В эту обитель я пришел, чтобы побольше узнать о поразительной женщине, подробного жизнеописания которой пока еще нет, хотя не так уж много людей, способных излучать такой же духовный свет и через много десятилетий после смерти, какой излучает она. Мне повезло: я попал на первую торжественную службу в только что отреставрированном храме.
"Богу, – говорил священник, – дано право совершать чудо. При одном из этих чудес мы сегодня присутствуем: один из лучших божьих храмов в России считался утраченным, но вот он – перед вами".
И храм Покрова Богородицы, и Марфо-Мариинская обитель, где он расположен, обязаны своим появлением великой княгине Елизавете Федоровне Романовой, старшей сестре последней российской императрицы.
Закладка храма на Большой Ордынке в Москве состоялась сто лет назад. Он строился по проекту архитектора Алексея Щусева в стиле модерн с элементами новгородско-псковского зодчества. Того самого Щусева, который создал мавзолей Ленина, так неотъемлемо вписавшийся в ансамбль Красной площади. Основательница обители Елизавета Федоровна пригласила расписывать храм Михаила Нестерова и его ученика Павла Корина. Работал там и скульптор Сергей Коненков. И вот, как и другие посетители храма, я мог теперь любоваться их работами, восстановленными во всей их первоначальной мощи. Нестеров создал в храме известные композиции: "Путь к Христу", "Христос у Марфы и Марии", "Утро Воскресения", а также лик Спаса над порталом обители.
Я смотрел на иконы, на храм и вспоминал рассказ Бунина "Чистый понедельник", в котором безупречной кистью писателя запечатлен портрет великой княгини, собравшей для работы такое созвездие русских художников.
"На Ордынке я остановил извозчика у ворот Марфо-Мариинской обители: там во дворе чернели кареты, видны были раскрытые двери небольшой освещенной церкви, из дверей горестно и умиленно неслось пение девичьего хора. Мне почему-то захотелось войти туда. Но только я вошел во двор, как из церкви показались несомые на руках иконы, хоругви, за ними, вся в белом, длинном, тонколикая, в белом обрусе с нашитым на него золотым крестом на лбу, высокая, медленно, истово идущая с опущенными глазами, с большой свечкой в руке, великая княгиня; а за нею тянулась такая же белая вереница поющих, с огоньками свечек у лиц, инокинь или сестер".
Бунин написал рассказ через тридцать лет после того, как увидел эту сцену, – на обрывке бумаги в бессонную ночь 12 мая 1944 года в оккупированном Париже. Об этом свидетельствует в мемуарах жена художника Вера Муромцева.
Елизавета, как и ее ставшая потом царицей младшая сестра, родилась в Германии в герцогстве Гессен-Дармштадском и воспитывалась в лютеранской вере в семье Людвига IV и его жены Алисы, дочери английской королевы Виктории. Старшая сестра была приучена выполнять всю домашнюю работу; часто она ездила с матерью навещать больницы, приюты, дом престарелых. Она сохраняла преданность лютеранскому вероисповеданию до своего 27-летия.
3 июня 1884 года она вышла замуж за брата Александра III – великого князя Сергея Александровича. Обряд их венчания совершился в Зимнем дворце – сначала по православному обычаю, а затем по лютеранскому. В 1888 году Сергей Александрович и Елизавета Федоровна совершили поездку в Иерусалим, где присутствовали на освящении в Гефсиманском саду храма Марии Магдалины, построенного русской миссией. А 13 апреля 1891 года, в Лазареву субботу, под Пасху, Елизавета приняла таинство миропомазания. Теперь она стала православной, а значит, и русской княжной.
В том же году ее супруг был назначен Московским генерал-губернатором, что возложило на Елизавету Федоровну дополнительные хлопоты и обязанности перед москвичами. К тому же она стала полноправным членом непомерно разросшегося семейства Романовых. И само царское окружение, и праздный образ его жизни, как выяснилось, были глубоко чужды Елизавете Федоровне. "Достаточно год прожить при дворе, – однажды сказала мужу Елизавета Федоровна, – чтобы утратить веру в людей".
