душеполезной литературы, получив минимальный опыт богослужебной жизни и участия в Таинствах Церкви, решается поступить в монастырь, не осознав с достаточной ясностью цели и ответственности своего жизнеопределяющего поступка, не получив должного духовного руководства в приходской жизни как мирянин. Более того, возвышенно-наивное представление о монашеской жизни постепенно в нем разрушается, так как выясняется, что на практике необходимо навыкать труду и молитве, нужно менять себя и становиться на путь постоянного, неуклонного преодоления самости и своеволия. Не определив для себя изначально должной иерархии жизненных ценностей, даже не попытавшить осознать предназначение монашеского пути, духовно несозревший для иночества послушник или новоначальный инок начинает "скатываться", все ниже и ниже опускаясь в духовно-нравственном отношении. Даже из того немногого числа насельников и насельниц наших современных обителей сколько мы замечаем тех, кто лишь номинально носят подрясник, а то и рясу, а на деле духа иночества так и не приобщились!

Конечно, если бы в обителях, да и, как видим, в приходской жизни, были духовники, воспитанные и укорененные в церковной традиции, на личном опыте знающие, "что такое духовная жизнь и как на нее настроиться", ситуация бы могла быть иной. Однако духовники и старцы не могут появиться сами по себе, они воспитываются десятилетиями и рождаются в долгих молитвенных и аскетических трудах, постепенно возводящих человека к высотам созерцания путей Божиих. Невозможно предположить, чтобы в наших монастырях сейчас повсеместно трудились бы опытные духовники, возделывая ниву духовную. Следовательно, в условиях отсутствия таковых опытных наставников особая ответственность ложится на настоятелей и настоятельниц. И здесь необычайно важно, чтобы каждый настоятель, наместник и настоятельница имели в своем личном опыте пройденную школу послушания и были способны во всем подать пример и выдержанный в церковной традиции духовный совет. Только в этом случае к пострижению будут рекомендоваться достойные послушники, а тем, кто ошибся в выборе пути, будет дана возможность здраво оценить свои намерения и своевременно, без тяжелых душевных травм вернуться к полноценной приходской жизни в качестве мирянина. В этом случае можно будет надеяться на сокращение числа тех, кого с горькой иронией относят к так называемой "шаталовой пустыни", кто, получив постриг и даже, что нередко, рукоположение, переходит из одной обители в другую, ища "своего, а не того, что угодно Иисусу Христу". "Внимайте себе и всему стаду, в котором Дух Святый поставил вас блюстителями" (Деян. 20, 28), – эти апостольские слова должны быть каждодневным руководством для настоятелей и настоятельниц.

От них же во многом зависит и то, чтобы братия или сестричество сознавали себя и жили как одна семья, в которой не противоречат друг другу и не считаются в трудах, где все соучаствуют в общем деле созидания обители на земле и каждый – обители Христовой в своем сердце, где "вся... любовию да бывают" (1 Кор. 16, 14) и где настоятель или настоятельница первый всем работник, и молитвенник, и слуга.

Замечу, что очень важно, особенно для новоначальных, пореже выходить за пределы монастыря – только по послушанию или же при крайней личной необходимости, на основании рассудительного благословения настоятеля или настоятельницы. Не менее важно, чтобы в монашеских келиях не допускались лишние предметы интерьера и, тем более, роскошь. Во всем должны быть приличествующие монашескому званию скромность, выдержанность и порядок. О каком нестяжании и духовном возрастании можно говорить, если в келиях имеются телевизоры, компьютеры с доступом в интернет и тому подобное? Теперь, наверное, и без интернета не обойтись, тем более, что в эту "всемирную паутину" включено немало православных информационных ресурсов. Однако доступ послушника или инока в интернет должен быть обусловлен и ограничен исполняемым послушанием (связанным, например, с ведением сайта обители, издательской, миссионерской, душепопечительской или иной полезной деятельностью, а также с получением духовного образования). Но для этого необходимо устраивать особо отведенные помещения, а не устанавливать компьютеры в келиях, где место уединенной молитве, назидательному чтению и навыканию созерцательной жизни. В этом нет ничего "несовременного" или "ретроградского". "Кесарево кесарю, а Божие Богу" (Мф. 22, 21). Встал на путь иночества – стремись к той инаковости, неотмирности, к которой почувствовал призвание, голос Божий в своем сердце.

