Вертикаль духовной власти

Предстоящий Поместный собор Русской Православной Церкви, призванный избрать нового Патриарха Московского и всея Руси, стал поводом для широкой дискуссии в среде православного (и "околоправославного") экспертного сообщества. Многие СМИ, информационные агентства и аналитические центры инициировали опросы и круглые столы, в ходе которых часто обсуждались действительно значимые проблемы. Однако лейтмотивом начавшейся после 5 декабря 2008 года бурной экспертной и публицистической активности было как бы само собой разумеющееся утверждение о том, что с избранием нового Патриарха в жизни Церкви начнется "новый этап". В ответ на это необходимо заметить, что не только нравственно-сомнительно, но и принципиально неверно связывать наступление "новой эры" в жизни Русской Православной Церкви с кончиной Святейшего Патриарха Алексия II и избранием нового Предстоятеля, – как будто мы говорим не о Церкви, а о парламентской республике и о борьбе партийных кандидатов.

Вместе с тем, есть настоящие "обстоятельства времени и места", которые объективно провоцируют споры, но при этом сами по себе чаще всего остаются незамеченными. И это крайне опасно, поскольку невнимание к специфике того исторического периода, в котором мы живем, может оказаться невниманием к Промыслу Божиему и к нашим действительным, а не мнимым, – или, по каким-то причинам, желаемым, – задачам.

В конце ХХ века произошло действительное, стремительное и поистине чудесное возрождение Русской Православной Церкви. По выходе из коммунистического духовного плена перед Россией остро стоял вопрос о том, какой в конфессиональном смысле станет страна. Сегодня этот вопрос уже не стоит, – по крайней мере, так решительно, как он стоял в начале 90-х годов прошлого века. Российское общество в своей статистически-преобладающей части является православным по своему вероисповедному выбору. По меньшей мере – по своему культурно-историческому самосознанию. Это поистине тектонический сдвиг в самосознании великой мировой державы, которой остается Россия, несмотря на все ее трудности.

Сегодня же всё более остро звучит другая проблема: что собственно делать обществу и людям на своих общественных поприщах, исходя из ценностей православной картины мира? Как должны изменяться люди, их практическая жизнь и правила, по которым они живут и действуют в самых разных областях, чтобы это общество не только по самосознанию, но и в действительности было "православным"?

Реальной проблемой нашего общества является то, что значительная его часть, в том числе – значительная часть политической и экономической элиты, в принципе ориентированная на христианские ценности, попросту не умеет ими руководствоваться в частной жизни и, особенно, в своей повседневной профессиональной деятельности. Отсюда путаница в понятиях, хаос в головах. Но христианин должен знать, как оценивать те или иные явления, как действовать в разных ситуациях, не изменяя христианским принципам, а, напротив, утверждая их в обществе.

В данной связи, нужно решительно обозначить, что миссия Церкви в современной России (да и во всем мире) напрямую связана с общественной и политической судьбой её социального учения, с усилением прежде всего мировоззренческого влияния Церкви на общество, власть, культуру и экономику. Власти, бизнесу, обществу в целом необходимо осознать, что "Основы социальной концепции Русской Православной Церкви", "Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека", "Свод правил нравственных принципов и правил в хозяйствовании" Всемирного Русского Народного Собора и другие тексты, в которых выражается православное социальное учение, есть прямое руководство к действию. Особенно, если представители власти, бизнеса и общества заявляют о своем православном самоопределении.

Социальное учение Церкви исходит из того, что нельзя видеть в обществе механическое скопление индивидов в определенном географическом пространстве. Общество – это своего рода коллективный субъект, который, подобно отдельному человеку, имеет не только "физиологию", выражающуюся, прежде всего, в экономике, не только "скелет" и "мускулатуру", воплощенные в государстве и армии. Общество имеет также "разум" и "совесть", – по крайней мере, должно их иметь, исходя из того, что это человеческое общество, а не стая.

Власть разума и совести в православной стране – это власть христианского учения над умами, чувствами и волей конкретных людей и общества в целом. Эта власть, о которой сегодня редко вспоминают в "практической жизни", и есть духовная власть Церкви, которая, конечно, не вписывается в общественно-научные концепции "разделения властей" и тому подобное, но не становится от этого менее реальной. Вопрос в практическом принятии или непринятии этой власти.

Повторимся, что значительная часть российского общества "признает" христианские идеи и ценности своими, но не имеет возможности руководствоваться ими за пределами своей частной жизни. Особенно печально, что так называемая элита общества – представители власти, бизнеса, науки, культуры, которые более других людей ответственны за состояние дел в обществе, – не считает необходимым соизмерять свою частную жизнь и свою профессиональную деятельность с требованиями разума и совести, не признает над собой духовной власти Церкви.