Она часто посещала московские храмы, видела в раззолоченных одеждах священнослужителей и оборванных людей на папертях, просящих подаяние. Постоянно навещая больницы и приюты для бедных, до отказа наполненные тюрьмы, осужденных, заражающих друг друга чахоткой, Елизавета Федоровна увидела русскую жизнь без прикрас. Она помогала всем страждущим и бесприютным людям: раздавала теплую одежду, устраивала бесплатные обеды, для бездомных находила дешевое жилье.
Родня из Германии осуждала княгиню за переход в православную веру. И только престарелая бабушка британская королева Виктория постоянно поддерживала Елизавету Федоровну, находила слова утешения. "Вы не можете себе представить, – писала Елизавета Виктории, – как сильно и глубоко я была тронута всем тем, что вы написали. Господь дал мне мужество. Я это делаю, принадлежа всей моей душой этой церкви здесь, и я чувствую, что лгала всем и моей старой религии, продолжая оставаться протестанткой".
Но грянул над Россией гром, а точнее предгрозовые раскаты. В 1904 году началась несчастная Русско-японская война. Армия, плохо вооруженная, плохо снабжаемая, стала терпеть поражение. Елизавета Федоровна организовывала для далекого фронта санитарные поезда, создавала в Москве для прибывших с Дальнего Востока раненых многочисленные госпитали.
Наступил 1905 год. 5 февраля при выезде из Кремля эсер-боевик 27-летний Иван Каляев бросил бомбу под карету московского генерал-губернатора, разорвавшую его на части. Был также тяжело ранен кучер. Елизавета Федоровна, оплакав мужа, навещает в госпитале кучера, передает ему дорогие лекарства. Второй ее визит – это поступок, вызывающий удивление и восхищение. Она приходит в камеру смертников к Ивану Каляеву. Я напомню не раз цитировавшийся удивительный диалог между Елизаветой Федоровны Романовой и Иваном Каляевым, записанный у глазка камеры надзирателем:
– Кто вы? – спрашивает заключенный.
– Я вдова. Почему вы его убили?
– Я не хотел убить вас, я видел его несколько раз в то время, когда имел бомбу наготове; но вы были с ним, и я не решился его тронуть.
– Вы не сообразили того, что вы меня убили вместе с ним?
В руках Елизаветы Федоровны было Евангелие. Она надеялась выпросить у царя помилование для преступника.
– Не надо за меня никого молить. Если бы мне представилось повторить свой подвиг, я бы его совершил.
Через несколько дней Иван Каляев был повешен. А его именем победившие в 1917 году революционеры назвали одну из московских улиц.
В 1907 году Елизавета Федоровна купила участок земли с четырьмя домами, утопавшими в садах. Здесь она задумала основать обитель в честь святых дев Марфы и Марии. Как известно из Евангелия, они были сестрами последователя Христа Лазаря. А их дом на восточной окраине Иерусалима в Вифании был любимым местом Иисуса, где он отдыхал словно в кругу семьи. Все сестры милосердия, вступавшие в новую обитель, по замыслу ее основательницы Елизаветы Федоровны, должны были соединить в подвиге человеколюбия и хлопоты о хлебе насущном для других ( Марфа), и заботы об устроении человеческой души (Мария).
В 1908 году началось строительство обители, продолжавшееся четыре года. В ансамбле доминируют церковь Марфы и Марии в больничном корпусе и собор Покрова Богородицы. Храмы были закрыты в 1926 году. После войны долгое время там располагались художественно-реставрационные мастерские под руководством Игоря Грабаря.
Во дворе, где прежде стояла фигура Сталина, в 1990 году был установлен памятник Елизавете Федоровны (скульптор Вячеслав Клыков). В 1992 году в храмах обители возобновлены богослужения.
