Против идеи "восточного папизма"

В связи с предпринимаемыми в последние годы попытками беззаконного вторжения Константинопольского патриархата на каноническую территорию Русской Православной Церкви (Эстония, Украина) в поддерживающих Фанар церковных и околоцерковных СМИ все чаще стали появляться статьи, авторы которых пытаются теоретически обосновать теорию так называемого "восточного папизма", которая приписывает Константинопольскому патриаршему престолу особые права власти во Вселенской Церкви. Особенно участилось появление таких "исследований" в оранжевых СМИ России и Украины в канун приезда на Украину Константинопольского патриарха Варфоломея, в ожидании принятия им в общение раскольнических украинских групп, ранее отколовшихся от РПЦ и подвергнутых церковным прещениям со стороны Московского патриархата.

Апологеты "восточного папизма" с различных сторон оправдывают новую еретическую экклезиологическую модель, являющуюся не более чем бездарным копированием древней ереси римского папизма. И точно так же, как на заре папизма появлялись многочисленные работы, в которых приводилась масса ссылок на каноны, отцов Церкви и прецеденты церковной истории в "доказательство" особой власти римских пап во Вселенской Церкви, сегодня те, кто отстаивает зарождающуюся новую ересь, пытаются насытить свои писания громкими упоминаниями Вселенских и Поместных Соборов, различными высказываниями и фактами из церковной старины. Собственно, удивляться и смущаться тут нечему. Всякая ересь, как правило, находила очень много цитат. Вспомним хотя бы монофелитов, буквально сыпавших "аргументами" на Шестом Вселенском Соборе (1).

Возвращаясь к "восточному папизму", обратим особое внимание на новый опус поборников Константинополя – статью Дмитрия Шабанова "Каноническая справка о праве Вселенского Патриаршего Престола Константинополя – Нового Рима принимать апелляции на судебные дела из других Поместных Церквей", опубликованную на российском портале "Кредо-ру". Как видно из названия, данное сочинение преследует цель доказать особое право Константинопольских патриархов во Вселенской Церкви не только в области административной, но и судебной. Перепечатка этой статьи порталом "Православие в Украине" свидетельствует о том, что в глазах кругов, пытающихся расчленить Русскую Православную Церковь, труд Шабанова является программным документом, оставить который без ответа не представляется возможным.

Разберем доводы, приведенные г-ном Шабановым в подтверждение особых канонических прав Константинопольской кафедры.

"В IV веке, после того как столица восточной части Римской империи была перенесена в Константинополь, предстоятель Константинопольской кафедры приобрел особое положение как епископ императорской столицы. Это особое положение Константинопольского епископа было закреплено в 3-м правиле Второго Вселенского Собора 381 года, которое определило, что епископ Константинополя – Нового Рима является старшим по чести среди всех православных иерархов, кроме Римского Папы: "Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по Римском епископе, потому что град оный есть новый Рим".

Что ж, приятно, что сам Дмитрий Шабанов признает: особое положение Константинопольской кафедры обусловливалось именно тем, что это была кафедра императорской столицы. Логично было бы предположить, что при перемещении столицы православной империи в иной град особое положение приобретает кафедра уже этого града. Но это так, к слову. Из приведенного правила Второго Вселенского Собора со всей определенностью явствует: преимущество Константинополя, как и преимущество Рима, заключается исключительно в первенстве чести. И все. И не более. Но автор делает вывод: "Данное правило поставило Константинопольского епископа во главе всей иерархии Востока". А как же закон достаточного основания? Если "преимущество чести" доказывает главенство Константинополя, то с таким же успехом наличие космонавтов доказывает существование инопланетян. Хотя, может быть, Шабанов перепутал термины "честь" и "главенство"? Что ж, это уже было до него. В XI веке. В Риме. Результаты расхлебываем до сих пор.

