Советское государство и "советская Церковь"

Истории обновленческого движения, появившегося в Русской Церкви в 20-х гг. ХХ века, посвящено множество исследований. Однако корни обновленчества, его истоки не подвергались детальному анализу. Портал Богослов.Ru предлагает вниманию читателей статью доктора исторических наук М. В. Шкаровского, посвященную истории отношений государства и Церкви в ХХ в.

Проблема взаимоотношений революционного государства и "революционного духовенства" применительно к России связана с задачей изучения т.н. обновленчества – реформаторского движения в Русской Православной Церкви первой половины ХХ в. В своем развитии это движение прошло три основных этапа: 1905-1907, 1917-1918 и 1922-1923 гг., каждый из которых имел свои существенные особенности и своеобразие, заметно отличаясь от других. Но были и общие черты – сильная политическая составляющая движения, непосредственное влияние на внутрицерковные процессы революционной (и постреволюционной) обстановки в стране, вмешательство в церковную жизнь органов государственной власти и попытки участников движения помочь самоопределению Церкви в новых социально-политических и экономических условиях, стать связующим звеном между ней и модернизирующимся обществом.

Обновленческое движение в Русской Православной Церкви имеет длительную, уходящую в века предисторию. Достаточно вспомнить В. Соловьева, Ф. Достоевского, Л. Толстого и многих других писателей, общественных и религиозных деятелей. Но организационно реформаторское "новоправославное" течение начало оформляться в годы I русской революции. В тот период "обновление Церкви" стало одним из популярных лозунгов в либеральной интеллигентской среде. Некоторые представители светских властей также выступили с инициативой проведения церковной реформы. В свою очередь в Российской Православной Церкви наблюдался заметный рост внутренней конфликтности и напряженности, на который влиял ряд факторов.

К началу революционных потрясений 1917 г. Русская Православ­ная Церковь находилась в состоянии глубокого внутреннего кризиса. Внешне она представляла внушительную силу. В империи было 115-125 млн. православных верующих (около 70% населения), 78 тыс. хра­мов и часовен, около 120 тыс. священников, диаконов и псаломщиков, 130 архиереев, 1253 монастыря и скита с 95 тыс. монашествующих и послушников, 57 Духовных семинарий и 4 Духовные академии. Однако авторитет и влияние этой внешне мощной организации оказались в значитель­ной степени подорванными.

Кризис в Русской Церкви постепенно нарастал на протяжении двух последних столетий. Отмена в начале XVIII в. Патриаршества, введе­ние синодальной системы с подчинением Церкви бюрократи­ческому аппарату лишили ее самостоятельного голоса в обществе, уподобили приходского священника – полицейскому чиновнику, ко­торый присягал служить властям, сообщал о политических настрое­ниях своей паствы. Это способствовало бюрократизации духовенства, роняло его авторитет. Ложность положения Церкви была и в том, что формально она являлась государственной, а потому противники легко могли возлагать на нее долю ответственности за репрессивную по­литику самодержавия и все социальные несправедливости, творимые государственным аппаратом. В результате с конца XIX в. в рос­сийском обществе, прежде всего в среде интеллигенции, наступает заметное охлаждение к ценностям православной веры и к значимости церковной организации среди других общественных институтов. Антиклерикальные настроения начинали проникать и в широкие народные массы; уже в революцию 1905-1907 гг. происходили случаи погрома домов священников, изгнания их и даже убийства.

Существовавший в начале XX в. кризис Церкви имел в своей основе ее тесную зависимость от государственной власти, своеобразную "симфонию властей", вследствие чего православие понималось не как институционально оформленная религия для верующих, а как опора самодержавной власти. Это противоречило вероучительному фундаменту Церкви, которая стремилась к свободному развитию в соответствии с православными канонами. В начале XX в., в условиях бурного развития капиталистических отношений и возникновения в России новых форм социальной жизни, Православная Церковь, не имела собственной, глубоко теологически разработанной социальной доктрины. Разделяя политическую культуру самодержавия, Церковь начинала все более не соответствовать духу времени, что делало ее не только социально невостребованной, но и приводило к сокращению числа православных верующих.

Обрядоверие и инстинктивная религиозность явля­лись центральным звеном политики обер-прокурора Святейшего Синода К.П. Победоносцева, вследствие чего православие в России несло не специфически религиозную функцию, а в большей степени националистическую и политическую – налицо были элементы кризиса веры. Источником постоянных противоречий внутри самой Церкви являлся конфликт между монашествующим епископатом и белым духовенством. В силу того, что выбор путей и методов работы с паствой в рассматриваемый период оставался компетен­цией самого священника, это создавало условия для реализации его соб­ственного религиозного творчества и нежелания являться простым ретран­слятором идеологических установок церковного руководства.

Первой организацией обновленцев стала возникшая в феврале 1905 г. в Петербурге группа "32-х священников", преобразованная осенью 1905 г. в "Союз церковного обновления", а в апреле 1906 г. в "Братство ревнителей церковного обновления". Процесс создания этой и других подобных организаций: "Московской комиссии по церковным и вероисповедным вопросам" (с января 1906 г. "Комиссии по церковным и вероисповедным вопросам" при "Союзе 17-го октября"), "Христианс­кого братства борьбы" – был вызван развитием революционного движения в стране в 1905-1907 гг. В России социально-экономическая модернизация не стала причиной трансформаций в религиозной сфере, и только революция, поднявшая вопрос об освобождении Церкви от государства, активизирова­ла эти процессы. Учитывая то, что обновленцы в начале XX в. стремились провести церковные преобразования эволюци­онным путем, в русле всеобщей либерализации и официальной церковной реформы, отрицая революционные методы переустройства церкви и обще­ства, отказ самодержавия в апреле 1907 г. от созыва Поместного Собора вызвал самоликвидацию обновленческих групп.

