Иван Охлобыстин: "Успех православию не противоречит"

Известный артист и священнослужитель снимается в кино, чтобы заработать на строительство храма

Исповедь, как известно, идеальная форма самоконтроля и совершенствования. Интервью (если, разумеется, человек искренен) тоже можно сравнить с исповедью. Но когда разговариваешь с человеком, которого журналисты окрестили "главным батюшкой большого кино", направление беседы непредсказуемо по определению. Тем более если на первый же вопрос: "Как к вам нужно обращаться – просто по имени или все-таки по чину – отец Иоанн?" – священник-актер отвечает: "Меня вполне устраивает Ваня"...

– Кто вы в большей степени: иерей или артист?

– На съемочной площадке я обыкновенный актер. Но если вы в перерыве, когда я не в кадре, обратитесь ко мне, как к священнику, я буду готов вам помочь.

– И сколько времени вам понадобится, чтобы настроиться на пастырство?

– Да мне не надо перестраиваться, рясу надеть только! Пастыри не бывают бывшими.

– А это правда, Иван, что перед тем, как заняться светской работой, вы получаете благословение самого патриарха?

– Это было, когда я прочитал сценарий фильма про Распутина и думал, соглашаться ли на главную роль. Мне и до того много предлагали сниматься, и я от всего отказывался. Но у меня большая семья – шестеро детей, и мой начальник посоветовал мне так уж оголтело не отворачиваться от дополнительного заработка. Я подумал, подумал и написал подробное письмо в патриархию – объяснил, что хочу собрать деньги на строительство новой церкви. Через неделю получил ответ: "Печально, что приходится зарабатывать на стороне, но такие уж времена... Благословляем".

– Строительство церкви?

– Ну, да. Это моя мечта – возвести в Подмосковье реабилитационный храм.

– Для наркоманов и алкоголиков?

– Да почему же только для них?! Я хочу, чтобы каждый человек имел возможность выехать за город, оторваться от суеты и обдумать какие-то свои насущные вопросы. И при этом не нужно, чтобы церковь доминировала над решением его проблем. Церковь должна быть просто рядом, как спасительный корабль, с которого людям в любой момент может быть протянута рука помощи...

– Давайте вернемся к делам мирским. Какие роли в кино вам интересны?

– Человеческие... Мне нравится человек.

– В любых проявлениях?

– Я, как профессионал, окончивший ВГИК, могу утверждать: в каждом из нас заложен огромный творческий потенциал. Другое дело, что чаще всего люди даже не пытаются развивать в себе эти начала, потому что о них просто не догадываются.

– У вас был длительный период, когда вы не работали в кино. Талант просился наружу?

– Не знаю, что и сказать... Я ведь сценарии-то писал всегда. Но сценарии не приносят стабильного дохода, а в кино платят хорошо, вот я и пошел в актеры. Но вообще-то я никогда не хотел быть ни артистом, ни режиссером, ни тем более продюсером – у меня бы, наверное, при такой работе случился разрыв сердца от перенапряжения...

– То есть вы пошли во ВГИК, хотя мечтали стать священником?

– Ничего подобного! Я шел к вере поступательно. Мне всегда нравилось бывать в храме, но уже классе в восьмом я окончательно решил стать режиссером. То есть, получается, я изначально был заточен для другого, но пришел в Церковь и теперь реализую все, о чем мечтал в детстве.

– Как долго можно совмещать две такие разные профессии?

– Вообще-то у меня самые светлые воззрения на будущее, хотя загадывать ничего нельзя. Думаю, этот процесс вполне может стать бесконечным.

– То есть проходит съемочный день – и вы переодеваетесь в рясу?

– Зачем же в рясу! Я чаще всего хожу в мирском. Особенно в плохую погоду стараюсь облачение лишний раз не надевать. У нас дома и так постоянно крутится стиральная машина, и если я запачкаю рясу, а она большая, занимает весь барабан, то добавлю жене работы. А я жену жалею. Я реалист. Бытовой реализм такой...

– Как реагируют ваши прихожане, встретив вас на улице в кожаной куртке?

