Интервью в Чистом переулке

25 апреля 1994 года я, атеист, пришел брать интервью у Патриарха Московского и всея Руси Алексия II

– Прежде всего позвольте объяснить вам, Ваше Святейшество, какого читателя я представляю в беседе с вами, от имени кого я хочу вести наш диалог. Этот читатель, вполне вероятно, не составлял большинства среди наших подписчиков, тем не менее судьба его типична. Он успешно работал на заводе или служил в какой-нибудь конторе, как миллионы других, он был членом КПСС и, как таковой, являлся атеистом, не связанным духовно ни с Церковью, ни с религиозным мировоззрением, ни с богословием. За дружеским столом на своей тесной кухне он с жаром возмущался лживостью властей, однако у него хватало благоразумия не говорить подобного на партсобраниях и не устраивать демонстраций на Красной площади. Правда, иногда его мучили страшные догадки о ложности социалистического выбора, но в общем и целом он верил в историческую справедливость системы и в лучшее будущее.

Постепенно, но неизбежно наш герой, один из многих миллионов наших сограждан, приходит к мысли о тщетности бытия, о бессмысленности прожитых лет. Он – в глубочайшем духовном кризисе. Он по всем статьям бывший: бывший гражданин СССР, бывший член КПСС, бывший ударник коммунистического труда... Все в прошлом, значит, жизнь закончена? И вот, коль скоро наш герой приходит к этой мысли, то ответственным за его душу надо что-то делать. Оттого-то я и прошу у вас, Ваше Святейшество, совета: что делать этому человеку, на что ему опереться в жизни, как обрести утраченные ценности? Словом, в чем вы видите смысл жизни сегодняшнего мирского человека?

– Вы коснулись, может быть, самой больной для меня темы... Действительно, смятение в душах людей – это беда нынешнего общества. Но давайте вдумаемся: разве не мы виноваты в том, что произошло? Каждый из нас, за исключением очень немногих, был причастен к царству лжи и насилия, к новому Вавилону, построенному на ложной утопической идее "земного рая" и на человеческих костях. Сегодня Господь посылает нам заслуженную кару – кару за злодеяния наших отцов и за наши собственные грехи, кару за наше молчание, за то, что мы никак не противостояли вакханалии зла. Мне приходят на память страшные слова, сказанные Богом пророку Иезекиилю о судьбе ветхозаветного царства: "Вот – конец тебе и пошлю на тебя гнев Мой, и буду судить тебя по путям твоим, и возложу на тебя все мерзости твои... Серебро их и золото их не сильно будет спасти их в день ярости Господа. Они не насытят им душ своих и не наполнят утроб своих, ибо оно было поводом к беззаконию их. И в красных нарядах своих они превращали его в гордость и делали из него изображения гнусных своих-истуканов за то и сделаю его нечистым для них... Земля эта насыщена кровавыми злодеяниями, и город полон насилий. Я приведу злейших из народов, и завладеют домами их. И положу конец надменности сильных, и будут осквернены святыни их... Царь будет сетовать, и князь облечется в ужас и у народа земли будут дрожать руки. Поступлю с ними по путям их, и по судам их буду судить их и узнают, что Я – Господь". Не правда ли, словно о нас сказано?

Нам надо глубоко и беспристрастно осознать вину нации и нашу личную вину. Но этого мало, ибо само по себе чувство вины способно привести лишь к отчаянию. Нужно покаяние, которое стало бы началом новой жизни. Если человек, как вы говорите, чувствует себя только "бывшим", то это пагубное, греховное чувство. Какая бы моральная тяжесть ни угнетала нас, Господь всегда дает нам шанс духовно очиститься и начать созидать себя заново под Его руководством, в лоне Церкви Его.

Печально, что сегодня один ложный идеал подменяется другим – "идеалом" прагматического, житейского материализма. Наше общество отказалось от извращенных представлений об уравнительной "справедливости", пришло к осознанию того, что за достойный созидательный труд полагается достойное воздаяние. Однако новые положительные ценности еще не укрепились в народе, и если материальное созидание и стяжание земных благ станет единственной заботой людей – они потеряют себя. Я как христианин и пастырь убежден: подлинное обретение личностью смысла своего бытия возможно лишь в общении с Богом – Источником духовной жизни. Но и тем, кто продолжает считать себя неверующим, не надо забывать о нравственном законе, заложенном Господом в сердце каждого человека, даже нерелигиозного. Только тогда, когда нравственные нормы реализуются и в политике, и в экономике, и в личной жизни людей, мы сможем преобразовать общество, причем сделать это без насилия и принуждения.

– Как человек нерелигиозный, я с дилетантским интересом наблюдаю происходящее возрождение Русской Православной Церкви. И вот что заметно свежему взгляду: прежде всего Церковь активно взялась за возвращение ей храмов, святынь и реликвий, за провозглашение политических прав и свобод устами священнослужителей – народных депутатов. То есть за хозяйственно-административные и социально-политические вопросы. И только беспризорная душа растерянного советского человека так и осталась без покровительства Церкви. Не создается ли и у вас такого впечатления, Ваше Святейшество?