В 1905-1907 гг. движение состояло из двух основных течений: либерально-обновленческого и христианско-демократического. Первое из них было представлено "Братством ревнителей церковного обновления" и "Комиссией по церковным и вероисповедным вопросам при "Союзе 17-го октября", второе – "Христианским братством борьбы" и сторонниками идей христианского социализма – архимандри­том Михаилом (Семеновым), Г. Петровым, В. Свенцицким и др.

Помимо отсутствия организационного единства, ставшего одной из причин кризиса обновленчества в 1906-1907 гг., накануне важнейшего события церковной жизни – Помес­тного Собора, движение не имело четко сформулированной программы религиозных реформ. Желая иметь хоть какую-то альтернативу предло­жениям, выработанным Предсоборным Присутствием, на ход работы которого обновленчество так же не смогло повлиять, в апреле 1907 г. "Братство ревнителей церковного обновления" от лица всего движения, попыталось составить такую программу. В июне 1907 г., в журнале "Век" состоялась публикация программных документов трех столичных обновленческих организаций. Однако после выхода их в свет главный печатный обновленческий орган был закрыт, редактор журнала А.В. Попов подвергнут судебному преследованию, а само "Братство" в июле прекращает существование.[1]

Церковное обновленчество начала XX в. представляет собой слож­ное явление. Идея укрепления социальных позиций Церк­ви в изменяющихся общественных условиях, а также желание преодо­леть противоречия между религией и наукой, сближали обновленческое движение с околоцерковной интеллигенцией. В тоже время неприятие обновленцами догматической модернизации православия делало это объединение невозможным. Это же касается связей сторонников цер­ковного обновления с представителями либеральной православной иерархии. Предпринятый ими комплекс мер для изменения существую­щей в России системы церковного управления повлиял на организаци­онное оформление обновленческого движения, но за исключением учения о соборности, не стал основополагающим принципом в идейных исканиях обновленцев.

Программные документы "Христианского братства борьбы" В. Свенцицкого, "Русских христиан-социалистов" архимандрита Михаила (Семенова), работы Г.С. Петрова мало отличались от требо­ваний, выдвигаемых либерально-обновленческими организациями. Глав­ные противоречия наблюдались в политических вопросах, но не в сфере социального служения Церкви и тем более они не касались догмати­ческих основ православия. Было бы ошибочным относить "Братство рев­нителей церковного обновления" к обновленцам, а "Христианское братство борьбы" к сторонникам реформации, исходя только из политических про­грамм, тогда как их взгляды на церковную реформу и социально-экономи­ческие воззрения не противоречили друг другу. Особенность христианско­го социализма состояла в том, что он в большей степени, чем либеральное обновленчество, функционировал в рамках революционного, а не эволюционного пути развития России.

В целом можно сделать вывод, что обновленческое движение начала ХХ в. не ограничивало свои требования реформой церковного управления, однако при этом было против каких-либо радикальных догматических и канонических реформ в православии. Основополагающими идеями обновленчества в это время стали вопросы укрепления социальных позиций религии и Церкви, а так же примирение религии и науки. В движении нашли широкое рас­пространение идеи соборности, которые подразумевали под собой прин­ципы солидарности, социальной безопасности и коллективизма. При этом обновленчество видело необходимость осуществления церковной реформы только силами самой Церкви, без участия государства. За ис­ключением "Христианского братства борьбы", оно не рассматривало социальную революцию в каче­стве способа достижения религиозных целей, а старалось лишь поста­вить православие в центр общественной жизни.

Движение носило узкую социальную направленность. Это проявля­лось не только в антиклерикальных выступлениях, но и в отношении к различным сословиям светского общества. В силу того, что его развитие было вызвано происходящими в это время революционными событиями, в движении часто домини­ровали общественно-политические интересы, подчиняя себе религиозные. Противопоставляя Церковь бюрократическому государству, обновленцы во многом вдохновлялись идеалами раннего христианства. То, что политика все же "перевешивала", можно считать бедой движения в период 1905-1907 гг.

Русской Церкви так и не удалось до 1917 г. обрести желательную самостоятельность, созвать Поместный Собор из-за противодействия правительства. Более того, засилие в годы I мировой войны в Си­ноде ставленников Г. Распутина, определявших церковную политику, способствовало дальнейшему значительному росту антиклерикальных настроений в стране. Внутренний кризис Церкви, ее зависимость от государства, подрыв ее авторитета, не позволили ей стать нравствен­ным барьером на пути экстремистских методов политической борьбы.

Февральская революция сопровождалась рядом антицерковных ак­ций, вплоть до арестов архиереев по указанию местных советов. И в то же время она фактически стала и "религиозной революцией", уникальной в истории Православия. В марте-апреле 1917 г. по стра­не прокатилась волна чрезвычайных епархиальных съездов духовен­ства и мирян. В соответствии с их решениями, с кафедр были сме­щены свыше десяти наиболее скомпрометированных архиереев, избранные епархиальные советы значительно ограничивали епископскую власть. Вводился выборный порядок замещения всех духовных должностей, коллегиально-представительное начало церковного управления, демо­кратизировалась приходская жизнь. Все эти изменения стихийно шли в направлении, намеченном проектами церковных реформ 1905-1907 гг.

Кризис самодержавия пробудил надежды на изменение отношений Церкви и государства и у епископата. Поэтому даже члены Святейшего Синода отказались 26 февраля обратиться с воззванием к народу поддержать монархию. Более того, 6 марта Синод опубликовал послание, в котором призвал "верных чад Православной Церкви" поддержать Временное правительство. Новым "революционным" обер-прокурором правитель­ство назначило активного борца с распутинщиной в Государственной Думе, давнего сторонника реформ в Церкви В.Н. Львова. К июлю обновленный Синод утвердил право епархиальных съездов выбирать себе епископов, наделил приход статусом самоуправляющей­ся основной демократической единицы Церкви с широкой активизацией мирян, учредил Предсоборный совет по подготовке Поместного Собора. В ряде епархий впервые в истории Русского Православия прошли свободные выборы архиереев, в том числе митрополитов Московского и Петроградского.

