Наш Патриарх

Я помню прощание с Патриархом Пименом: прохладный полумрак Елоховского собора, цепочка верующих, монотонное чтение Евангелия, восковые руки почившего Патриарха. Особая, сосредоточенная тишина, которая бывает в минуты молитвенного ожидания...

Помню всеобщую радость, когда узнали, кто избран в Лавре новым Патриархом. "Аксиос!" было единодушным.

Как всё изменилось за это время!

Первое, что поражало в новом Патриархе Алексии – его необыкновенная энергия. Сообщения из самых удалённых уголков страны: там освятил тюремый храм, там служил в маленьком разорённом монастыре, а на фото от монастыря одни стены...

СМИ начали учиться выговаривать непривычные слова, чаще всего поначалу с неправильными ударениями "Серафим Саровский", "Сергий Радонежский", "Алексий Второй", уже не считаться с тем, что в стране есть православные и у них есть Патриарх, они не могли.

Всегда спокойный, бодрый, энергичный, он всё чаще стал появляться на телеэкране. Это сейчас Рождественское и Пасхальное послание, прямые репортажи с торжественных богослужений, интервью вроде как само собой разумеющееся. Ведь не было ничего этого, и помыслить невозможно было, что Патриарху дадут слово.

Помню первые крестные ходы. Самодельные по большей части хоругви и облачения, и все знакомые лица. Не так уж и много нас, верующих, оказывалось, когда на улицу выходили.

Перенесение мощей батюшки Серафима. Мы оказались почти сразу за ракой, так и шли, следом за Святейшим, за духовенством, и такое, действительно, пасхальное, ликование! Мы вместе, мы – Церковь, мы – семья!

Освящение нашего храма. Накануне Патриарх просто заехал посмотреть, как идёт подготовка. Он совсем рядом с нами, с улыбкой говорит, что наш храм и отца Алексия и Сергия Мечёвых любил Патриарх Тихон. И Патриарх Алексей служил у нас на Маросейке часто. Всегда с любовью отзывался о нашем настоятеле отце Александре. Службы эти незабываемы. Потом обязательно очень – очень подробно осматривал храм. У него взгляд был такой – как будто всё сразу видит, насквозь. И при этом, хоть все знали (многие ещё по Пюхтицам), какой он строгий, всегда взыскивал за неблагоговение, непорядок, – он весь – милость, весь любовь ( у нас, кстати, никогда и не ругал никого, только радовался). Вот есть такие люди, с ними просто рядом стоишь, а душа ликует, и слов нет, вот хорошо и всё... Так вот радостно и торжественно всегда было...

Первые лекции в только что созданном Свято-Тихоновском Богословском институте. Мы ходили вольнослушателями сначала в Андроников монастырь, потом в МГУ на Воробьёвы горы. Лекторы – лучшие священники и богословы – отвечают на самые болезненные, животрепещущие вопросы, о которых вчера ещё говорили в основном шёпотом на кухнях: об общении с Западной церковью, о канонизации царской семьи... Просто рассказывают, что такое – быть православным, что такое православная семья...Мы же ничего этого не знаем, связь утеряна, всему надо учиться заново – вот так вот, просто каждый день жить по-христиански. Такая уж мы паства...

Появляются воскресные школы, институты, открываются семинарии. И вот – канонизация целого сонма новомучеников и Царской семьи.

И вот, наконец – то, болезненной, кровоточивой послереволюционной раной меньше – восстановление единства Церкви.

Когда оно случилось, кажется, что и не могло быть по – другому... А ведь могло, если бы не Пастырь наш Добрый...

Ощущение сиротства на молебне перед Фёдоровской иконой Божией Матери в 93году. И – надежда – говорят, Святейший организовал переговоры сторон в Даниловом. А через улицу было слышно, как стреляют. Когда всё затихло, пришло осознание, что Святейший только что удержал страну на краю ужасной кровавой пропасти. Каких сил, каких молитв это стоило – один Господь знает...

События 1991, и 1993, и изощрённая, подлая, в спину, ложь от своих и чужих, поношение и непонимание слева и справа в течение всех этих лет – всё по сердцу, всё по его сердцу...

Удержать и направлять корабль среди такой смуты и пены, среди такого поношения можно, наверное, только с помощью Божией. Это действительно был крестный путь, полного самоотречения...

...Вечерами, после работы в храме, мы с будущим мужем гуляли по Москве. На наших глазах возрождался Данилов монастырь, рос Храм Христа Спасителя, из небытия возникли Казанский собор на Красной Площади и Иверская часовня. Всё трудами и попечениям Святейшего...Всё – через тернии и препоны чиновничьего равнодушия, через трясину неверия и невежества...

И уже вокруг храмов как будто оазисы жизни возникают среди всеобщего раздора и развала – цветущие палисадники за церковной оградой, приюты, богадельни... А ведь первое, что говорилось – зачем вы, православные, стены строите, лучше бы нищим такие деньжищи раздали... Где – то такие слова уже звучали...

Прославление о. Алексея Мечёва. Поток, неисчислимая река людская вслед за ракой Батюшки, сопровождаемой сотнями священников, разве сравнится с первыми крестными ходами?!

Как он всё успевал, наш Патриарх? Немыслимо для человека: длиннейшие службы, ведь патриаршим чином – 200 литургий в год, разъезды, дела, и в то же время, он видел, не скользил взглядом, а ВИДЕЛ каждого, кто подходил к нему за благословением.

Завистливые взгляды цеплялись только за внешнее: клобук, мантию, сверкающую машину, парадную сторону власти... А что за этим всем – тяжелейший груз ответственности за всех и вся, одиночество, невозможность побыть "просто человеком", даже поболеть – это ж не замечается.

Рассказывали, что патриарх Пимен мечтал о собаке, но боялся смутить неправильно понимающих благочестие пасомых.

У Патриарха Алексея жил старенький пекинес, и почему – то чаще всего в эти дни Интернете публикуется не парадная, в блеске славы, фотография, а та, на которой Святейший в простой ряске кормит на дворе курочек, и к нему прыгает толстый меховой кот. Оттепель, лужи, талый снежок... Домашняя, простая сценка трогает почему – то до слёз. Настоящий он на ней... Наш Патриарх...

Казалось, это будет всегда, так надёжно и спокойно, что бы ни случилось, звучал Его голос...

И вдруг...

Первая мысль: "не уберегли мы его..." Всё очень остро, очень близко. Ощущение на лице дыхания Вечности, вдруг приблизившейся к нам, к которой душа не готова, а он – вот...Он – как блестяще сдавший самый трудный экзамен, с облегчением вздохнул, он – у Господа, там, идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание. В вечной радости...

Не могу, плачу, как будто это в нашей семье горе, Отца потеряли...

Но какие мы счастливые, что у нас был такой Патриарх!

Моли Бога о нас, дорогой и добрый наш Пастырь! Не оставь нас своими молитвами!

Вечная память!