"Исторически особые права Константинопольского престола, – с энтузиазмом продолжает Дмитрий Шабанов, – базируются на особых прерогативах Постоянного Константинопольского Собора (или так называемого "Синода Эндимуса") – уникального в истории Православия церковно-административного института, возглавляемого епископом Нового Рима". Что же это за Эндимус такой? "В императорской столице постоянно находилось большое количество епископов, которые прибывали в Константинополь из самых разных епархий для решения дел, требующих государственного вмешательства. Поэтому в Константинополе в любое время существовала возможность созыва весьма репрезентативного и многочисленного по своему составу архиерейского Собора. По старой традиции участие в таком Константинопольском Соборе ("Синоде Эндимуса") могли принять все епископы, находящиеся в данный момент в столице, вне зависимости от их юрисдикционной принадлежности". Итак, речь идет не об особых правах Константинопольского патриарха, а о Соборах епископов, прибывавших к императорскому двору и представлявших самые разные Поместные Церкви, – своеобразных аналогах Всеправославных совещаний. Где же здесь особые судебные права Константинопольских епископов?

Да и какова была юрисдикция этих Константинопольских Соборов? Тот же Шабанов приводит несколько примеров из церковной истории IV-V веков, свидетельствующих, что "Константинопольский Синод Эндимуса неоднократно выносил судебные решения по делам епископов Понта, Асии и Фракии. Впоследствии эти церковные области были прямо подчинены Константинопольскому Престолу на Четвертом Вселенском Соборе 451 года". Гениальное открытие! Оказывается, Константинопольский Собор "неоднократно выносил судебные решения", касавшиеся канонической территории самого же Константинопольского патриархата. Только каким образом это доказывает право Константинопольских патриархов вторгаться со своим судом на каноническую территорию Русской Церкви?

"Но Константинопольский Синод Эндимуса также принимал к рассмотрению дела и из других церковных областей, которые никогда не были ему подчинены и чуть позже получили устойчивое название патриархатов. Несмотря на высокое значение этих церковных областей, юрисдикция Константинопольского Синода Эндимуса распространялась и на них". Это свое заключение Шабанов подкрепляет такими прецедентами: "Константинопольский Синод 432 года под председательством архиепископа св. Максимиана (431-434) принял ряд решений не только по делам епископов ближайших церковных областей, но и осуществил суд над Елладием, епископом Тарса, который находился в юрисдикции Антиохийского патриарха. Во время архиепископства св. Прокла (434-446) Константинопольский Синод дважды рассматривал дело Афанасия, еп. Пирейского, находившегося в юрисдикции Антиохийского патриархата. Известно, что архиепископ Константинопольский св. Анатолий (449-458) совершил в Константинополе посвящение Максима, патриарха Антиохийского. Кроме того, Константинопольский Синод под председательством того же св. архиепископа Анатолия рассмотрел тяжбу между епископами Антиохийского патриархата Фотием Тирским и Евстафием Беритским и осуществил канонический суд над Фотием, еп. Тирским".

Рассматривать случаи различных отлучений и низложений времен догматических споров в Древней Церкви в качестве правила церковной жизни, мягко говоря, некорректно. Такой подход может привести просто к абсурду. Это хорошо видно из приведенного примера с отлучением Елладия. Кстати, для точности, историки говорят об отлучении Елладия (и не только Елладия, почему-то полюбившегося Шабанову, но также трех иных восточных митрополитов: Дорофея Маркианопольского, Имерия Никомидийского и Евфирия Тианского) не Константинопольским Синодом, а совместным решением Максимиана Константинопольского и Фирма Кесарийского (2). Следует ли из этого наличие и у Кесарийской митрополии каких-либо особых судебных прав над другими патриархатами (все низложенные митрополиты принадлежали к Антиохийскому патриархату – сам термин "патриархат" появляется позже, но, для удобства восприятия, будем использовать именно его)?