Привнесение духа "мира сего" в монашескую жизнь отмечалось и в прошлом. Но оценка этого явления никогда не изменялась, оставаясь строго отрицательной.. Необходимо не "осовременивать" жизнь монастырей, а стараться прикоснуться к тому великому наследию, которое на протяжении многих веков созидалось святыми Отцами и вошло в Предание Церкви. Сегодня мы нередко становимся свидетелями, когда церковные люди, даже пастыри, и в том числе монашествующие, "ничтоже сумняся" выдвигают вольные обновленческие тезисы касательно богослужения, постов, отношения к иерархии и другим установлениям, не нами, а соборным изволением Церкви и многими поколениями святых подвижников испытанным и утвержденным. Подобное безрассудство говорит о духовной обедненности, скудости подобных "реформаторов", не желающих видеть и хранить богатейшее сокровище, именуемое традицией Церкви, которое дано нам не для разорения, а для соблюдения.

В каждой обители немаловажно верное сочетание труда и молитвы, которые святые отцы именуют двумя крылами, которыми подвизающиеся воспаряют в обители вечной жизни. В монастыре непременно должны совершаться уставные богослужения суточного круга, присутствие за которыми всей братии или сестричества обязательны. Также обязательно присутствие за общей трапезой, которая, как известно, является продолжением богослужения. Во всяком случае, отсутствовать за ежедневной полунощницей и литургией можно лишь по причине телесного нездоровья, и первый, кто должен подавать пример заблаговременного прихода в храм для соборной молитвы – это настоятель или настоятельница. Хорошо, если в обители ежедневно совершаются все уставные суточные службы. Однако необходимо соблюдать умеренность, соизмерять их продолжительность с келейным правилом и трудом возложенных послушаний, не перегружать насельников и насельниц. Никакой необходимости нет в том, чтобы стремиться ввести сразу всю полноту уставов, которыми жили обители в прежние времена, но необходимо ввести постоянный ритм внутримонастырской, прежде всего, молитвенной жизни, который распространяется на всех насельников.

Итак, со стороны монастырского начальства необходимы рассудительность, чуткое внимание и стремление во всем соблюдать умеренность.

То же относится и к труду. Монастырь – это не строительная артель, не аграрное хозяйство, не швейная мастерская, не рыбный промысел, не хлебопекарня, не книгоиздательство, не приют, не богадельня, не школа для обучения детей и тому подобное. Из того, что все перечисленное входит в традиционные монастырские послушания, вовсе не следует, что эти нужные и полезные заботы должны в иерархическом отношении занимать первые места. Подобного рода деятельностью можно успешно заниматься в миру, зачем же поступать в монастырь? Не надо оправдывать чрезмерное увлечение хозяйственными заботами необходимостью поднимать обитель и обеспечивать ее материальные потребности. Монашеская обитель – это совершенно иного рода и иной природы организм. Другое дело, что в монастыре абсолютно недопустима праздность, и в идеале у каждого послушника вовсе не должно быть свободного времени. Об этом говорят и святые отцы, предупреждая, что праздное времяпрепровождение в обители приводит к развитию страстей и развращает человека. Особенно это относится к неокрепшим духовно, едва вступающим на путь иноческого делания и ангельской жизни. Но и валиться с ног от усталости братья или сестры не должны, это неполезно, и, опять же, особенно может поколебать дух новоначальных. Жизнь в обители должна зажигать в человеке тихую, немеркнущую радость, поселять в душе мир от предания всего себя в руки Божий. Если этого не происходит, если брат или сестра замкнуты, угрюмы, проявляют немирность, ропщут, то настоятелю или настоятельнице это должно указать на необходимость уделить больше внимания этому брату или сестре и, заодно, проверить себя, свои решения – все ли в порядке во вверенной обители?

Связанный с вышесказанным вопрос внутримонастырской дисциплины поднимался уже не раз. В монастыре каждый без исключения во внебогослужебное время должен нести послушание сообразно своим силам и способностям. Это дисциплинирует, создает порядок, от которого зависит монастырское благоустройство в целом. Однако если ограничиться только внешне-принудительным аспектом дисциплины, то будет утрачен первоначальный смысл послушания, ибо послушание лишь из страха вызвать недовольство у начальствующих лишено подлинного основания. А таковым основанием может быть только одно – сознание постоянного присутствия Божия и, соответственно, боязнь огорчить Господа и Его любовь своим нерадением, своей безответственностью. Послушание без любви становится наемничеством или, того хуже, каторгой. Не должно такому быть в монашеской среде.