Февральская революция 1917 г. стала переломным этапом в истории обновленческого движения, предопределившим направление его эволюции в советский период. С одной стороны, она реанимировала обновленческие силы, сформировавшиеся еще в годы I русской революции. По инициативе бывших членов кружка "32 священников" 7 марта в столице возник "Всероссийский союз демократического православного духовенства и мирян". Среди его руководителей особенно выделялись блестящий проповедник священник Александр Введенский и смелый новатор, примыкавший к крайним радикалам, убежденный сторонник ориентации Церкви на рабочий класс священник Александр Боярский. Крупной фигурой был также протоиерей Иоанн Егоров, умерший от сыпного тифа в 1920 г., но успевший основать особую церковную группу "Религия в сочетании с жизнью", просуществовавшую до 1927 г.

"Всероссийский союз" пользовался поддержкой Временного правительства и издавал на синодальные субсидии газету "Голос Христа", а к осени организовал издательство "Соборный разум", выпускавшее одноименный журнал. Наряду с требованиями широких внутрицерковных реформ, выступая под лозунгом "Христианство на стороне труда, а не на стороне насилия и эксплуатации", он сближался и с социалистическими идеями.[2] Про­грамма союза далеко выходила за рамки чисто церковных вопросов. Основ­ной постулат ("демократизация") включал в себя демократизацию политиче­скую (республика, народовластие), социальную (уничтожение сословий, рав­ноправие женщин, абсолютная свобода мысли, слова и совести, обязательное бесплатное обучение в низшей школе и бесплатная средняя и высшая школа, преподавание на родном языке) и экономическую (справедливое отношение между трудом и капиталом, равномерное распределение земных благ между всеми). Союз развил активную деятельность: организовывал публич­ные выступления и лекции, диспуты, издавал статьи.[3]

К числу наиболее левых церковных организаций относился и образовавшийся в марте 1917 г. "Союз церковного единения". Во главе его стояли петро­градские священники П. Кремлевский и Г. Сербаринов, а в программе главной целью значилось объединение православного клира и верующих в обновлен­ной Церкви, построенной на свободных началах. Кроме того, возникла и официальная "реформация", руководимая назначенным Временным правительством обер-прокурором Святейшего Синода В.Н. Львовым. Под его покровительством выходил "Церковно-Общественный Вестник", взявший девизом лозунг "Свободная церковь в свободном государстве", в котором активно работали профессор Петроградской Духовной Академии Б.В. Титлинов и протопресвитер Георгий Шавельский.

В феврале-октябре 1917 г. были созданы условия для появления нового поколения церковных обновленцев, еще не утративших связь со своими предшественниками, но уже во многом отличающихся от них. Началом этого разделения стал прошедший 1-10 июня 1917 г. I Съезд демократического духовенства и мирян, на котором столкнулись две противоположные позиции – отделение Церкви от государства не может быть допущено, но должна быть последовательно проведена свобода вероисповеданий, и напротив, отделение Церкви от государства является главным условием ее возрождения. Сторонниками первой точки зрения, которая по сути своей противоречила обновленческой идее, в большей степени, являлись представители дореволюционных обновленческих кругов. Вторую позицию в основном отстаивали священники, впервые громко заявившие о себе в годы I мировой войны: А. Боярский, А. Введенский, И. Егоров и др.

Происходящие перемены в обновленческом движения объяснялись тем, что Февральская революция высво­бодила инициативу "снизу", благодаря которой и началось возрождение Православной Церкви в обход высшей церковной власти. С другой сто­роны, постановления Временного правительства "О свободе совести" и "Об отмене вероисповедных и национальных ограничений" ставили ранее официальную религию в менее благоприятное положение по отношению к другим вероисповеданиям. В результате в церков­ных кругах получила распространение идея "канализировать" револю­цию в Церкви, под которой понимались необхо­димость вмешательства государства в церковные вопросы и санкциони­рование им любых реформ, что само собой ставило под сомнение принцип отделения Церкви от государства.

Представители обновленчества, в частности "Союз демок­ратического духовенства и мирян", выступавшие за безоговорочное отде­ление Церкви от государства, так же не отрицали роль последнего в процес­се ее переустройства. Однако, по их мнению, государство должно не проводить и контролировать церковные реформы, а помочь ей освободиться от бюрок­ратического засилья, от сторонников старого понимания церковной жизни путем внутреннего церковного переворота. Эти заявления во многом пре­допределили политику обновленческого движения в 1920-е гг. В обновленчестве периода 1917-1918 гг., в большей степени, чем ранее, нашли распространение идеи христианского социализма. Учитывая, что в июне 1917 г. была создана "Христианско-социалистическая рабочая партия" (руководители – Н.В. Львов, Н.Д. Кузнецов, С.В. Калиновский), уже тогда в движении выкристаллизовалась идея справедливости социальной революции.