Еще более интересна предыстория отлучения восточных митрополитов. Из церковной истории хорошо известно, что параллельно с последними заседаниями Третьего Вселенского Собора в Ефесе проходил так называемый соборик восточных епископов под предводительством архиепископа (в нынешнем понимании – патриарха) Иоанна Антиохийского. Профессор Болотов упоминает, что "восточные возвратились домой, напутствуемые анафемами Феодота Анкирского, Фирма Кесарийского" (3). Феодот и Фирм – епископы вполне православные, за свою анафему на восточных осуждены Церковью не были. Что же это – еще одно свидетельство "особых канонических прав" в Православной Церкви Кесарийской кафедры, а иже с нею и Анкирской? Тему можно продолжить. По прибытии в Тарс архиепископ Антиохийский Иоанн собрал Собор 200 епископов Востока, входивших в юрисдикцию Антиохии, объявивший о низложении святителя Кирилла, архиепископа Александрийского, Мемнона, архиепископа Ефесского, и с ними еще семи участников Третьего Вселенского Собора (4). Да, это низложение, конечно, Церковью Вселенской признано не было (от него впоследствии отказался и сам Иоанн Антиохийский, и большинство восточных епископов). Но для нас интересен сам факт низложения Александрийского и Ефесского архиепископов архиепископом Антиохийским. Почему последний пошел на это низложение? Если следовать логике г-на Шабанова и иных сторонников "восточного папизма", архиепископ Антиохийский мог поступить так только потому, что приписывал своей кафедре какие-то особые судебные полномочия во Вселенской Церкви. Но вряд ли кто-то поверит в такой абсурд. Так в чем же дело? А в том, что анафемы различным предполагаемым еретикам произносились в Древней Церкви сплошь и рядом, без всякой оглядки на юрисдикционную принадлежность. Ведь речь шла не о дисциплинарных моментах, а о чистоте веры, не о канонах, а о догматах.

Очень часто такой ревностью по вере спекулировали различные монахи, клирики, а иногда и епископы. Как описывает Болотов, "достаточно было какой-либо личной неприятности, и какой-нибудь благоговейнейший клирик? отправлялся в Константинополь или Александрию – стенать пред сильными мира и Церкви, что угнетено Православие на Востоке, что совсем не стало дерзновения благочестивым, что епископ такой-то и такой-то мудрствует не здраво. И такие жалобы без труда находили внимательных слушателей" (5). Так было и с упомянутым Дмитрием Шабановым Афанасием Пирейским, дело которого рассматривалось не только Константинопольским Синодом, но и Александрийским предстоятелем св. Кириллом, даже адресовавшим Домну Антиохийскому два письма в защиту Афанасия. Тот же Болотов замечает, что действия как Константинополя, так и Александрии "отзывались несколько вмешательством во внутреннее диэцезальное управление епископа Антиохийского" (6). И если такое вмешательство свидетельствует о том, что юрисдикция Константинопольского Синода Эндимуса распространялась на будущие Восточные патриархаты, то с той же долей справедливости мы должны будем признать, что аналогичными правами обладала и Александрийская кафедра.

Церковная история знает не один пример, когда не только Константинополь, но и Рим, и Александрия, а иногда и другие кафедры проводили у себя соборы, принимавшие решения о низложении епископов неподведомственных им кафедр за различные ереси. Так, например, Иерусалимский Собор 1442 года, в котором участвовали патриархи Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский, отлучил от общения с Церковью патриарха Константинопольского (7). Здесь координирующую роль в православном мире взял на себя Иерусалимский патриарх. А проходивший в Риме под председательством св. папы Мартина I Латеранский Собор 649 года анафематствовал за новую ересь монофелитства трех Константинопольских патриархов и одного Александрийского (8). Означает ли это юрисдикцию Рима над всем Востоком, включая сам Константинополь? Кстати, сторонники римского примата любят вспоминать Латеранский Собор. В этом случае прекрасно просматривается все сходство образа мышления западных и восточных папистов.