– Посещая монастыри и храмы во многих епархиях Русской Церкви, встречаясь с духовенством и прихожанами, я вижу, как много людей, в том числе молодых, приобщается к Церкви – причем не на уровне формального исполнения обрядов, а через принятие Христа сердцем своим, через посвящение всего себя на служение Богу и ближнему. Меня радует, что в Церкви есть сотни тысяч новых людей, для которых христианство – главное содержание и главное дело жизни.

Вы спросите: почему не миллионы? Почему большинство наших соотечественников остаются либо религиозно индифферентными людьми, либо формальными христианами? Да потому, что путь христианина не так легок, как иногда может показаться. Покровительство Церкви, о котором вы говорите, – важно. Но путь к Церкви, путь к храму человек должен проделать сам.

Путь этот предполагает полное изменение собственной души, в буквальном смысле мучительную смерть человека старого и рождение нового. Если человек в потоке мирской суеты забывает, что живет неправильно и должен менять себя, то ему трудно услышать глас Божий и только какое-то чрезвычайное событие – болезнь, смерть близких, общественное потрясение – может снять с его сердца скорлупу "окамененного нечувствия". Такой человек может быть номинальным членом Церкви, но состояние его будет подобно состоянию упомянутого в Деяниях апостолов грешника Симона, о котором святой Кирилл Иерусалимский писал: "...Крестился, но не просветился тело омыл водою, но сердце не просветил Духом тело входило в купель и вышло из оной, а душе не спогреблась Христу и не совосстала с Ним".

Будить в людях тягу к высшей жизни, к возрождению во Христе – задача Церкви. И именно ради выполнения этой задачи, ради того, чтобы голос Церкви был слышен, она стремится вернуть незаконно отобранные у верующих храмы, старается как можно чаще обращаться к народу, затрагивая широкий спектр вопросов.

– Любопытствуя, я не раз заходил в храмы, присутствовал на службах, вслушивался в проповеди. Не буду говорить о внешней стороне, она впечатляет. Вам я не могу не сказать вот о чем: увы, слово, сказанное в храме священнослужителем, не приносит душевного покоя, не отвечает, с моей точки зрения, на главные вопросы современного бытия. В чем тут дело: может, так и должно быть, может, слово проповеди – лишь дань традиции, церковному канону? Возможно, службы ориентированы только на круг глубоко религиозных людей, знатоков и адептов православной традиции? Не кажется ли вам, что сегодняшняя Православная Церковь должна ориентироваться на более широкий круг прихожан, поскольку духовным исканиям подвержена сегодня масса людей, ранее чуждых церкви?

– Я согласен: наша Церковь могла бы быть более понятной для современника. Многолетнее существование в условиях гетто отразилось на всем – на нашей просветительной литературе, грешащей схоластикой и копированием языка XIX века, на священниках, многие из которых страдают леностью и недостаточно близки к пастве, на проповеди, действительно ставшей подчас лишь формальностью, на приходской, общинной жизни, которая в иных местах сводится к теплохладному присутствию в храме по воскресеньям.

Ныне Церковь стремится расширить свою просветительскую миссию, обратив ее к миллионам духовно ищущих современников. Во многих храмах действуют воскресные школы и катехизические курсы для детей и взрослых – нередко дети приходят вместе с родителями.

Во многих приходах крещение совершается только после предварительной подготовки. Но я считаю, что делается пока недостаточно. И главная тому причина – ослабленность Церкви после жесточайших многолетних гонений.

Замечу еще вот что: слово священнослужителя вовсе не должно приносить душевный покой безотносительно к состоянию человеческого сердца, действовать как наркотик. Выдающаяся дочь Русской Церкви, мать Мария (Кузьмина-Караваева), говорила: "Христианство – это огонь, или его нет". Настоящее слово проповедника должно острым мечом пронизывать душу человека, побуждая его к покаянию, к переосмыслению своего бытия, к отказу от привычных греховных устремлений.

– Не надо быть проницательным человеком, чтобы заметить в современном обществе повышенный интерес и даже тягу к учениям Востока – буддизму, индуизму, их разновидностям и ответвлениям. Не кажется ли вам, Ваше Святейшество, что Православие проигрывает состязание за душу современного человека? Проигрывает, поскольку уступает другим конфессиям в уровне диалога с человеком, в интеллектуальной оснащенности этого диалога, если хотите, в уровне богословского осмысления явлений социальной жизни и природы?

– Да, Церковь наша сегодня сталкивается со множеством влияний на душу человека. Причем меня беспокоит не столько успех традиционных религий – буддизма, индуизма, – сколько расцвет оккультных учений, заставляющих человека блуждать без ориентира в мире неведомых ему духовных явлений и нередко приводящих личность к саморазрушению.

Бесспорно, русские православные христиане должны осмысливать происходящее и давать оценку религиозным учениям нового времени. Возможно, до сих пор мы делали это недостаточно активно. Но я не считаю, что Православие неспособно ответить на мировоззренческие вопросы и помочь человеку самоопределиться в мире. В Священном Писании, в творениях святых отцов, в духовном опыте Церкви есть ответ каждому вопрошающему. Нам, православным, надо только лучше знать собственное духовное наследие и уметь раскрыть его в словах, понятных и интеллектуалу, и рядовому современному человеку.