Политика же Временного правительства в отношении Русской Православной Церкви была направлена на реализацию трех основных задач: установление лояльности "Ведомства православного исповедания" революционным властям и ликвидация символов его прежнего служения самодержавию; внутреннее реформирование Церкви при наличии узурпированного права утверждения церковных решений; постепенное максимально безболезненное разделение государственных и церковных структур. В целом эта политика не вызвала понимания в широких слоях духовенства и мирян. К осени 1917 г. Русская Церковь, разуверившись в способности Временного правительства защищать ее интересы, хотя и продолжала выдерживать по отношению к нему линию пассивной лояльности, но все более связывала свои надежды с изменением политической ситуации.[4]

Существенным образом на развитие обновленческого движения повлиял Всероссийский Поместный Собор 1917-18 гг. Его работа во многом носила противоречивый и незаконченный характер. С одной стороны Собор закрепил многие завоевания начавшейся в феврале 1917 г. "религиозной революции" и показал себя в этом плане "прямым наследником" предсоборных дискуссий начала века. Принятые или подготовленные решения Собора можно рассматривать, как итог значительной части этих дискуссий, что практически исчерпало реформаторский потенциал обновленцев "первой волны" (1905-1907 гг.). С другой стороны далеко не все надежды и чаяния наиболее активных участников "религиозной революции" 1917 г. получили свое осуществление. Левое крыло Собора не смогло отстоять свою идею демократически-коллегиальной системы управления, в которой голос приходского духовенства был бы равен архиерейскому. 30 октября 1917 г. было восстановлено Патриаршество, а 5 ноября Святейшим Патриархом Московским и всея России избран митрополит Московский Тихон (Белавин).

В работе Поместного Собора столкнулись две тенденции – стремление провести широкие либеральные ре­формы и настроения охранительного порядка. С развитием политических событий в стране, консервативные взгляды начинали. Спешка, в которой принимались основные решения, вы­нуждала игнорировать мнение меньшинства и не учитывать их послед­ствий. В связи с этим, многие вопросы, волновавшие прогрессивное духовенство в начале XX в., оказались неразрешенными, а некоторые были даже усугублены, что создавало новые источники для конфликтов в Церкви. С другой стороны программа обновленческой группы носила бледный и неопределенный характер. В ней не было сильного ядра, способного в сложившихся усло­виях влиять на большинство и побуждать к принятию более адекватных решений.

23 января 1918 г. был опубликован декрет Совета народных комиссаров, вошед­ший в историю под названием "Об отделении церкви от государства и школы от церкви". Он заложил основы будущего бесправного по­ложения Церкви, хотя содержал и ряд демократических положений, в том числе о свободном исповедании любой религии. Однако в де­крете провозглашалось запрещение религиозным обществам владеть собственностью, лишение их прав юридического лица и национализа­ция церковного имущества (эти ограничения были вызваны, прежде всего, политическими и идеологическими соображениями, именно они наиболее отягощали практический смысл декрета для Церкви).

Поместный Собор 1917-18 гг. не признал декрет и в своих политических решениях открыто противопоставил себя советскому государству. Этот шаг был сделан под влиянием эмоций и надежд на быстрое поражение большеви­ков. Многие принятые Собором определения исключали любую возмож­ность сотрудничества представителей православного духовенства с но­вой властью. К числу решений, ставших непосредственной реакцией на текущие со­бытия, относится определение "О мероприятиях к прекращению нестроений в церковной жизни". Его рабочее название было "О церковном большевизме". Этим термином тогда называли выступления младших клириков (хотя участвовали и архиереи, и. священники) против священноначалия под революционными ло­зунгами и обращение их к враждебной Церкви гражданской власти.[5] Наиболее известным из такого рода выступлений, стала пензенская "Народная церковь", которую возглавил архиепископ Владимир (Путята), лишенный сана в апреле 1918 г.[6] В связи с этими выступлениями начинает формироваться круг свя­щенников и близких Церкви людей, готовых сотрудничать с большевиками.

Упомянутое соборное определение запрещало в священнослужении епископов, обращавшихся к гражданским властям за содействием в борьбе с церковной властью. Запрещались и священники, обращавшиеся к гражданской власти с жалобами на архиерея, а также клирики и миряне, работавшие в ан­тицерковных организациях и т.д. Таким образом, некоторые решения Поместного Собора несли в себе опасность будущих расколов. В результате, к началу 1918 г. у руководителей "Союза демократического духовенства" по воспоминаниям Введенского созрел план разрыва с официальной Церковью. Но до реализации его дело не дошло, сторонников оказалось очень мало.[7] Правда, не исключено, что Александр Введенский в 1923 г., задним числом, нафантазировал существование в 1918 г. таких планов, которых в реальности не было.

Октябрьскую революцию 1917 г. петроградская группа реформаторов встретила в целом положительно, еще примерно год продолжая активно пропагандировать свои взгляды. С марта 1918 г. она начала издавать газету "Правда Божия", в которой критически оценила воззвание Патриарха от 19 января, предававшее анафеме "врагов истины Христовой": "Кто хочет вести борьбу за права духовенства, тот должен не отвергать революции, не отталкивать, не анафематствовать, а просветлять, одухотворять, претворять ее". В советском декрете об отделении Церкви от государства усматривались, прежде всего, положительные стороны, ускорявшие "дело внутреннего церковного освобождения", хотя с рядом положений его и выражалось несогласие.[8] Под руководством о. А. Введенского стала выпускаться серия брошюр "Библиотеки по вопросам религии и жизни", рассчитанных на массового читателя. У о. А. Боярского в 1918 г. вышла книга "Церковь и демократия (спутник христианина – демократа)", пропагандировавшая идеи "христианского социализма". Являясь сторонниками вовлечения духовенства в политику на стороне новой власти, петроградские обновленцы некоторое время безрезультатно пытались создать и христианско-социалистическую партию. Подобные попытки предпринимались и в 1919 г. и в Москве священником С. Калиновским.