В другой плоскости находятся эпизоды с рукоположением Максима Антиохийского и тяжбой между Фотием Тирским и Евстафием Беритским. Но и они не свидетельствуют в пользу особых прав Константинополя. Оба эпизода связаны со святителем Анатолием Константинопольским. Это он совершил в столице Восточной империи посвящение Максима Антиохийского, он возглавил Константинопольский Синод, осудивший Фотия Тирского, епископа Антиохийского патриархата. Оба эти события являются, увы, не лучшими в биографии святителя Анатолия, одного из великих иерархов христианского Востока.

Хиротония св. Анатолием Максима Антиохийского, по совершенно справедливому замечанию Болотова, произошла "вопреки всем обычаям" и свидетельствует, "как далеко за границы канонически дозволенного простерли свою компетенцию архиепископы Константинопольские" (9). Это деяние не находит никакого оправдания ни в канонах Вселенских Соборов, ни в канонах Поместных Соборов. Более того, оно прямо нарушает 2-е правило Второго Вселенского Собора, категорически запретившее одним областным епископам вторгаться в область других и даже особо оговорившее границы и преимущества Антиохийской Церкви. К сожалению, иногда и святые люди совершают ошибки. Вспомним хотя бы современника свт. Анатолия римского папу Льва Великого, выдающегося защитника Православия, жизненная летопись которого, однако, омрачена не самой светлой страницей борьбы с 28-м правилом Четвертого Вселенского Собора. (В отличие от современных богословов-фанариотов, он не просто извращал смысл этого правила, а вообще отрицал его каноничность, выступая тем самым против авторитета всего Вселенского Собора.)

История с тяжбой между Фотием Тирским и Евстафием Беритским скорее вредит теории "восточного папизма", чем помогает ей, поэтому совершенно непонятно, зачем Дмитрий Шабанов ее вообще упоминает. Константинопольский Синод, как правильно отмечает автор, "осуществил канонический суд над Фотием, еп. Тирским". Однако дальнейшие утверждения того же господина о том, что "после доклада св. архиепископа Анатолия о правах Константинопольского Синода Вселенский Собор признал законным его юрисдикцию в деле епископов Антиохийского патриархата", – абсолютно не соответствуют действительности.

Во-первых, свт. Анатолий не произносил никакого доклада, но сделал лишь краткое сообщение.

Во-вторых, никакого постановления о юрисдикции Константинопольского Синода Четвертый Вселенский Собор не выносил. Кроме сообщения свт. Анатолия, по поводу юрисдикции Константинопольского Синода прозвучало лишь какое-то невразумительное пояснение епископа Хиосского Трифона: "Собор созывается, и сходятся, и притесняемые получают (свои) права".

И – самое главное – в-третьих, Четвертый Вселенский Собор отменил постановление Константинопольского Синода, оправдав епископа Фотия Тирского (10).

Рассуждая о полномочиях Константинопольского Синода Эндимуса в связи с неприятным для этого Синода решением Четвертого Вселенского Собора, профессор Болотов пишет:

"Наконец, выясняется, что, не имея собственной митрополитанской области, константинопольский епископ не мог держать и епархиальных соборов, но зато он держал так называемые синоды эндимуса, на которые приглашались епископы, проживавшие в Константинополе по своим делам. Очевидно, состав их мог быть самый неопределенный; не обнимая в целом ни одного диэцеза, они имели случайных представителей от нескольких и потому присвояли себе весьма широкую компетенцию. Отцы собора с удивлением, далеким от удовольствия (выделено мною. – А.Н.), узнали, что Анатолий Константинопольский, следуя этому обычаю, принял к рассмотрению дело епископов Фотия Тирского и Евстафия Виритского, подлежавших юрисдикции архиепископа Антиохийского, – и решил это дело, и Максим Антиохийский, присутствовавший в это время в Константинополе, не был даже приглашен на разбор дела" (11).

