Россия – это много маленьких храмов

Невозможно строить храмы в перерыве между спорткомплексом и магазином. Поэтому в архитектурных институтах необходима специализация по церковной архитектуре – убежден главный архитектор Товарищества реставраторов Андрей АНИСИМОВ. По его мнению, настоящей храмовой архитектуры у нас нет с конца прошлого века, и, как ни странно, русский модерн – одно из немногих направлений, сохранивших ее подлинные традиции. О проблемах церковной архитектуры Андрей АНИСИМОВ рассказал нашему корреспонденту Леониду ВИНОГРАДОВУ.

СПРАВКА

Андрей АНИСИМОВ родился в 1960 году. В 1983 году окончил МАРХИ. В 1984 году принял крещение. С 1985-го по 1988 год работал главным архитектором города Кагалыма Тюменской области. Уже почти 20 лет проектирует и строит только храмы. В 1994-м организовал товарищество реставраторов "Мастерские Андрея Анисимова".

Церковь в виде апельсина?

– Андрей Альбертович, есть ли стиль, который считается недопустимым в храмовой архитектуре, или церковь можно строить в любом стиле, было бы красиво?

– Архитектор никому не может диктовать или запрещать. Строительство любого храма курирует священник, чаще всего будущий настоятель. Он заказчик. Архитектура храма во многом зависит от его знаний, культуры, вкуса. Но если заказчик обратится к нам, то должен знать, что проект будет сделан в стиле архитектуры до XVII века или русского модерна начала XX века. Не просто потому, что нам так нравится, но мы считаем, что развитие церковной архитектуры было прервано революцией, и, если учимся строить с нуля, должны обратиться к опыту мастеров начала XX века, изучить его. Когда научимся строить как они (о древних мастерах я уж не говорю), можно попытаться двигаться вперед.

Но храмовая архитектура должна развиваться естественно, то есть не нужно сидеть и что-то придумывать. В церковном зодчестве не должно быть специального элемента придумывания "чего-то нового". Можно предложить новый дом, виллу всю в стекле – например, недавно Норман Фостер предложил проект дома в Москве в форме разрезанного апельсина. Может, это и хорошо, но я этого не понимаю, меня не трогает, как он сделал башню в виде огурца в Лондоне, испортив весь Лондон. В Москве он сделает апельсин или еще что-то плодовоовощное, в Питере поставит какую-то кукурузину. Я бы не стал делать храм в виде апельсина.

У нас в советское время преподавали: "Церковные художники были скованы канонами". Но я не чувствую себя чем-то скованным, у меня даже желания не возникает сделать храм в форме трактора. У меня нет ощущения, что "эх, вот мне бы...". Посмотрите на Рублева, что, он был скован канонами? Или на Дионисия? Попробуйте, нескованные каноном художники, так напишите! У тех мастеров был полет, они были раскованны, им эти каноны в радость были.

Архитектор, который строит храмы, если будет гнаться за модой, хай-теком, Фостером, может крепко проиграть. Мода изменится, и храмы станут никакими, останется только проявления его "я", которое будет показывать, что вот архитектор что-то построил в стиле хай-тек.

– А по каким критериям можно определить каноничность храма?

– Каноны в церковной архитектуре не установлены так, как в иконописи, но каждый элемент храма имеет символическое значение. Низкий притвор – мы еще на земле, делаем последние поклоны перед входом в храм. В храме уже совсем другое пространство, куб храма – символ мира. Первый ярус изображает земную жизнь святых, поэтому там полумрак – окна не нужны. Церковный архитектор не будет делать окна шириной полтора на два метра в первом ярусе храма, чтобы, как многие заказчики сейчас говорят, в храме было светло. Окон на первом ярусе не должно быть, должны быть узкие окна на втором ярусе, чтобы свет шел сверху, как бы из горнего мира. Главка – символ Христа, духовного горения, крест на куполе венчает весь мир.