Жизнь обители при Елизавете Федоровне продлилась совсем недолго – с 1908 по 1918 год. В начале 1910 года она приняла монашеский постриг. В апреле того же года по особому чину Святейшего Синода первые 17 насельниц обители были посвящены в звание крестовых сестер. Сестры получали при посвящении кипарисовый крест на белой ленте с изображением Нерукотворного Спаса и Покрова Божьей Матери, на обратной стороне которого изображение святых Марфы и Марии. Сестры давали обет (на положенный срок) служить Богу и ближним, во всем подчиняясь правилам обители. Все они носили серое бумажное платье строгого покроя, на руках белые манжеты. Епископ Трифон сказал всем напутственные слова: "Эта одежда скроет вас от мира, и мир будет скрыт от вас; но она в то же время будет свидетельницей вашей благотворительной деятельности, которая воссияет пред Господом во славу его".
Это был совершенно новый для православия вид монашеской жизни, не замыкающийся в стенах монастыря, а напротив активно вторгающийся во внешний мир, несущий ему добро. Настоятельница Елизавета и ее инокини навещали печально знаменитый московский район Хитрова рынка, ухаживали за больными, кормили голодных, брали под покровительство беспризорных сирот. Из мальчиков организовали артель посыльных. Для девушек был создан дом работниц с почти бесплатными квартирами, где они могли укрыться от растленного влияния трущоб. Был открыт также приют для больных туберкулезом. Елизавета Федоровна сама ассистировала хирургам при операциях, собственноручно перевязывала раны больным.
По словам многих пациентов, от "великой матушки" исходила особая целительная сила; для тяжелобольных она всегда оставалась последней надеждой. Спала она не более трех часов в сутки, соблюдала строгий пост, но никогда не обременяла этим своих крестовых сестер.
Помогала она обнищавшему сельскому духовенству. Снабжала деньгами миссионеров, отправлявшихся на Крайний Север и в глухие медвежьи углы. На ее средства был построен храм в итальянском городе Бари, где покоятся мощи Николая-чудотворца.
Во время Первой мировой войны "крестовые сестры" ухаживали за ранеными в госпиталях. Елизавета Федоровна взяла на себя попечительство над одним из санитарных поездов южного направления, где на Кавказе русские сражались с турецкой армией. Великая княгиня осмелилась лечить попавших в плен турецких солдат. Именно тогда, в начале XX века были прекращены издевательства над чужеземцами. Врачи и сестры "Красного креста", международной христианской организации, по настоянию княгини оказывали помощь воинам-мусульманам.
Девизом великой княгини стали слова: делить с людьми свое горе – значит его уменьшить; а делить с ними свою радость – значит ее увеличить.
Грянула революция. Настали дни самых тяжких испытаний для России. Летом 1917 года возбужденная толпа, в которую влились и выпущенные на свободу уголовники, окружила дом Елизаветы Федоровны. "Что вам нужно? " – спросила она. "Мы хотим предать вас суду; у вас прячутся переодетые немецкие шпионы". "Войдите в церковь, – предложила она, – но оставьте ваше оружие у входа".
Спокойствие княгини подействовало, некоторые из толпы пошли за ней и даже приложились к кресту. "Теперь идите за теми, кого вы ищете", – добавила она. Им показали все помещения, но никого нигде не нашли. "Это монастырь, и ничего больше", – сообщили толпе вышедшие из дома.
Успокоенные люди вскоре разошлись. И почти полтора года обитель никто не тревожил. На третий день Пасхи 1918 года Патриарх Тихон служил в Марфо-Мариинской обители литургию. После его отъезда Елизавету Федоровну и не желавшую покидать ее инокиню Варвару арестовали. Их вместе с пятью членами императорского дома вывезли в Пермь, а затем в Апапаевск. В ночь на 5 (18) июля всех сбросили в старую шахту. Жертв отыскали, когда Апапаевск заняли колчаковцы. В 1921 году тела были перевезены в Иерусалим и захоронены в храме святой Марии Магдалины, на освящении которого Елизавета Федоровна была в 1888 году. Так завершился ее жизненный круг.
В 1992 году Архиерейский Собор Русской православной церкви причислил к лику святых новомучеников великую княгиню Елизавету Федоровну и инокиню Варвару, установив им празднование в день кончины – 18 июля. А в феврале следующего года все, кому дорога память новомучеников и исповедников российских, соберутся в Москве на празднование 100-летия со дня торжественного открытия Марфо-Мариинской обители милосердия.
Источник: Эхо планеты