Тут будет кстати сказать еще немного о том, что представлял собою Синод Эндимуса. Прежде всего, он явно носил случайный характер, и каждый раз авторитет его зависел не от самого факта заседания Синода, а от авторитета его участников. С одной стороны, как это уже ранее подчеркивалось, Синод Эндимуса имел в православном мире авторитет своеобразного Всеправославного совещания, впрочем, ни к чему Поместные Церкви не обязывающего (в отличие от Вселенского Собора), с другой же стороны, для самой Константинопольской Церкви он представлял своеобразный вариант Поместного Собора. Когда на Четвертом Вселенском Соборе были наконец-то определены территориальные границы Константинопольского патриархата, Константинопольский Синод, возглавляемый патриархом, стал для вошедших в патриархат областей высшей судебной инстанцией (за исключением Вселенского Собора, разумеется).

Не следует забывать и того, что в период до Четвертого Вселенского Собора, как справедливо заметил профессор А.Л.Дворкин, "лишь постепенно выкристаллизовывалось территориальное деление между метрополиями. Этот процесс происходил в IV-V веках и, как мы видели, сопровождался множеством конфликтов, ибо между великими кафедрами было достаточно много "ничейных", спорных территорий" (12). Поэтому решения по некоторым областям, воспринимаемые сегодня нами как вмешательство Константинопольского Синода в дела другой Поместной Церкви, на самом деле были решениями по "ничейным" территориям, воспринимаемым в ту пору Константинополем в качестве своих и лишь позднее окончательно закрепившимся за тем или иным патриархатом.

Четвертый Вселенский Собор своим 28-м правилом установил четкую территориальную юрисдикцию Константинопольского патриархата (не будем здесь останавливаться на ложном и позднейшем перетолковании этого канона Фанаром). Это три диоцеза: Понт, Асия и Фракия. Епископы варварских племен, проживающих на территории указанных диоцезов, отныне должны были поставляться не митрополитами своих областей, как это было общепринято, а непосредственно "от святейшего престола Святейшей Константинопольской Церкви".

А в 9-м и 17-м правилах того же Собора упомянуто о судебных правах Константинопольского престола:

"?Аще же на митрополита области епископ или клирик имеет неудовольствие, да обращается к экзарху великия области, или к Престолу царствующего Константинополя, и пред ним да судится" (9-е правило);

"?Аще же кто будет обижен от своего митрополита, да судится пред экзархом великия области или Константинопольским престолом, якоже речено выше" (17-е правило).

Шабанов, ссылаясь на "многочисленных исследователей", связывает принятие этих канонов с рассматривавшимся этим же Халкидонским Собором вышеупомянутым делом епископов Фотия и Евстафия. Однако ни сам Шабанов, ни "многочисленные исследователи" (очевидно, имеются в виду исследователи с берегов Босфора) не приводят ни одной цитаты из деяний Собора, которая хоть как-то подтверждала бы их предположения. Таковы и все построения восточных папистов – сплошь предположения и догадки. Что отцы недосказали – сами додумаем.

Еще раз возвращаясь к делу Фотия – Евстафия, отметим, что если и могло оно повлиять на те или иные решения Четвертого Вселенского Собора, то только не в пользу Константинополя, поскольку Халкидонский Собор отверг решение Константинопольского Синода по этому делу и принял противоположное.

Шабанов, вслед за все теми же многочисленными, но анонимными "исследователями", называет 9-е и 17-е правила Четвертого Вселенского Собора "каноническими постановлениями о праве Константинопольского престола принимать к рассмотрению судебные дела из других патриархатов". В связи с тем, что Константинопольский патриарх Варфоломей во время своего выступления на Софиевской площади в Киеве сослался на эти каноны как на обосновывающие его особые права во Вселенской Церкви, прояснение их истинного смысла приобретает особую актуальность и важность в современной церковной ситуации.