Каждый геометрический или конструктивный элемент храма что-то означает, является символом чего-то. Например, я захотел сделать храм в плане пятнадцатиугольный. Но что будут означать эти пятнадцать углов? Церковь – это не просто красота, прочность, польза, это – символ. Если в храме какой-либо элемент не несет символического значения, он превращается в пустую архитектурную деталь. Пример – колоннада Казанского собора в Петербурге. С точки зрения организации площади, привлечения внимания к храму это гениальное художественное решение. Колоннада формирует площадь Казанского собора, привлекает внимание людей к храму, направляет их к главному входу (а он там не западный, как положено, а северный). Но никакого духовного содержания в этих колоннах нет. Это не церковная архитектура (не весь собор, а именно колонны). И на фасаде Исаакиевского собора много ненужной мишуры. Откинем ее мысленно, и останется основа – крестово-купольная система. Остальное, на мой взгляд, для храма не очень нужно.

– Вы считаете древнерусскую храмовую архитектуру образцом и во многом ориентируетесь на нее. Как же тогда можно объяснить феномен собора Василия Блаженного? Это признанный архитектурный шедевр, но для прихожан он совсем не приспособлен – они туда просто не поместятся, там же очень тесно внутри!

– Как и в Вознесенском храме в Коломенском. Это замечательные храмы-памятники, в которых на престольный праздник служат литургию или молебен, но они изначально строились не как приходские храмы, а как царские, не предназначенные для общего посещения. А для общего посещения были Успенские соборы в Москве и Владимире, София Новгородская. И новгородский Софийский собор, и Успенский во Владимире – они громадные, но там чувствуешь себя уютно за счет высот, решения внутреннего пространства, там маленькие придельчики, какие-то места, где можно исповедаться. Дух русского храма там есть. Московский Успенский собор не такой – потому что строили итальянцы. В католическом храме обычно громадное пространство, человек теряется, а наш храм всегда уютный и камерный. В соборе святого Петра в Риме я, например, чувствую себя как на вокзале или на торговой площади. Потому что это не просто огромное, но и плохо организованное пространство – неимоверного размера скульптуры, негде помолиться. А в Софии Новгородской мне так же уютно, как в небольшом храме Покрова-на-Нерли. Чего не могу сказать о многих московских и питерских храмах XIX века. Есть площади, масштаб, сверкающее и горящее, а вот сдержанной и в то же время высокой духовности в этой архитектуре нет.

В начале XX века наблюдалась положительная тенденция, даже небогатые деревенские храмы были сделаны со вкусом. Настоящая же картина современного церковного строительства в России, к сожалению, довольно печальна: в основном это безвкусная эклектика с попытками самовыражения, собственными представлениями об идеальном храме. Но все же ситуация постепенно меняется. Сейчас картина мне напоминает вторую половину XIX века, когда начал формироваться русский стиль, происходит переход от классицизма к неорусскому стилю. Это еще не сложившийся, но складывающийся русский стиль, он еще не оформился. В таком стиле выстроен Валаам, например.

Особняк с крестиком

– Но храм, наверное, должен вписываться в городской ансамбль?

– Не думаю. В послепетровскую эпоху, Казаков, например, мог строить дворцы и тут же строить храмы. В XIX веке, действительно, храмы были включены в общую городскую застройку: особняки, особняки, потом такой же особняк, только с крестиком. Меня это немножко угнетает. На мой взгляд, так происходило потому, что церковная архитектура в XVIII-XIX веках перестала существовать как таковая. Ведь если из храма XIX века убрать завершение с крестом, будет хорошая усадьба. А попробуйте с Софии Киевской убрать "главку" – не получится. Потому что это единое сооружение. Хотя в том же Петербурге, безусловно, есть шедевры, но церковной архитектуры как целостного явления в этот период в Петербурге нет.