Уже в годы гражданской войны некоторые сторонники церковных реформ добивались у властей разрешения на создание широкой обновленческой организации. В 1919 г. А. Введенский был принят председателем Коминтерна и Петроградского совета Г. Зиновьевым и предложил ему "конкордат" – соглашение между советским правительством и реформированной Церковью. По словам Введенского Г. Зиновьев ответил ему: "Конкордат" в настоящее время вряд ли возможен, но я не исключаю его в будущем... Что касается вашей группы, то мне кажется, что она могла бы быть зачинателем большого движения в международном масштабе. Если вы сумеете организовать нечто в этом плане, то, я думаю, мы вас поддержим".[9]

В это же время деятели петроградской группы "демократического духовенства" установили связи со старообрядцами и сектантами и попытались частично изменить курс и структуру церковного руководства. В 1919 г. в Москве с разрешения Совнаркома существовало объединение различных сектантских группировок – "Объединенный совет религиозных общин и групп". У некоторых священников возникла идея включить в него представителей Православной Церкви и образовать из этого совета руководящий орган для всех религиозных организаций, независимо от исповеданий, лояльный к советской власти. Он должен был называться "Исполнительный комитет духовенства", однако Патриарх не дал благословения на его создание.[10]

Среди священников, сотрудничавших с советскими органами власти выделялся своей активностью служивший в Князь-Владимирском соборе Петрограда о. Владимир Красницкий. Судя по всему, это был уникальный, единственный в стране подобный пример. Священник являлся инструктором отдела юстиции Петроградского горисполкома и в качестве полномочного представителя власти заключал договоры о пользовании церковным имуществом с приходами православных храмов.[11] Кроме работы инструктором о. В. Красницкий заведовал отделением коллективных хозяйств в губернском хозяйственном отделе, читал лекции в Красноармейском институте и Коммунистическом университете им. Зиновьева, одновременно служил инструктором в политических отделах 11-ой дивизии и 7-ой армии Петроградского военного округа, заведовал отделом артелей и коммун в газете "Деревенская Коммуна" и т.д.[12]

Летом 1919 г. о. В. Красницкий написал несколько адресованных советскому руководству документов. Это – обширная записка "О направлении политики советской власти в отношении к православной российской церкви", "Основные положения сочувствующих Российской комму­нистической партии из православного духовенства Петроградской епархии", очерк "Революционные традиции в православном духовенстве", практические рекомендации властям "Способ привлечения православного духовенства в армию" и др.[13] Из данных документов видно, что уже в июле 1919 г. о. В. Красницкий выдвигал программу разрушения существовавшей церковной структуры и захвата власти в Московском Патриархате с использованием в качестве главной силы советского государства, что потом было частично реализовано в период "обновленческого переворота" 1922 г. Записка "О направлении политики советской власти в отношении православной российской церкви" от 12 июля начиналась утверждением, что "программа РКП в области религиозных отношений имеет общедекларативный характер и не содержит указания практических мероприятий по отношению к существующим в России церковным общественным организациям", а поэтому священник и предлагал свою программу действий.

Эти обращения о. В. Красницкого к руководству страны появились не случайно. В ноябре 1918 г. по распоряжению В.И. Ленина он был вызван в Москву для личного доклада о положении священнослужителей в рядах Красной армии. В то время о. В. Красницкий состоял в категории сочувствующих коммунистической партии, и, вероятно, уже служил инструктором в частях Петроградского военного округа. Ранее ничего не было известно о каких-либо личных встречах Ленина в качестве главы советского государства со священнослужителями, и его беседа с о. В. Красницким скорее всего является единственным исключением.

С 1918 по весну 1922 гг. сторонники церковного обновления действовали в рамках Патриаршей Церкви. В этот период и советское руководство, проводя антирелигиозную политику "бури и натиска", было уверено в относительно скором отмирании Церкви. Лишь убедившись в ее неудаче, после окончания гражданской войны (из которой Церковь вышла в своей основе несокрушенной) и перехода к новой экономической политике, правительство изменило свою тактику в этом вопросе. С другой стороны в новых общественно-политических условиях начала 1920-х гг. левая "церковная оппозиция" опять подняла вопрос о реформах и проблему отношения Церкви к новой власти. Часть духовенства открыто выражала недовольство позицией Патриарха по вопросу предоставления церковных ценностей для нужд голодающих Поволжья, что было использовано органами советской власти.

Постепенно появились и планы произвести раскол, создать более покорную церковную организацию. В результате дискуссий в ЦК РКП(б) и СНК пришли к выводу, чтобы руководство Православной Церковью в довольно сжатые сроки взяло в свои руки духовенство, абсолютно лояльное советское власти и правительству. Уже 20 марта 1922 г. в докладной записке Госполитуправления в Политбюро весьма откровенно предлагалось путем грубого насильственного вмешательства во внутрицерковную жизнь произвести своеобразный "переворот": "ГПУ располагает сведениями, что некоторые местные архиереи стоят в оппозиции реакционной группе синода и, что они в силу канонических правил и других причин не могут резко выступить против своих верхов, поэтому они полагают, что с арестом членов синода им представляется возможность устроить церковный собор, на котором они могут избрать на патриарший престол и в синод лиц, настроенных более лояльно к Советской власти. Оснований для ареста Тихона и самых реакционных членов синода у ГПУ и его местных органов имеется достаточно. ГПУ находит: 1) что арест синода и патриарха сейчас своевременно, 2) что допущение духовного собора на предмет избрания нового синода и патриарха сейчас также возможно...".[14] Предложения карательных органов попали на благоприятную почву, хотя "операция" по тактическим соображениям оказалась отсрочена на полтора месяца.