Крайне важно понимать, что монастырь является школой, в которой воспитывается дух гражданина Небесного Отечества. Монастыри предназначены для спасения душ желающих жить по заповедям Христовым не только их внешним исполнением, но и подвигом постоянного самоиспытания, самопреодоления, неусыпной борьбы с собственным внутренним ветхим человеком. Но в современном обществе мы все чаще встречаемся с искаженным пониманием предназначения монастырей и монашеской жизни. Поскольку "дух мира сего" с разных сторон пытается вторгаться в церковную и, конечно, иноческую жизнь, то сейчас принято много говорить о социальном служении монастырей и вовсе понимать их как некую социальную структуру. Понятно, что никто не отменяет евангельского долга каждого христианина, каждой церковной общины накормить голодного, напоить жаждущего, одеть не имеющего одежды, посетить больного и в узах пребывающего. Но если мы из средства достижения цели делаем саму цель, то подлинную цель нашего земного бытия подменяем ложью. Заметим, что подобного рода практика социальной деятельности свойственна, например, католическим благотворительным орденам. Но как в монастырях можно видеть некий социальный институт? Православная традиция целью христианской жизни ставит стяжание Духа Святого, и об так ясно свидетельствуют жития святых, об этом неустанно напоминал преподобный Серафим Саровский.

Вызывает тревогу уровень духовной просвещенности и элементарной образованности насельников и насельниц наших монастырей. Речь не идет о священнослужителях, каждый из которых непременно должен иметь богословское образование на уровне не ниже духовного училища, а если возможно – семинарии. Диву даешься, как некоторые послушники, по нескольку лет прожившие в монастыре, не могут двух слов связать, если попросить их разъяснить православное учение догмата о Святой Троице, не могут ответить, в чем сущность Евхаристии и для чего необходимо причащаться, в чем смысл Таинства Елеосвящения, каково историческое происхождение и духовное значение того или иного двунадесятого праздника, для чего созывались Вселенские Соборы, почему Церковь прославляет святых, чтит их мощи и воздает почитание святым иконам. А ведь с подобными вопросами к ним могут подходить и подходят миряне. Не всякий послушник способен дать краткий ответ и смиренно посоветовать обратиться за разъяснением к священнику. А для светского человека слово о вере и Церкви, услышанное от одетого в подрясник, авторитетно. Невладение младшей братией элементарными основами православного вероучения на уровне Катехизиса, незнание основных событий церковной истории просто недопустимо, поскольку не может быть допустимо даже для воцерковленного мирянина. Вследствие невежества, помноженного на самомнение, из монастырской среды исходят, к сожалению, всякого рода псевдодуховные небылицы, эсхатологические настроения и прочее, далеко отстоящее от традиции жизни церковной.

Немалую скорбь доставляет архипастырям вопиющее нежелание некоторых насельников с благоговением относится к мнению Священноначалия и иерархов. Монашествующие должны служить примером послушания и подлинного понимания значения иерархии в жизни человека и, тем более, в жизни Церкви. Некоторые, едва приняв пострижение или облекшись саном иеродиакона, уже дерзают высказывать суждения, противоречащие позиции архиерея и даже Патриарха. К таковым, столь поспешно забывающим о принесенных Богу обетах и данной церковной присяге, необходимо применять надлежащие меры, в том числе канонического характера, дабы они не служили соблазном для окружающих и не развращали добрые нравы остальной братии (см. i Кор. 15, 33). Инок и инокиня не вправе относиться к мнению Патриарха, правящего архиерея, своего настоятеля или своей настоятельницы иначе, чем с благоговением. В противном случае это уже не полноценный монашествующий, пребывающий в любви Божией, а человек, зараженный духом гордости, духом неприязни и розни мира сего.

Каким же должен быть настоящий монастырь и каким должно быть внутреннее устроение монашествующего?