Если все время пытаться вписываться, подстраиваться под современный мир, недолго и к протестантизму прийти. Как можно вписать храм в современную архитектуру? Сейчас в Москве строят Сити – стекло и бетон. Храм же – образ райского сада, а райский сад не может быть из стекла и бетона. Хотя строят... В храме на Поклонной горе стеклянные витражи, свет туда идет со всех сторон. Такое современное решение, возможно, имеет смысл для светского сооружения, но не для храма. Это не в традиции церковной архитектуры, и никогда так православные храмы не строили. Но архитектор наверняка согласовывал проект со священниками, получил благословение, значит, некоторые священники считают такое новаторство удачным. И многим нецерковным людям это нравится – к нам часто обращаются светские заказчики (попечители, благотворители), которые говорят: хотим такой же храм, как на Поклонной горе. Их право, но мы так не проектируем. Поэтому всегда предлагаем заказчикам альтернативные варианты, объясняем, как будет освещаться храм, но, если уж они настаивают на своем, извиняемся и предлагаем обратиться к другим специалистам. Мы храмы из бетона и алюминия не строим.

– А чем для храма неприемлем бетон?

– По нескольким причинам. Я не о фундаменте говорю, фундамент, конечно, бетонный делаем. Но сам храм... Во всем механистичном нет человеческого тепла. Поэтому и икона должна быть написана иконописцем, а не отпечатана полиграфическим способом, и храм надо строить руками. Мы с вами сейчас не в храме находимся, но посмотрите на эту кирпичную стену и на стену напротив – гипсокартонную, обшитую. Видите разницу? Кирпичная – живая, потому что сделана людьми!

Кроме того, бетон не пропускает воздух, поэтому, какие кондиционеры в храме ни поставь, все равно будет в нем в зависимости от погоды либо душно, либо сыро. А вот влагу бетон в себя впитывает, и темперная роспись на нем невозможна. С акустикой в бетонных храмах просто беда. Я со многими батюшками общался, которые служат в новых бетонных храмах, и все они жалуются на акустику. В девяностые, когда впервые после революции в России стали строить новые храмы, мало кто в этом разбирался, вот и понастроили из бетона.

Но бетон не единственный материал, который не годится для храма, хотя сегодня многими используется – чаще по бедности заказчиков. Нам недавно храм заказали, но сказали, что на свод денег нет, поэтому в проекте он был из железобетонных плит. Но это уже не свод, и мы предложили им сделать за те же деньги настоящий свод из кирпича. Сейчас как раз его делаем. Еще некоторые делают металлоконструкции с подвесными сводами. Все это бутафория, о которой меня мой духовник, отец Иринарх, предупреждал еще в начале моей деятельности. В театре бутафория (фанерные декорации, постановочный свет) уместна – там лицедейство. А в храме нет места бутафории, здесь все по-настоящему: писаные иконы, благородно потемневшие латунные подсвечники, потемневшее золото, руками людей сделанные стены. В этом красота! По крайней мере, для меня.

– Почему же вам близок модерн начала XX века?

– В начале XX века наши мастера (в том числе Щусев, Бондаренко, Шехтель) обратились к древним образцам. До конца XIX века всю архитектуру до XVII века высокомерно считали неудачной. Мол, строили так, потому что иначе не умели, вот и получалось все у них криво и косо. Только мастера модерна смогли ее понять и попытались возродить. Некоторые обвиняют того же Щусева в декоративности, считают, что он нашел только внешнюю форму, а в суть не проник. Не знаю. Мне кажется, и Щусев, и другие архитекторы начала прошлого века смогли подняться до каких-то высот. Та же Марфо-Мариинская обитель. Дух захватывает, когда видишь фасад, входишь внутрь! А маленькая церквушка в Абрамцеве – просто шедевр!