Особенно ожесточенное противодействие встречают попытки устранить противоречия между действующей нормативно-правовой системой и нормами христианства. Например, в России ежегодно совершается легальное убийство до двух миллионов человек. Речь идет об абортах, практика которых проистекает прежде всего из сохраняющейся монополии постулатов материалистической философии в сфере медицины и законодательства об охране здоровья граждан. При этом нежелание государства прислушиваться к голосу духовной власти и православной части общества прикрывается ложно понятой категорией "светскости". "Светскость" превратилось у нас из достаточно простого и четкого юридического понятия в своего рода магическое заклинание для усыпления нравственных чувств элиты и народа в целом.

В действительности светскость означает, что деятельность органов государственной власти не сопровождается религиозными обрядами, и только. "Отделение Церкви от государства" вовсе не означает отделения христианских ценностей и идей от разума и совести политиков, государственных служащих, ученых, деятелей культуры, вообще всех, кто подвизается в публичной жизни страны и заявляет о своей приверженности Православию. Как ни странно, эта элементарная мысль пока что плохо продумана и усвоена. Не может православный человек, – кем бы он ни был: Президентом, академиком, дворником, – не признавать над собой духовной власти Церкви, власти проповедуемой ей Истины, – в каком бы светском, многонациональном и многоконфессиональном обществе он ни жил!

Итак, задача "укрепления вертикали" духовной власти, усиления власти христианского учения над сознанием и волей современных людей представляется центральной задачей Церкви в наше время. Эта задача не может быть решена без распространения идей православного христианского социального учения в самых широких слоях общества и в среде российской элиты. "Укрепление вертикали" духовной власти есть усиление идейно-мировоззренческого влияния Церкви в обществе. Христианские духовно-нравственные ценности сами по себе не могут долго сохраняться в обществе, если оно игнорирует бытие Божие и принимает ложный взгляд на человека, общества и законы бытия. И здесь особая ответственность лежит на тех, кто сегодня составляет слой православных интеллектуалов, на формирующемся православном экспертном сообществе России. От способности представителей этого сообщества к самодисциплине и подчинению духовной власти Церкви зависит очень многое.

Вместе с тем, дискуссия, вспыхнувшая после кончины Святейшего Патриарха Алексия II, выявила, помимо прочего, нежелание значительной части православного экспертного сообщества руководствоваться социальной доктриной Церкви, свойственным ею взвешенным и целостным подходом к проблемам современности. Показательно, что на социальную концепцию редко ссылаются те, кто пытается изрекать истины и рецепты "от лица народа Божиего". И уж тем более, крайне мало слышны голоса тех, кто бы стремился развивать социальное учение Русской Православной Церкви, находить и формулировать его догматические и религиозно-философские основания. Достаточно сказать, что за годы, прошедшие после Архиерейского собора, на котором были приняты Основы социальной концепции, не появилось ни одного учебного пособия по данной проблематике! Но при этом множатся и множатся индивидуальные или групповые программы и проекты "спасения Отечества"! Из традиции православной социальной мысли вырываются отдельные положения, истины социального учения Церкви, – но, будучи вырванными из целостного контекста, они, как говорится, "не работают" или работают только на авторское самовыражение. Так, решая проблему национальной идентичности русского народа в современном мире, скатываются либо на "русскую" линию, ведущую в никуда, либо попадают в либерально-космополитический тупик. Справедливо говоря о монархии, как о богоустановленной и желательной форме правления (в полном соответствии с Основами социальной концепции), вдруг требуют "избрания" монарха, забывая, что сам термин "избрание" совершенно из другого контекста, а о других пунктах соответствующего раздела Основ и не упоминают, ибо чужды духовного реализма, свойственного церковному подходу, не ищущего простых решений сложных вопросов.

Не утверждаясь на церковной позиции по проблемам современного мира, выраженной в Основах социальной концепции, мы рискуем не исполнить и действительную, а не мечтательно-воображаемую, политическую миссию православных интеллектуалов в России на современном этапе её истории, а именно – формирование идеологии современного российского консерватизма. Если дискурс современного российского консерватизма не будет опираться на единство церковной позиции, на социальную концепцию Православия, на всю полноту и "цветущую сложность" традиции российской консервативной мысли, включающей в себя и государственно-охранительное, и либерально-консервативное, и социально-консервативное течения, – то никакие потуги отдельных интеллектуальных групп на роль выразителей "политического православия" не будут идти дальше своеобразного самопиара, а идеология "российского консерватизма" будет отдана на откуп "исследователям консерватизма". Собственно же носители консервативной мысли к её формулированию допущены не будут, хотя бы из своей разобщенности, взаимной конфликтности и ревности.

Власть Церкви, духовная власть, в корне отличается от земной власти, исполняя заповедь Спасителя: "вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом; так как Сын Человеческий не [для того] пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих" (Матф. 20:25-29). Поэтому "вертикаль" духовной власти не может быть "укрепляема" без готовности ее принять "снизу". Но в этом смирении, в принятии власти любви и власти учения Церкви – подлинная перспектива православного интеллектуального сообщества и подлинная перспектива для "политического православия".

Волобуев Сергей Григорьевич, гл. редактор общественно-научного портала "Социальное богословие", координатор проекта "Российский консерватизм" Центра социально-консервативной политики