В докладной записке Л.Д. Троцкого от 30 марта, утвержденной Политбюро, была практически сформулирована вся тактическая и стратегическая программа деятельности государственного руководства по отношению к обновленческому духовенству: "Если бы медленно определяющееся буржуазно-соглашательское сменовеховское крыло церкви развилось и укрепилось, то оно стало бы для социалистической революции гораздо опаснее церкви в ее нынешнем виде... Поэтому сменовеховское духовенство надлежит рассматривать, как опаснейшего врага завтрашнего дня. Но, именно завтрашнего. Сегодня же надо повалить контрреволюционную часть церковников, в руках коих фактическое управление церковью... Мы должны, во-первых, заставить сменовеховских попов целиком и открыто связать свою судьбу с вопросом об изъятии ценностей; во-вторых, заставить довести их эту кампанию внутри церкви до полного организационного разрыва с черносотенной иерархией, до собственного нового собора и новых выборов иерархии... К моменту созыва нам надо подготовить теоретическую пропагандистскую кампанию против обновленной церкви. Просто перескочить через буржуазную реформацию церкви не удастся. Надо, стало быть, превратить ее в выкидыш...".[15] Таким образом, власти изначально планировали использовать обновленцев в своих целях, а затем, по существу, предать их.

8 мая 1922 г. некоторые представители "Петроградской группы прогрессивного духовенства", ставшей центром обновленчества в стране, приехали в Москву. Начались их интенсивные переговоры с представителями властей. По признанию А. Введенского, к расколу были непосредственно причастны Г.Е. Зиновьев и уполномоченный ГПУ по делам религий Е.А. Тучков.[16] Активное вмешательство советского государства во внутрицерковные дела несомненно. Причем оно проводилось под лозунгом осуществления революционных принципов в жизни Церкви, прежде всего демократизации ее структуры.

Одним из доказательств вмешательства государства является письмо Л.Д. Троцкого членам Политбюро от 14 мая 1922 г., полностью одобренное В.И. Лениным: "Сейчас, однако, главная политическая задача состоит в том, чтобы сменовеховское духовенство не оказалось терроризированным старой церковной иерархией. Отделение церкви от государства, нами раз и навсегда проведенное, вовсе не означает безразличия государства к тому, что творится в церкви как в материально-общественной организации... Во всяком случае необходимо: ...не скрывая нашего материалистического отношения к религии, не выдвигать его, однако, в ближайшее время, то есть в оценке нынешней борьбы на первый план, дабы не толкать обе стороны к сближению... критику сменовеховского духовенства и примыкавших к нему мирян вести не с материалистически-атеистической точки зрения, а с условной церковно-демократической точки зрения".

Позднее правительство в течение некоторого времени пыталось утвердить в сознании населения "единственность" и законность обновленческой Церкви. Священники, оказывавшие ей сопротивление, зачастую арестовывались. По свидетельству очевидцев, первым вопросом при непосредственных вызовах представителей духовенства в ГПУ было: "Почему Вы не присоединились к ним (обновленцам)? Вы против Советской власти?".[17] Ряд партийных руководителей были уверены, что руками обновленцев можно разбить старую "церковную машину" и поэтому временно им надо помогать. Член Президиума ВЦИК П.Г. Смидович в своих письмах в местные советы в 1922 г. указывал: "Живая церковь" – лояльная по отношению к Советской власти – должна встретить особенно внимательное и деликатное отношение к ее нуждам со стороны Советской власти".[18]

Однако из этого не следует, что т. н. обновленческий раскол было целиком инспирирован. Конечно, среди его вождей имелось немало священнослужителей: В. Красницкий, А. Введенский и др., недовольных своим положением и рвавшихся к руководству Церкви, которые понимали, что это возможно лишь с помощью советских властей при дискредитации авторитета церковной иерархии во главе с Патриархом. Но были и видные обновленцы – страстные проповедники, искренне выражавшие новаторские идеи реформации православия (например, прот. Александр Боярский, священник Евгений Белков). Большинство же рядовых участников движения оказалось включено в него логикой развития событий.

В ходе событий 12-18 мая 1922 г. Святейший Патриарх Тихон, оказавшийся под арестом, был вынужден отказаться от власти и руководство Церковью на год оказалось в руках обновленческого Высшего Церковного Управления (ВЦУ). Первоначально обновленцы публично заявляли, что Поместный Собор будет созван в самое ближайшее время. Но он состоялся почти через год после "майского переворота" и во многом из-за позиции официальных властей, которые были заинтересованы не в стабилизации ситуации в Церкви, а в дальнейшем углублении раскола.

Так, 26 мая 1922 г. Политбюро приняло предложение Л. Троцкого занять выжидательную позицию в отношении трех существующих направлений в новом церковном руководстве: 1. сохранение Патриаршества и выборы лояльного Патриарха, 2. уничтожение Патриаршества и создание коллегии (лояльного Синода), 3. полная децентрализация, отсутствие всякого центрального управления (Церковь как "идеальная" совокупность общин верующих). Ставка была сделана на усиление борьбы между различными ориентациями и оттягивание с этой целью созыва Собора. Наиболее выгодной Троцкий считал комбинацию "когда часть церкви сохраняет лояльного Патриарха, которого не признает другая часть, организующаяся под знаменем синода или полной автономии общин".[19] Влияние сторонников Патриарха Тихона явно ошибочно недооценивалось. Считалось, что с их "остатками" без труда справятся путем репрессий.