Среди серьезных исследователей существуют две точки зрения (а не одна, как утверждает Шабанов) на то, кто имеется в виду под "экзархом великой области".

Согласно первой, содержащейся в толкованиях канонов известного сербского канониста епископа Никодима (Милаша), под "экзархом" подразумевается "главный митрополит, экзарх или патриарх, то есть предстоятель большой церковной области, имеющей несколько митрополитов с подручными им епископами, причем данный предстоятель с подчиненными ему митрополитами и епископами составляют "окружной собор" или "патриарший" или "национальный" собор, к которому со своими жалобами на митрополита и могли обращаться клирики и епископы" (13). Епископ Никодим приводит также высказывания солидарных с ним знаменитых западных церковных ученых XIX столетия Гефеле и Гергенротера. Но доказывает ли такой подход "право Константинопольского престола принимать к рассмотрению судебные дела из других патриархатов"? Обратимся к авторитетнейшему толкователю канонов Зонаре: "Но не над всеми без исключения митрополитами константинопольский патриарх поставляется судьею, а только над подчиненными ему. Ибо он не может привлечь к своему суду митрополитов Сирии, или Палестины и Финикии, или Египта против их воли; но митрополиты Сирии подлежат суду антиохийского патриарха, а палестинские – суду патриарха иерусалимского, а египетские должны судиться у патриарха александрийского, от которых они принимают и хиротонию и которым именно и подчинены" (14).

Сторонники другой точки зрения видят в экзархах великой области Понтийского, Асийского и Фракийского экзархов, подчиненных 28-м правилом Халкидонского Собора Константинопольскому престолу, и, таким образом, относят 9-е и 17-е правила того же Собора исключительно к клирикам Константинопольского патриархата. Эта точка зрения имеет свою аргументацию, на взгляд автора данной статьи, достаточно сильную:

"На 9-е правило ссылаются как на подтверждение исключительных прав Константинопольского патриархата в Церкви Вселенской, из чего уже выводятся и частные преимущества и права последней, в том числе и юрисдикция над диаспорой. Такова суть аргументации митрополита Сардийского Максима, автора сочинения, в котором отстаивается вселенская власть Константинопольских патриархов.

Между тем внимательный анализ исторического контекста, а также содержание этих правил позволяют сделать один-единственный вывод: речь идет о клириках Константинопольского патриархата, который только на Халкидонском Соборе получил право юрисдикции над "великими экзархатами", упоминаемыми в 28-м правиле: Понтийским, Асийским и Фракийским. Сам митрополит Максим не находит возможности распространять действие данного правила и на Западный патриархат. Это было бы слишком абсурдно ввиду действительного соотношения рангов чести первых пяти епископов эпохи Халкидонского Собора. Что же в 9-м и 17-м правилах дает основания для проведения такой границы: к клирикам Римской Церкви оно не относится, а касается только Церквей Антиохии, Александрии, Иерусалима и Кипра? Для столь своеобразно профилированного проведения границы указанные правила никаких оснований не содержат" (15).

Таким образом, как ни крути, но не более чем голословным утверждением являются слова Шабанова: "9-е и 17-е правила Четвертого Вселенского Собора окончательно закрепили за Константинопольской Патриаршей Кафедрой ее древнее и постоянно используемое право принимать к рассмотрению судебные дела других Поместных Церквей". Здесь особенно умиляет упоминание о древности прав Константинопольской Патриаршей Кафедры во времена Четвертого Вселенского Собора, учитывая то, что сам Константинополь был основан в 330 году, то есть всего за 121 год до Халкидонского Собора, а к моменту созыва Второго Вселенского Собора, то есть к 381 году (за 70 лет до Халкидона), Константинопольский архиерей вообще был рядовым епископом в подчинении Ираклийского митрополита.