Лично я наслаждаюсь древними формами, стараюсь показать их в каком-то другом объеме и сочетании. И уверен, что не только мы, но и наши потомки смогут создавать в этой традиции неповторимые произведения. А сегодня многие студенты проектируют храмы чуть ли не в авангардном стиле – традиций-то они не знают. Я считаю, что в архитектурных институтах необходима церковная специализация. Сейчас мы ведем переговоры с МАРХИ – еще не знаю, факультатив будет или отдельная группа, но церковных архитекторов надо готовить еще в институте. Я уже почти 20 лет строю только храмы, не понимаю, как можно проектировать храм в перерыве между магазином и спорткомплексом.

Конечно, я могу себя поставить на место архитектора, который проектирует торговые центры и мойки для машин и прочее, и вдруг к нему приходят и говорят: "Давай храм строить". Устоять против этого нормальный архитектор не может. Архитектор кидается проектировать храм, в какой-то момент понимает, что он должен все остальное бросить, сесть за книжки, учебники, должен сесть в поезд, самолет – смотреть старые храмы, искать, обмерять, фотографировать. Он должен погрузиться в эту жизнь. А когда с налета – ничего хорошего не получается. У меня есть пример: пришел уважаемый архитектор, говорит, что построил храм, и не знает, что с ним делать. Он нарисовал красивый храм, но как его сделать, не знал, поэтому он отлил его из бетона, а теперь надо своды, главку, что-то еще – и тут начинается бутафория. Этот храм построили, он стоит, но это неправильный подход.

Нужен ли в храме гардероб?

– Должен ли архитектор учитывать, насколько удобно будет в храме прихожанам?

– Обязательно. И не только прихожанам, но и певчим на клиросе, священникам. Чтобы у человека, как только он входит в храм, появилось молитвенное настроение, служба была в радость, хор звучал. А если душно или холодно, давка, как в метро, очень трудно настроиться на молитву. Если из-за ужасной акустики не слышно, что возглашает священник в алтаре или диакон на амвоне, невозможно разобрать песнопения, то как участвовать в службе? Символика в храме очень важна, но не думать о людях, о том, чтобы им было удобно, мы не имеем права. Во всех наших новых проектах предусмотрены пандусы или лифты для инвалидов – без этого сегодня никто не даст разрешение на строительство храма. Сейчас проектируем храм в Петрозаводске, там будет гардероб, рассчитанный на количество прихожан. Чтобы люди на службе не изнывали от жары в шубах, а могли сдать верхнюю одежду и спокойно молиться.

Как тяжело без лавочек, знаю по себе: несколько лет назад ногу сломал и два месяца на костылях ходил. В наших храмах мы иконную лавку или свечной ящик выносим из храма в притвор или церковный двор, а по всей западной стене ставим лавки. Еще хорошо в притворе лавки ставить или во дворе.

– А какие архитектурные решения обеспечивают нормальную акустику и вентиляцию?

– Главное – материал! Кирпич держит тепло и одновременно защищает от жары – прохладно летом в кирпичном храме. При этом очень важна толщина стен – мы делаем не менее метра. Я уже говорил, что небольшие окна на втором ярусе имеют глубокий духовный смысл – горний свет, освещающий нашу земную жизнь. Но эти окна также практичны, даже в очень жаркий день храм не перегревается. Крыша с утеплителем, естественная (а не принудительная) вентиляция проступает через окна и двери, в верхней части храма делаем специальное вентиляционное отверстие. Конечно, рассчитываем воздухообмен, исходя из количества прихожан, учитываем сечение отверстий. Но в целом особой премудрости нет – просто надо использовать традиционные материалы и технологии. Не душно ведь в древних храмах! А в бетонных остается только кондиционеры ставить.

– Из материалов вы признаете только кирпич?

– Нет конечно. Деревянные храмы мы не проектируем только потому, что у нас нет специалистов. А заказывают их часто, и мы рекомендуем людям обратиться в одну дружественную нам фирму.

В наших мастерских очень любят белый камень, и мы часто делаем белокаменные кресты, иконостасы. Но белый камень – очень дорогой материал. Поэтому пока все храмы строим из кирпича, а благоукрашаем уже в зависимости от желания и возможностей заказчика: белокаменная резьба, мозаика, майолика, золочение.