В конце лета – осенью 1922 г. произошел "раскол в расколе" – дробление обновленческого движения на несколько групп, из которых основными были: "Живая Церковь" во главе с о. В. Красницким, "Союз Церковного Возрождения (глава – епископ Антонин Грановский) и "Союз общин Древле-Апостольской Церкви" во главе с о. А. Введенским. Пиком истории обновленчества встал их т. н. "II Поместный Собор". Он открылся в Москве 29 апреля 1923 г. Надежды значительной части духовенства и верующих на то, что Собор примирит, сгладит противоречия, укажет будущий путь, не осуществились. 3 мая на нем было принято постановление, с негодованием воспринятое большинством мирян и, в конечном счете, гибельное для обновленчества: "Собор считает Тихона отступником от подлинных заветов Христа и предателем Церкви, на основании церковных канонов сим объявляет его лишенным сана и монашества и возвращенным в первобытное мирское положение. Отныне Патриарх Тихон – мирянин Василий Белавин". Патриаршество в России уничтожалось. 8 мая делегация Собора была пропущена к находящемуся под домашним арестом Владыке и передала приговор, но он ответил лишь, что "не согласен ни по форме, ни по существу".[20]

Собор значительно ограничил размеры намечавшегося реформаторства, оставив неприкосновенными и догматы, и таинства, и богослужебный чин. Доклады А. Введенского и В. Красницкого "О реформах Церкви" не встретили по ряду аспектов поддержки. Собор узаконил равнозначность женатого и безбрачного епископата, а после некоторых колебаний и второбрачие клириков, был введен новый григорианский календарь. Сохранялся культ "мощей", идея "личного спасения". Монастыри же закрывались и превращались в трудовые коммуны и церковные приходы. В итоге проведенные Собором преобразования оказались относительно небольшими. Как видно из архивных документов, большая часть делегатов сотрудничала с ГПУ, и это ведомство через них проводило желательные для него решения. А в каких-либо серьезных преобразованиях Церкви оно не было заинтересовано.

Таким образом, обновленчество все более становилось церковно-политическим движением. На его развитие в 1922-1923 гг. влияли следующие факторы: взгляды представителей обновленческого движения дан­ного периода в значительной степени были сформированы под влиянием церковно-общественной мысли начала XX в. (об этом говорит как ха­рактер церковной реформы, предлагаемый сторонниками обновления, а также развиваемая ими идея укрепления социальных позиций Церкви в советском государстве), но эволюция идейных исканий церковного обновленчества в 1920-е гг. происходила в новых социально-политических условиях, в русле развития советской государственности. В своем стремлении про­вести реформы в Церкви, движение столкнулось с тем фактом, что преобра­зования оказались невозможны без смены церковной влас­ти. Обстоятельства предоставляли только один вариант решения пробле­мы – обращение за помощью к государству, для чего нужно было дока­зывать справедливость нового строя и проводить реформы, не противоре­чащие его интересам. Принятие обновленцами этого решения не только оправдывало для них вме­шательство государства во внутренние дела Церкви, что до­пускалось уже в 1917 г., но и ставило обновленческое движение в прямую зависимость от органов власти.

Зависимость движения от государственной власти предопределила последующее идейное вырождение обновленчества. Как показал т. н. Собор 1923 г., полити­ческие заявления лидеров движения, начали все более доминировать в их программных заявлениях, вытесняя вопросы церковной реформы. В то же время, предпринятые Святейшим Патриархом Тихоном попытки стабилизи­ровать отношения с советской властью подрывали этот политический фундамент обновленческого раскола и делали его безосновательным. В результате после "покаяния" Патриарха Тихона и его освобождения 27 июля 1923 г. из-под ареста начался катастрофически быстрый спад влияния обновленчества (формально просуществовавшего до 1946 г.).

Следует также учесть, что при­надлежность к обновленческим кругам в 1920-е гг. определялась скорее не взгляда­ми священнослужителей или архиереев на реформу в Церкви, а признани­ем ВЦУ, в свою очередь признаю­щего справедливость советской власти. Это привело к тому, что в движение было включено значительное количество людей, по своим религиоз­ным убеждениям не являвшихся обновленцами, а при­соединившихся к нему из-за возникшей в Церкви неразберихи, по причи­не угрозы для собственной жизни или карьерных устремлений.

Таким образом, церковное об­новленчество начала 1920-х гг., с одной стороны, частично продолжало развивать идеи своих дореволюционных предшественников, а с другой, уже было новым явлением. В этот период в движении нашли воплоще­ние религиозные мотивы, отразившиеся в предлагаемой церков­ной реформе, его ярко выраженная политическая природа, а также зави­симость обновленческой Церкви от государственной власти, что не допускалось обновленцами начала XX в. То, что политическая составляющая движения полностью перевесила, стало его трагедией. Этим была окончательно дискредитирована идеология реформ, предложенных в период I русской революции искренними сторонниками "обновленного христианства".

Процесс "революционизации" Русской Православной Церкви имел свою внутреннюю и внешнюю динамику. Внутри Церкви он переживал ярко выраженные подъемы в 1905-1907, 1917, 1922 гг. и последовавшие за ними спады. Внешнее воздействие в стремлении "революционизировать" Церковь со стороны "революционного государства" в наибольшей степени наблюдались в 1917 г. и особенно в 1922 г.. В конце 1920-х гг. отношение государства к этому процессу сменилось на нейтральное, а в начале 1940-х гг. и на негативное.

Одной из существенных причин краха движения стала по существу "предательская" политика государственных органов, которые и организовали захват обновленцами высшей церковной власти. При этом советское руководство, прежде всего, преследовало цели разрушения Православной Церкви как института и подрыва ее влияния на массы. В работах видных деятелей коммунистической партии,[21] сыгравших важную роль в проведении антирелигиоз­ной политики, отмечалось, что "реформация в православной церкви на­чалась как чисто политический сдвиг; как смена политических вех", ко­торые должны привести к распаду и дискредитации Церкви. Будучи твердо убежденными в том, что никакая Церковь не может быть живою, никакое духовенство прогрессивным, никакая религия современ­ной, антирелигиозники рассматривали обновленческое движение лишь в качестве "временного попутчика советской власти", а предлагаемые им религиозные реформы расценивались как "явно лишний, явно тяжелый, опасный балласт", выброшенный духовенством для того, что­бы "спасти свой тонущий корабль".[22]