Самое же главное вот в чем: христианство не доказуется, а показуется. Только на собственном опыте молитвы, участия в таинствах церковных, жизни, одухотворенной Божией благодатью, человек может познать истину Христову, понять отличие христианского духовного пути от всех вероучительных и этических систем. Можно без конца доказывать человеку правоту христианского учения, приводить ему любые доводы, ошеломлять его потоком информации, но если он не воззовет к Господу в молитве, не откроет Ему сердца своего, не сделает хотя бы один шаг по пути жизни во Христе, он не будет христианином и все его знания о религии останутся лишь эрудицией, не более того...

– Ваше Святейшество, новейшая история дает нам пример польской Католической Церкви, решительно вставшей на сторону простого человека в условиях тоталитарно-коммунистического режима. Польский костел взрастил духовную оппозицию, помог становлению "Солидарности"... Почему не произошло этого с Русской Православной Церковью? Что вы думаете вообще о проблеме "Церковь и государство"?

– Отношения Церкви и государства должны прежде всего исключать взаимное насилие и принуждение. Я не сторонник теократии, принятия Церковью на себя функций государственного аппарата. Но и диктат государства над Церковью недопустим – на примере нашей страны мы хорошо знаем, как христиан методично, путем физического и идеологического насилия лишали права голоса.

Неправда, что Церковь молчала – многие иерархи, пастыри и миряне обличали "властей предержащих" и шли за это на Голгофу. Каждодневным восхождением на плаху было и епископское служение во время "незаметных" гонений 60-70-х годов, когда война репрессивной машины с теми, кто хоть как-то защищал права верующих, приобрела самые коварные формы. Мне хочется верить, что эти времена прошли.

Церковь не враждебна государству. Она уважает государственную власть и молится за нее даже тогда, когда во главе ее стоят богоборцы и гонители Церкви. Одновременно Церковь призвана высказывать свою точку зрения на события общественной жизни, на поступки политических и государственных деятелей. Мы стремимся к отношениям взаимопомощи с государством и различными общественными силами. Но эта взаимопомощь, еще раз повторяю, должна быть свободной и не сопровождаться огосударствлением Церкви.

– Что вы думаете о реформаторстве в жизни современной Православной Церкви? Нужны ли ей реформы? Какие! Что не устраивает вас в деятельности Православной Церкви сегодня?

– Церковь основана на незыблемых догматах веры, содержащих учение о Боге, о Его отношении к миру и человеку. Господь "вчера и сегодня и во веки тот же", и поэтому вечная истина, хранимая Церковью, остается неизменной и может лишь со временем лучше познаваться верующими и по-новому изъясняться для новых поколений.

Какие перемены нужны нашей Церкви сегодня? Полагаю, что необходимо укреплять соборность, работать над совершенствованием церковного управления, над расширением участия в нем приходского духовенства и мирян. Совершенно необходимо обновление пастырской деятельности, активизация в Церкви миссионерского духа.

Проповедь, благотворительное служение, просветительская и издательская деятельность, участие Церкви в жизни общества, в заботах и тревогах народа – все это должно совершаться с христианской ревностью, с самоотдачей. Совершенствование и обновление церковного служения должно совершаться в молитве, в стремлении познать волю Божию и поступать по ней. Иначе мы придем к холодному, административному реформаторству, которое, по сути, ничего не изменит.

Многие пастыри и миряне сегодня ведут дискуссию о настоящем и будущем Церкви. Я приветствую это, с уважением отношусь ко всем мнениям и надеюсь, что в процессе соборного обсуждения церковных проблем мы обретем достойные пути их разрешения.

История этого интервью

В ту пору я работал обозревателем "Труда", и инициатива беседы с Патриархом была моей. Все, о чем мне хотелось его спросить, действительно глубоко лично интересовало и меня, и тысячи моих соотечественников, судьбы которых сложились также. Я послал Патриарху свои вопросы. Недели через две раздался звонок, и его помощник сказал мне: приходите, Его Святейшество ознакомился с вашими вопросами и считает их своевременными и важными.

В назначенное время я пришел в Чистый переулок, в резиденцию Алексия II. Меня проводили в небольшой зал, похожий на библиотеку, попросили подождать. Главное, что меня волновало в те минуты ожидания, – надо ли целовать Патриарху руку, обидится ли он, если я не припаду к его деснице? В таких смятенных размышлениях он и застал меня. Бесшумно отворилась дверь, он вошел. Протянутая рука не оставляла сомнений: она для рукопожатия. Пожимая руку, я взглянул ему в лицо. Глаза затаенно, с хитрецой улыбались. Добавлю, что мой собеседник оказался умным, прекрасно умеющим говорить на чистом русском светском языке. Когда я исчерпал свои вопросы и поблагодарил его за беседу, он сказал: спасибо и вам, мне тоже было интересно. Нынче, перечитав это интервью заново, я вижу, что был наивен: я полагал, что за жизнь моей души должен отвечать не только я, но и еще кто-то...