– Что именно чувствуют они, я вам не скажу. А мне, конечно, как любому человеку, нравится, когда меня узнают на улице. Но одновременно мешает, если люди приходят в храм посмотреть не на пастора, а на артиста. Хотя чаще всего случается так, что многие, посмотрев на актера, остаются у меня уже как у пастыря.

– Значит, слава вам все-таки приятна?

– Здравое размышление подсказывает, что Господь дает каждому возможность стать в чем-то успешнее, чем другие, и, значит, успех православию не противоречит. Правда, каюсь, в прежней жизни я был тотально убежден, что я лучше всех. То есть мной владела сатанинская гордыня, и поэтому честолюбцев я понимаю лучше, чем кто-либо. Все, что с ними происходит, – типичная бесовня. Но сейчас сам я, слава Богу, от этого беспокойства уже избавился.

– Вы в корне изменились?

– Честно говоря, я вообще не верю, что человек способен измениться. Просто он может себя в каких-то ситуациях контролировать, а в других – не контролировать. И в этом смысле наша профессия замечательно учит мимикрировать.

– В каком смысле?

– В буквальном. Сначала смоделировать какую-то легенду, а потом довести ее до публики. То есть, проще говоря, выдать какую-никакую мыслишку, развить ее и тем самым создать собственное реноме.

– Получается, что сочетание актерства со служением Богу для вас всего-навсего удачнейший самопиар! Вы гениальный мастер эпатажа!

– Почему вы так думаете? Я, увы, не из таких. Корни любого эпатажа всегда чисто экономические. Для артиста это самый малозатратный метод приобрести популярность. Натвори что-нибудь, и к тебе тут же приедут, возьмут интервью и бесплатно сделают рекламу. Вот и все! Я же в прошлой, мирской жизни не был ни бунтарем, ни наркоманом, ни бабником, и слухи о моем пьянстве очень и очень сильно преувеличены. Для всех этих вещей я всегда оказывался слишком уж подвижным человеком. Теперь же священничество для меня – занятие совсем не прибыльное. К тому же, если я сегодня сочетаю кино и церковь, это вовсе не означает нарушения этических православных запретов. Вы же не станете спорить, что петь: "Вперед, Христос, я за тобой, наполним небо добротой" – и призывать сатану не одно и то же? Я вам больше скажу! Основа многих наших бед в том, что многие неправильно понимают формулу "Церковь отделена от государства". Церковь – это не стены храма, это сообщество! Если бы нас искусственно не отделяли, мы могли бы ходить в школы, в детские дома, в спортзалы, в ЖЭКи, в дачные кооперативы – куда угодно!

– Зачем? Проповедовать?

– Не-не-не! Разговаривать с людьми на любые темы, которые их волнуют! Общаться!

– Да кто ж вам мешает это делать?!

– Знаете, это парадокс. Светский мир к таким отношениям с нами уже готов. А вот мы сами – еще нет...

– Это вы о том, что вас приглашали работать штатным духовником в банке?

– Во-первых, сказать обо мне "духовник" – это слишком сильно. Мое слово слабое. Я скорее психолог-священник и в этом качестве исповедую многих бизнесменов. А в тот раз все сорвалось из-за того, что ваши коллеги журналисты сильно расстарались. И произошло это от банального непонимания простейших вещей. Ну что плохого в том, что священник благословляет на сделки и говорит банкирам: "Брат мой, ты лучше меня разбираешься в экономике. И ты сам знаешь, что такое хорошо, а что – плохо. Сделай по совести!" А все, что эти люди могут получить в другом месте, – либо психические тренинги, либо откровенная мистификация, либо чепуха и духовный фаст-фуд.

– Но среди бизнесменов множество совсем не православных людей. Как быть с ними? Разве вы, например, по чину имеете право их наставлять?

– Здесь каждый решает для себя сам. Но, знаете, мне рассказывали недавно, что один инок пришел к своему духовному отцу и спросил: "Кого, батюшка, будет больше в раю – немцев, американцев или нас, русских?" И преподобный ответил: "Китайцев. Их на земле больше". Христианство – религия для всех. Если все в нашей жизни будет делаться по любви, каждый нормальный человек это рано или поздно поймет. Вот у нас с вами получился же проникновенный разговор, правда ведь?