Пребывая в монастыре, в добровольном отречении от мира, инок живет ожиданием и упованием, что в его немощи совершится сила Божия, и учится всего себя вверять благодати Божией. Если он приходит в монастырь с заранее определенными планами, уже сформировавшийся как личность, со своими симпатиями, антипатиями, притязаниями, со своей человеческой волей и принципами жизни, то как Бог может что-либо сделать с ним? Каждый человек наделен свободой, вправе выбирать и определять свой жизненный путь. Но монах – это тот, кто относительно себя не помышляет никаких перспектив и решений, поскольку всецело принадлежит Богу, добровольно и безраздельно отдал себя Церкви. И поэтому Бог всегда, в любой момент может потребовать от него всего, что хочет. Инок – это тот, кто находится в постоянном напряжении воли и духа, кто однажды пережил в себе момент избрания Богом, Божественного посещения, личного мистического осознания себя орудием в руках Божиих, преданного через постриг Его воле и вступившего в область личных взаимоотношений с Богом. Все, что от него требуется – отказаться от собственного "я" и подлинно, на деле стать человеком Божиим. Возможно только на пути самоотречения, такого глубинного осознания предназначения человека и цели жизни, чтобы можно было, как ни удивительно это звучит для современного мира, – самоупраздниться для того, чтобы наполниться Богом. Подобно тому, как говорит апостол Павел в 1-м Послании к Коринфянам: "незнатное мира и уничиженное и ничего не значащее избрал Бог, чтобы упразднить значащее, – для того, чтобы никакая плоть не хвалилась пред Богом" (1 Кор. I, 28-29), монах должен упразднить свои мечты, оставить всё, стать ничего незначащим, несуществующим для людей, расписаться в собственном бессилии, стать для мира неудачником, одним словом, "потерять душу свою" ради Христа, чтобы обрести ее (см. Мф. 16, 25) воссоединенной с Творцом. И если инок добровольно, ненасильственно следует этому пути, если оказывается способным на такое внутреннее преображение, он, по слову преподобного Серафима Саровского, обретает "дух мирен", становится "солью земли" и "светом миру" (Мф. 5, 13-14) – тем незыблемым основанием, на котором Бог созидает его спасение и спасение тысяч вокруг него.

Итак, монашеская жизнь – это жизнь духовная, полностью личная и уединенная – не в смысле удаленности от братии или сестер (не будем забывать, что отшельничество или затвор во все времена были уделом избранных подвижников, считанных единиц, которые долгим подвигом очищали собственное сердце) и не в смысле отстраненности от проявления к ним любви, а в смысле личного и непрестанного предстояния перед Богом. Это жизнь, которая движется послушанием и воздержанием, которая легко и радостно восполняется мнением другого, духовно более опытного человека или иерархически старшего – духовного наставника, старца, наместника, настоятельницы, старшего брата или сестры. И пусть это мнение будет несовершенным, немощным, даже пристрастным и несправедливым, но послушание инока другому человеку будет преодолением гордости, свидетельством его отказа от самомнения, от собственного "я". Этим обретается настоящая свобода, в христианском ее понимании – свобода самодостаточного человека, отказавшегося от каких бы то ни было вожделений, от чего бы то ни было значимого в мире, огражденного от действия страстей и не допускающего в себе рабства греху и смерти.

Монашеская жизнь – жизнь трудная. Как говорил современный подвижник старец Емилиан, почетный настоятель афонской обители Симонопетра, "она находит себе оправдание, если наполнена мудростью, свободой, радостью, осознанием присутствия Божия. Она есть жизнь, по человеческим понятиям, мученическая. Это мучение ради Бога, которое является предвкушением бессмертия, Царства Небесного, неизреченной райской радости. Поэтому она должна быть трудной".

Содействию такой жизни и такому воспитанию иночествующих и призван служить монастырский организм. Если внутренняя жизнь обители не подчинена этому стремлению, если монастырь не являет собой подобную школу духа, то назвать его монастырем в истинном понимании слова невозможно. Об этом самое время задуматься сейчас, когда изволением Святого Духа сотни монашеских обителей возрождены к бытию, и в каждой из них подвизаются те, кто желает посвятить или уже посвятил свою жизнь Богу. Это те, кого Господь призвал "подвигом добрым" подвизаться, чтобы немеркнущий свет жизни со Христом и во Христе был евангельским свидетельством миру и пребывал в нем до скончания времен.

Приглашаю вас, дорогие и досточтимые владыки, к беседе и обсуждению на пользу общую этих и других вопросов монашеской жизни.

Благодарю за внимание.