22 мая Государственная Третьяковская галерея вступила в самую парадную стадию празднования собственного 150-летия. Молебен, прием поздравлений, городской праздник для детей и молодежи, концерты, фуршеты и вернисажи, вернисажи, вернисажи – программа юбилейных мероприятий занимает календарный год. За всем этим официозом значение события разглядеть непросто, а ведь аналогов Третьяковке в истории отечественных музеев нет. Рассказывает КИРА Ъ-ДОЛИНИНА.
В календаре торжеств не только выставки – там еще и "молебен в музее-храме Святителя Николая", "возложение венков и лития на могиле Третьяковых на Новодевичьем кладбище в присутствии потомков из России и США" и два (!) дня, утра которых выделены для "приема поздравлений в дирекции ГТГ". От этого веет характернейшим духом советско-православного официоза, на который столь падко наше время. При чем здесь скромники и молчальники купцы-старообрядцы Третьяковы? Ведь главное, что с момента создания и до сего дня отличало и спасало Третьяковку – это именно частное ее существование. И тогда, 150 лет назад, когда она появилась как частное собрание в частном доме Третьяковых, и в 1892-м, когда была передана в дар городу Москве, и когда была национализирована и из рук Ленина получила в названии слово "имени" Третьяковых, и при советской власти, наводнившей ее тем, от чего Павел Третьяков в гробу переворачивался, и сейчас, когда неспешное ее по сравнению с музеями-собратьями существование омрачается почти только лишь спорами по поводу того или иного взгляда на современное искусство,– все 15 десятилетий своей жизни Третьяковка была чуть в стороне от большого начальства и большой политики. Эту роль она мудро предоставляла другим – от роду имперскому Эрмитажу, от роду же императорскому Музею Александра III (Русскому музею) и, конечно, ГМИИ имени Пушкина, назначенному главным музеем новой столицы и новой империи и обобравшему ради этого коллекции со всей страны. Третьяковке же была отдана роль "первого музея национального искусства", и эту роль галерея играла и играет отменно.
Главные художественные музеи мира практически ни в одной стране не являются главными национальными музеями. Пожалуй, искусство только двух стран – Италии и Франции – самодостаточно настолько, что, будучи даже выставленным в гордом одиночестве, может претендовать на внимание всего человечества. Вся же остальная Европа вынуждена моменты взлета (будь то краткие десятилетия, как у России, или несколько столетий, как у Нидерландов) оттенять долгими веками кропотливых поисков и маленьких озарений, которые по большому счету никому, кроме аборигенов и редких любопытствующих, не интересны. Отделить свое собственное искусство от шедевров других народов – шаг почти отчаянный.
Практически всем европейским музеям национального искусства немногим больше ста лет. Россия здесь не опоздала. Первые опыты создания в России музеев русского искусства пришлись как раз на это время. С разницей в шесть лет (если считать с момента передачи галереи городу) открылись Третьяковская галерея в Москве и Русский музей в Петербурге. Первая сначала замышлялась по преимуществу как галерея современной живописи, второй сразу же претендовал на роль музея всего русского искусства в целом.
Первое собрание отвечало вкусам русской либеральной общественности, второе формировалось государственными органами в лице членов императорской семьи. Это абсолютно не мешало им находить многочисленные точки соприкосновения, известны даже случаи, когда они боролись за одни и те же приобретения. Однако исходные векторы оказались настолько определенными, что никакие последующие поступления не смогли их изменить. Русское искусство в Третьяковке – это искусство почвенническое (стихийное, народное, красочное, страстное, личностное). Русское искусство в Русском музее – имперское (парадное, строгое, с традициями и победами). Если в Третьяковке у Репина – "Иван Грозный и сын его Иван", то в Русском – "Заседание Государственного совета". Если в Москве у Сурикова – "Боярыня Морозова" и "Меншиков в Березове", то в Питере – "Переход Суворова через Альпы" и "Покорение Сибири Ермаком". В столице – Васнецов, в Петербурге – Нестеров. Если в экспозиции Третьяковки на роль главных художников претендуют самые маниакальные фигуры русского искусства – Врубель и Иванов, то в Русском это – наиакадемичнейшие и виртуознейшие Брюллов и Серов.
Новая российская государственная идеология ищет в искусстве национальный колорит и державное величие. Третьяковка с избытком может предоставить первое, но в азарте первоначального либерализма она почти начисто лишила себя имперского лоска. Никакие вливания советского и постсоветского периодов изменить этот акцент не смогли. Собрание парадных портретов Третьяковки, безусловно, велико, но именно в нем, а не в Русском музее можно найти, например, такие перлы, как посланный Брежневу офицером-самородком портрет генсека.
Для истории отечественной культуры в целом Третьяковка как носитель некоего частного взгляда, безусловно, один из важнейших памятников. И никакие новые здания (будь то гигантский ящик на Крымском Валу или обретающий все более реальные очертания новый корпус на Кадашевской набережной) эту ее позицию не изменят. Внушительный раздел древнерусского искусства, роскошное собрание русского авангарда и очень приличная коллекция современного искусства украшают, но все-таки в виде удачного дополнения то, что собрал Павел Третьяков. Сюда ходят смотреть на саврасовских "Грачей" и репинское "Не ждали", здесь радуются узнаванию картинок из учебников по русской истории для младших классов. Здесь легко представить, как хозяин изо дня в день приходил и самолично перевешивал картины (их становилось все больше, и места катастрофически не хватало), как обхаживал художников, как торговался за каждую понравившуюся вещь, как скупал до половины экспонатов очередной передвижной выставки за несколько дней до вернисажа, как заказывал общественно важные, с его точки зрения, картины, как выбирал рамы и даже иногда сам покрывал лаком холсты. Это было очень частное дело – во благо общества. Хоть на него это и не похоже, но на этот раз общество оказалось благодарным – коллекцию сохранили, здание не разрушили, имя чтят. Даже могилу, как видим, не забыли. Вот только при чем здесь весь этот список официальных торжеств? Покойный Павел Михайлович Третьяков этого не любил – когда в его галерею приходили члены императорской фамилии, он велел говорить, что уехал по делам, а сам запирался у себя в кабинете и читал книжку.
По материалам источников: Коммерсантъ
