Наталья Солженицына: "Александру Исаевичу было очень тревожно за Россию

СЕГОДНЯ СОРОК ДНЕЙ со дня СМЕРТИ АЛЕКСАНДРА СОЛЖЕНИЦЫНА. ЗА НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ ДО ЭТОЙ ПЕЧАЛЬНОЙ ДАТЫ ВДОВА ВЕЛИКОГО РУССКОГО ПИСАТЕЛЯ НАТАЛЬЯ ДМИТРИЕВНА СОГЛАСИЛАСЬ ВСТРЕТИТЬСЯ С КОРРЕСПОНДЕНТОМ "НОВЫХ ИЗВЕСТИЙ". В РАЗГОВОРЕ ШЛА РЕЧЬ О ПОСЛЕДНИХ НАДЕЖДАХ ПИСАТЕЛЯ, А ТАКЖЕ О РУССКОЙ КУЛЬТУРЕ И ЯЗЫКЕ, КОТОРЫЕ СОЛЖЕНИЦЫН ОЧЕНЬ ОБЕРЕГАЛ.

– Александра Исаевича похоронили в Донском монастыре. Почему именно там?

– Для Александра Исаевича это было очень значимое место. Оно тесно связано с судьбой патриарха Тихона, который был там в заточении, там же умер и там же похоронен. И мы ходили к его останкам еще до того, как нас выслали из страны. И еще я всегда ходила в Донской монастырь на Пасху. Кроме того, Александр Исаевич сам с Дона – школу и университет он окончил в Ростове-на-Дону. Хорошо и то, что это монастырское кладбище: рядом идет служба. И хотя оно находится почти в центре Москвы, там так покойно, тихо и хорошо. В Донском лежит много людей русской культуры: историк Ключевский, философ Ильин, писатель Шмелев. Так что выбор был правильный – те, кто был на его могиле, говорили о том, какое это замечательное место упокоения.

– Каковы были последние надежды и мечты Александра Исаевича?

– Они ничем не отличались от предпоследних. Ему было очень тревожно за Россию. И он говорил об этом в последних интервью.

– А если говорить о семье, о внуках?

– Он мечтал, чтобы они выросли достойными людьми, были хорошо образованны, чтобы русский язык для них не сузился, как шагреневая кожа, а был полноценным.

– Как вы полагаете, тот литературный язык, которым дорожил Александр Исаевич, язык Толстого, Тургенева и Достоевского, будет знаком нашим потомкам?

– Трудно сказать. Идет мировой процесс. Все европейские языки переживают довольно драматическое "сжатие" , чему способствует техногенная революция, начавшаяся во второй половине XX века. Эта очень большая проблема, которая бесконечно волнует всех "патриотов языка". Не только в России, но и во всех культурных странах – во Франции, в Англии, – и не только филологи, но просто люди, любящие свой язык, озабочены процессом его деградации. С другой стороны, этот процесс неизбежен, поскольку все страны открыли свои двери для эмигрантов. А с эмигрантов невозможно требовать ничего, кроме сносного владения разговорным языком страны пребывания...

– Но есть же и другие причины? Трудно представить, что процесс "сужения" литературного языка идет только благодаря эмигрантам и техногенной революции.

– Среди других причин – тот невероятный темп жизни, в котором мы живем, который все сводит к пунктиру. И благодаря тому ужасающему языку, который льется в наши уши с телеэкранов. Телевидение могло бы давать пример доброго языка, но дает пример обратный. Сколько-то с этим воевать, конечно, можно, и я надеюсь, что через несколько лет опамятуются те, кто имеет власть это изменить, и начнут принимать работников на телевидение не только по внешним данным и тембру голоса, но и по культурному уровню, что поможет остановить общий процесс сползания в бескультурье.

– Лет 200 назад читать книги в России могло ничтожно малое количество людей. Не наблюдаем ли мы начало возвращения витка спирали к той же ситуации и не станет ли культура лишь красивой игрушкой для мизерного количества людей в России?

– В это я не верю. Я считаю, что всегда будет хоть какое-то количество людей, для которых культура будет не игрушкой, а воздухом, без которого они просто не могут жить. Иначе человечество, возвратившись в каменный век, просто закончится. Но то, что в будущем количество людей, для которых культура важна, будет небольшим, я нахожу вероятным. Скорее всего, так и будет. И это не страшно. Важно качество тех людей, для которых культура – это воздух жизни. Качество их образования, степень их преданности культуре. Потому что такие люди и есть соль земли.

– Для большинства людей знакомство с Александром Исаевичем начиналось с его программных произведений – "Матренина двора" и "Одного дня Ивана Денисовича". А для вас?

-А для меня с "Одного дня Ивана Денисовича" , который я прочитала тогда же, когда и многие его прочитали – на следующий день после выхода журнала "Новый мир" , в котором он был напечатан. То есть 18 ноября 1962 года. Я прочитала его дважды подряд – начала читать вечером, а второе чтение закончила уже ночью. Это было потрясение. Не фактом открытия существования лагерей, о которых я знала немало: в лагере погиб мой дед. Меня потрясло другое. Я поняла, что в русскую литературу пришел гений. Именно литературный гений. Меня потрясло не то, что он написал, а как он это сделал.

– Вы три дня провели в павильоне книжной ярмарки, наблюдая еще и за ярмаркой новых лиц и новых людей России. Отличаются ли они от тех, кто тогда, в шестьдесят втором, был читателем "Нового мира"?

– Вы знаете, для меня эта выставка – радостное переживание, потому что ко мне подходит очень много молодых людей. Я думала, будут подходить только те, кто помнит это ощущение, которое было после прочтения этого рассказа, только те, в чью жизнь когда-то вошел Солженицын. А книги его покупают уже дети и внуки тех людей. Они родились, когда нас уже выслали отсюда. Их много, и меня это радует. И много людей среднего поколения, которые и строят сегодняшнюю жизнь. Все это, честно сказать, стало сюрпризом, который меня глубоко взволновал.