Несомненно, что самосознание самого священства является краеугольным камнем для формирования евангельского понимания духовной жизни. Для этого сам священник должен это евангельское понимание иметь. Также – для этого – само священство должно понимать свое место в Церкви. И если рассуждать опять же по-евангельски, это место вовсе не есть центральное или главное – возвышающееся над остальным народом. Скорее, должно быть наоборот.
"Больший из вас да будет всем слугой". То есть, священик – слуга и должен находиться на месте или положении даже более низком, чем все остальные. Священство призвано быть слугами Самого Господа в деле осуществления Таин и Таинств Божиих применительно к каждому приходящему ко Христу. В этом смысле священство имеет в Экклесии исключительно функциональное значение. Кто-нибудь скажет: а как же пастырство, настоящее духовничество, истинное старчество? Это тоже только функция? Да что вы такое говорите? – Да, это тоже функция, которая еще с большим успехом может привести ко Христу, потому что запечатлена личной святостью или пастырским подвигом носителя – приводящего кающегося грешника не к своей незаурядной пастырской личности, но к Личности Самого Христа.
Если же функция начинает себя считать самодостаточной, достойной поклонения, святой в силу только одной своей функциональной значимости, то она перестает выполнят то, ради чего задумана. Дверь, которая непрестанно хлопает и больно бьет входящих, или же наглухо заперта, а то и забита, перестает функционировать должным образом. Священник должен быть открытой дверью ко Христу, а не бить больно или становиться непреодолимым препятствием. Если же тот, кто призван быть всем слугой, хочет сам быть господином и жаждет, чтобы служили ему, то нормальный порядок вещей самым серьезным образом нарушается и система работает криво или не работает вообще. К сожалению, так часто и бывает в современной церковной ситуации. Священник чрезвычайно востребован. Фактически, спрос на услуги, предоставляемые священством, с большим трудом может быть удовлетворен, поскольку священства просто не хватает. Естественно, что у самого священства неизбежно возникает искушение считать свою функциональную необходимость особо значимой, да и не просто особо – но и сакрально значимой. Дальнейшее развитие этой парадигмы приводит к завышенной оценки собственной личности как некой духовной величины, чему не мало способствуют духовные чада, начинающие активно выступать в роли почитателей и почитательниц.
В этой непростой, но к сожалению достаточно типичной ситуации, все та же связка "спрос-предложение" действует на новом уровне. Спросом является своего рода человеконадеяние, замешанное на поиске такого руководителя, который уж руководил бы так руководил, все вопросы бы решал – вплоть до того, какой зубной пастой пользоваться (я не шучу), так чтоб уж никакой ответственности. В общем, бегство от ответственности под видом приобретения духовного руководителя рождают соответствующий спрос. Стоит заметить, что само священноначалие в лице Патриарха и Священного Синода за последние годы уже неоднократно высказывало критические замечания относительно лжепастырства и младостарчества. Но воз, как говорится, и ныне там. Думается, что не в последнюю очередь потому, что на младостарцев и вообще директивных пастырей есть огромный спрос. И его реализация соответствующим предложением заводит нашу церковную жизнь в бесконечный ситуационный тупик, когда большинство – что клириков, что мирян – и не желает жить по другому. Одни ищут безответственного повиновения, другие – привыкают властвовать и распоряжаться, не имея на это на самом деле серьезного духовного права.
Суть же настоящего пастырства должна состоять вовсе не в непогрешимой способности вязать и решить (это как раз и есть, скорее однозначно функциональная особенность священнического служения), но в том, чтобы, будучи в Церкви предстоятелем и молитвенником, являть кающимся грешникам живого Христа, помогать встречи с Ним, быть открытой дверью к Нему, главным советником, более опытным старшим братом, если угодно – духовным собеседником, но никак не демиургом, самовластным вершителем чужих судеб, даже тогда, когда сам человек хотел бы, чтобы его судьбой распоряжалось некое "духовное" лицо. Как известно, в некоторых странах, где нет такого кадрового дефицита священства (в той же Греции), не всякий рукоположенный священник может быть духовником и допускается до совершения исповеди только с особого епископского разрешения (поставления). Наличие такой исторически сложившейся практики уже само по себе свидетельствует о том, что пастырство не есть некая с рукоположением механически приобретаемая и безошибочно действующая функция, но прямо зависит и от духовной опытности, характера, и вообще способностей и талантов конкретной личности, дерзнувшей обзавестись священным саном.
До тех пор, пока все остается так, как оно сейчас есть, наша церковная жизнь в видимой ее части будет продолжать напоминать деятельность громадной корпорации – более или менее (да и то не всегда) эффективной – по обслуживанию религиозных интересов народонаселения. При чем корпорации не в последнюю очередь озабоченной своей земной успешностью, своим земным выживанием, к чему она и прилагает наибольшие усилия в согласии с земными реалиями и властью кесаря, что само по себе не является предосудительным – до тех пор пока это не становится главной целью. Если же мы христиане, то должны понимать, что должно быть ровно наоборот. Церковь должна являть Христа и даровать нам путь в Его Царство, а не искать – выживания ради – извилистых путей в царстве кесаря, надеясь, что Царство Небесное приложиться сам собой – по остаточному принципу...
О том, как в идеале должно быть:
Епископ должен быть действительно пастырем, способным положить душу свою за пасомых, а не только администратором или князем в Церкви, возглавителем византийского церемониала. Изначально епископ был именно предстоятелем каждой большой общины, пастырем прежде всего. Для этого епископов должно быть намного больше, чем есть, и только некоторые из них – по реальной необходимости – должны становиться управленцами и администраторами в основной своей деятельности. И если верно утверждение, что "где епископ, там и Церковь", то осуществление церковной жизни тем более нуждается в эволюции епископата из высших церковных управленцев в реальных предстоятелей больших евхаристических собраний и попечителях о душах.
Священство не должно быть некой замкнутой корпорацией или кастой. Священник прежде всего должен заниматься катехизацией – как до крещения катехизируемого, так и после. В этом смысле священник должен быть не только некой освящающей функцией в виде требоисполнителя, служащего поставщиком на места определенного вида благодати (крестить, причащать или соборовать на дому, освящать квартиры, машины, банки, рестораны...), но и способным засвидетельствовать истину во Христе, как в храме, так и за его порогом.
Сама церковная жизнь должна быть христианской в смысле устремления к исполнению евангельских заповедей. Для этого в принципе необходимо отказаться от этой жесткой и по сути языческой связки "спрос-предложение", поскольку народный спрос в большинстве своем является языческим. Предложение Церкви должно быть евангельским, а не народным. Церковь должна предлагать обрести Царство Небесное во Христе, а вовсе не набор услуг и способов по достижению душевного успокоения. Для того, чтобы само предложение Церкви было евангельским – оно должно быть деятельным, то есть – включать в себя все, что в принципе может предложить и даровать уверовавшему во Христа человеку. Это и Cлово Божие, и Святые Таинства, и всемерное научение (катехизация), и образование вообще, и конкретная (как это сейчас модно говорить) социальная деятельность. Здесь, кстати, не помешает оптимизация существующих механизмов церковной системы или даже создание новых. Но главное, чтобы за всем этим не забывался Христос...
Источник: Нескучный сад