"В середине VI века, – продолжает Шабанов, – Константинопольский патриарх принимает титул "Вселенский", что в реалиях того времени означало заявление на верховную юрисдикцию над всеми Церквами Римской империи – "Вселенной". Раз над всеми – значит, и над Римской? А как же тогда быть с неоспоримым первенством чести Древнего Рима, неоднократно зафиксированным как в каноническом праве, так и в церковной традиции? Шабанов пытается выйти из положения следующим образом: "Поскольку большая часть западных Церквей в ту пору не входила в состав Римской империи, то права Римского Папы как бы не ущемлялись". Но период, о котором упоминает Дмитрий Шабанов, – это период территориального расцвета Византии, византийской реконкисты, когда под власть константинопольских императоров была возвращена большая часть Западной Римской империи, включая и сам Рим. Так что все увертки восточного папизма – не более чем софистика.

В дальнейшей части "Канонической справки о праве Вселенского Патриаршего Престола" Дмитрий Шабанов приводит различные эпизоды из истории Константинопольской Церкви в эпоху после Вселенских Соборов. Эта тема требует отдельного исследования, которое также, с Божьей помощью, автор данных строк планирует опубликовать. Важно понять, что все последующие высказывания и действия Константинопольских патриархов, отдельных церковных писателей представляют собою пусть важное, но частное богословское мнение. Для нас самым главным было рассмотреть эпоху Вселенских Соборов, в которую сформировалось каноническое устройство Вселенской Православной Церкви и были даны фундаментальные принципы, на основе которых осуществлялось и дальнейшее церковно-территориальное устройство православного мира. И, рассмотрев, убедиться в полной беспочвенности апелляции поборников константинопольского примата к авторитету Древней Церкви.

Завершить нашу скромную статью хотелось бы словами возглавляющего ныне Кипрскую Православную Церковь блаженнейшего архиепископа Хризостома, особенно замечательными ввиду того, что произнесены они предстоятелем одной из древнейших греческих Церквей:

"Константинопольский патриархат как первенствующая Церковь имеет некоторую регулирующую роль, координирующую функцию, но не имеет право решать. Одно дело координация, и другое – исполнительная власть. Исполнительной власти она не имеет".

Слова архиепископа Хризостома и недвусмысленная принципиальная позиция Священного Синода Кипрской Церкви по приобретшему в последние дни чрезвычайную остроту украинскому вопросу стали холодным душем как для фанариотов, так и для горячих оранжевых голов, трубивших о якобы полной изоляции Русской Православной Церкви в деле отстаивания канонической правды.

Примечания:

1. См. Деяния 8 и 9 VI Вселенского Собора // Деяния Вселенских Соборов. Т. IV. СПб., 1996, с. 86-104.

2. Болотов В.В. Лекции по истории Древней Церкви. Т. IV. М., 1994, с. 222; Поснов М. Э. История Христианской Церкви. Брюссель, 1994, с. 398.

3. Болотов В.В. Цит. соч. Т. IV, с. 221.

4. Поснов М.Э. Цит. соч., с. 398.

5. Болотов В.В. Цит. соч. Т. IV, с. 239.

6. Там же, с. 240.

7. Амвросий, архим. Святой Марк Ефесский и Флорентийская Уния. Джорданвилль, 1963, с. 362-363.

8. Дворкин А.Л. Очерки по истории Вселенской Православной Церкви. Нижний Новгород, 2005, с. 505-506.

9. Болотов В.В. Цит. соч. Т. III, с. 231.

10. Деяние IV Вселенского Собора о Фотие, епископе Тирском, и Евстафие, епископе Беритском, см.: Деяния Вселенских Соборов. Т. III. СПб., 1996, с. 35-41.

11. Болотов В.В. Цит. соч. Т. III, с. 230-231.

12. Дворкин А.Л. Цит. соч., с. 328.

13. Никодим (Милаш), еп. Правила Православной Церкви с толкованиями. Т. I. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1996, с. 352.

14. Там же, с. 374.

15. Цыпин В., прот. Церковное право. М., 1996, с. 206-207.