В конце XIX века, например, полы делали из чугуна. Мы еще студентами на практике восстанавливали церковь в поселке Сусанино Костромской области, на родине Ивана Сусанина (эта церковь изображена на картине Саврасова "Грачи прилетели"), в том числе чугунные полы. К тому времени местные давно растащили эти чугунные плиты по домам, вымостили ими дорожки. По всему поселку и окружающим деревням мы собирали их. Уговорили людей сдать плиты! Восстановили. Видимо, в XIX веке строители видели смысл в железных полах. Зачем делать железные полы сегодня, я не понимаю. Мы предпочитаем каменные, из доломита (облицовочный минерал). Можно и деревянные делать, только не паркетные, а кондовые, из лиственницы или сосны. Но они не для любого храма подходят, да и ухаживать за ними сложнее. А мраморные и гранитные полы я не люблю. На них очень тяжело стоять, болят колени, мрамор и гранит вытягивают тепло, а вот доломит почему-то нет.

Главное, чтобы храм не был пустым

– Вы ведь не только строите новые храмы, но и восстанавливаете старые? Что вам интереснее и что, на ваш взгляд, актуальнее для России?

– Мне одинаково интересно и строить, и восстанавливать. Конечно, когда храм восстанавливаешь, всегда стакиваешься со следами вандализма, кощунства. Почти каждый храм был общежитием, клубом, кинотеатром или пивной. И туалет стремились сделать в алтаре! Все осквернено! Но ведь в первые века христианства храмы строили на месте языческих капищ. Не боялись, но специально строили, чтобы перебить языческий дух. Чаще всего сначала приходится все расчищать, выковыривать, выбрасывать. И только потом мы приступаем к реставрации.

Для возрождения России важнее, на мой взгляд, реставрация разрушенных храмов. Если сохранился хотя бы один кусочек старого храма, надо сохранять и восстанавливать. Через эти рухнувшие стены передается ощущение намоленного храма. Приходишь в такой храм и чувствуешь время, представляешь, сколько людей здесь побывало. Но реставрация вдвое дороже, чем строительство нового храма такого же объема. Поэтому строить новые храмы в России будут. Главное, чтобы строили с душой, не гнались за масштабностью и грандиозностью, за которыми стоит желание попечителя показать, как он богат. Богат, так лучше построй на эти деньги не один огромный храм, а десять маленьких. Они нужнее, там больше тепла, духовного общения. После службы прихожане остаются на трапезу, там общаются друг с другом и батюшкой, то есть продолжается церковная жизнь. Ведь повседневная церковная жизнь происходит в приходах, а приход – достаточно небольшая община, человек сто-сто пятьдесят. На мой взгляд, ориентироваться надо на таких людей. А в соборе, где полторы тысячи прихожан, после литургии все разъезжаются по домам. Я не могу представить там приходскую жизнь. Может быть, она и есть, но, на мой взгляд, Россия – это много маленьких храмов.

Бывает, что построят огромный храм, а на ежедневную службу приходят пятьдесят человек. Это выглядит очень печально, и людям не очень хорошо, так как они стоят в огромном пространстве, им неуютно, отвлекает от молитвы. Хороший вариант – храм с приделами. Большой храм для торжественных воскресных служб, двунадесятых праздников, когда большое стечение народа, а ежедневная служба может проходить в небольшом приделе, где вот эти пятьдесят человек будут чувствовать себя общиной.

Самое главное, чтобы храм не был пустым. Например, центральный храм на Валааме – входишь в него не в момент службы, видишь эту громадину и думаешь: а вдруг народа не наберется? Но приезжают паломники, и храм на службу полностью заполнен. Значит, этот храм по своему размеру соответствует его востребованности. А когда храм строят из-за депутатских или бизнес-амбиций, он получается огромный, а в нем пусто, тогда это уже беда. Храм ради самоутверждения – это всегда печально.