Процесс подлинного обновления русского Православия оказался прерван в самом начале. Возможно, продлись Всероссийский Поместный Собор 1917-1918 гг., как намечалось и в 1919 г., церковная орга­низация продвигалась бы дальше по пути реформ, все больше приобретая черты живого динамичного организма. Октябрь­ская революция, прекратив процесс возрождения Церкви, со временем ликвидировав демократические преобразования ее жизни, и, дискреди­тировав саму идею реформаторства, по сути, стала своеобразной религиозной "контрреволю­цией". Кроме того, основной идеолог преобразований – либеральная церковная интеллигенция, не принимая Октябрь, и в целом занимала все более консервативные позиции. С течением времени вожди советского режима, добившись лояльности от руководства Патриаршей Церкви, все больше и больше выражали свою заинтересованность в укреплении консервативных, охранительных начал в церковной жизни. В этих условиях обновленчество не имело шансов на успех, и консервативное начало победило.

Ликвидация обновленческого движения в годы II мировой войны сопровождалась давлением на него государ­ственных органов. Советское руководство, прежде всего из прагмати­ческих соображений, осенью 1943 г. сделало окончательный выбор в пользу Московской Патриархии. Его диктовала И.В. Сталину политиче­ская ситуация в СССР и за рубежом. Кроме того, Патриаршая Цер­ковь была кровно заинтересована в ликвидации расколов. И государ­ственные органы, изменив в 1943 г. курс своей религиозной политики, не могли не учитывать это, полностью перестав поддерживать уже не интересовавшие их церковное движение.

Таким образом, реформаторский потенциал Русской Православной Церкви оказался не столь значительным, как представлялось в начале XX в. Столкнувшись с многочисленными проблемами, как политическими, экономическими (в связи с экспроприацией церковной собственности и оттоком прихожан в Московскую Патриархию), так и идеологического характера, обновленческая Церковь не смогла удержаться на исторической арене, постепенно теряя влияние, и, окончательно исчезнув в 1946 г. Некоторые ее идеи стали возрождаться лишь в конце ХХ – начале ХХI веков уже в новых исторических условиях.

[1] См.: Симонов И.В. Анализ особенностей социально-идеологической деятельности Русской православной церкви в начале ХХ века: Диссертация на соискание ученой степени кандидата философских наук (Дисс. ...канд. фил. наук). СПб., 1993; Андреев В.М. Либерально-обновленческое движение в Русском православии начала ХХ века и его идеология: Дисс. ...канд. фил. наук. Л., 1972; Останина О.В. Обновленчество и реформаторство в Российской православной церкви в начале ХХ века. Дисс. ...канд. фил. наук. Л., 1991; Головушкин Д.А. Обновленческое движение в Русской православной церкви в 1905-1925 гг. Дисс. ...канд. исторических наук. Ярославль, 2002; Фирсов С.Л. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.) М., 2002. С. 318-342.

[2] Шишкин А.А. Сущность и критическая оценка "обновленческого" раскола Русской православной церкви. Казань, 1970. С.121.

[3] Титлинов Б.В. Церковь во время революции. Пг., 1924. С. 59-60.

[4] См.: Соколов А.В. Временное правительство и Русская православная церковь (1917 год). Дисс. ...канд. исторических наук. СПб., 2002.

[5] См.: Большевизм в церкви // Прибавление к Церковным ведомостям. 1918. № 3-4. С. 153-155.

[6] См.: Иванов Н.П. История путятинской смуты // Пензенские епархиальные ведомости. 1998. № 6, 7, 8, 1999. № 1.

[7] Введенский А.И. Церковь и государство (Очерк взаимоотношений церкви и государства в России 1918-1922 гг.). М., 1923. С. 109-110, 215.

[8] Кузнецов А.И. Обновленческий раскол в Русской Церкви. Т.1. Астрахань, 1956-59. Машинопись. С.83.

[9] Левитин А., Шавров В. Очерки по истории русской церковной смуты. Т.1. Кюснахт, 1978. С. 54.

[10] Платонов Н.Ф. Православная Церковь в 1917-1935 г.г. // Ежегодник Музея истории религии и атеизма. Т.IV. М.-Л., 1960. С. 229.

[11] Краснов-Левитин. А. Лихие годы. 1925-1941. Париж, 1977. С.148.

[12]Деревенская коммуна. 7 мая, 4 июня.

[13] Государственный архив Российской Федерации, ф. 353, оп. 3, д. 795.

[14] Архив Президента Российской Федерации, ф. 3, оп. 60, д. 63, л. 29; Алексеев В.А. Был ли патриарх Тихон "вождем церковной контрреволюции"? // Диалог. 1990. № 10. С. 98.

[15] Архив Президента Российской Федерации, ф. 3, оп. 60, д. 63, л. 73-74.

[16] Ленинградский рабочий. 1989. 20 октября.

[17] Новые документы В.И. Ленина (1920-1922 гг.) // Известия ЦК КПСС. 1990. № 4. С.196; Криптон К. Защита канонов православия 1922-1925 // Вестник русского студенческого христианского движения. 1979. № 128. С. 226.

[18] Алексеев В.А. Указ. соч. С.101.

[19] Архив Президента Российской Федерации, ф. 3, оп. 60, д. 63, л. 71-72.

[20] Кузнецов А.И. Указ. соч. С. 228, 232.

[21] Бонч-Бруевич В.Д. "Живая церковь" и пролетариат. М., 1927; Красиков П.А. На церков­ном фронте (1918-1923). М., 1923; Луначарский А.В. Христианство или коммунизм. Дис­пут А.В. Луначарского с митрополитом А. Введенским. М 1926; Скворцов-Степанов. И.И. О живой церкви. М., 1922 и др.

[22] Ярославский Е. О религии. М., 1958. С. 37.