История рода Зиминых

В XVII веке мужское имя Зима было нередким, поэтому фамилия моих предков довольно распространенная. Расскажу о династии Зиминых, к которой принадлежу, известной в России как одна из самых крупных и мощных производителей хлопчатобумажной мануфактуры.

Наша родословная – генеалогическое древо – досталось мне от прадеда. Потихоньку от всех занимался им отец. Я кое-чем его дополнила. Получилось древо из девяти поколений – предо мной семь поколений, и после меня – два.

Подобно династии Морозовых, Зимины в начале XIX века также разделились на самостоятельные ветви, но не на четыре, как у Морозовых, а на пять. Во главе каждой ветви стоял один из сыновей основоположника династии. У каждой ветви Зиминых впоследствии было самостоятельное дело, не связанное с другими, – свои фабрики, | свои дома, своя судьба.

Согласно семейной родословной купеческий род Зиминых ведет начало от крепостных крестьян – Семена Григорьевича Зимина (1760-1840) и его супруги Анастасии Григорьевны (1762-1827). Было у них пять сыновей: Киприян, Иван, Павел, Никита, Степан (имена в порядке уменьшения возраста). Почти все они были ремесленниками – вырабатывали у себя на дому шелковые ткани.

Родом Зимины из деревни Зуево в среднем течении реки Клязьмы, в 88 км на восток от Москвы. Ныне известен город Орехово-Зуево – областного подчинения, центр Орехово-Зуевского района, образованный из сел Зуево и Орехово.

Впервые в летописи Ореховской церкви встречается запись о существовании в 1637 году деревни; земли вокруг были церковными, население состояло из патриарших крестьян. Орехово возникло как поселок при церкви.

На противоположном берегу реки Клязьмы находилась деревня Зуево. Крестьяне ее были крепостными помещика Рюмина. С 1869 года Зуево становится волостным селом Богородского уезда Московской губернии. Орехово же в административном отношении принадлежало Кудыкинской волости Покровского уезда Владимирской губернии.

В 1770 году шесть крепостных крестьян Зуева получили право на владение ткацкими станками. В 1799 году в деревне насчитывалось 25 дворов и 167 жителей.

Два брата – Иван и Киприян – выделились в самостоятельное дело в 1838 году, о Никите расскажу ниже.

Братья Иван и Киприян самостоятельно стали работать на ручных станках, а так же завели раздаточную контору для выдачи пряжи кустарям.

После смерти Киприяна Семеновича делом управлял его старший брат Иван, который расширил производство и в 1867 году вместе со своим сыном Макарием (1844-1871) и племянниками Петром, Яковом и Филиппом Киприяновичами открыл фирму, названную "Торговый дом И., М., П., Я. и Ф. Зиминых". При жизни Ивана, т. е. в 1868 году, была основана недалеко от Зуева Подгорная механическая ткацкая фабрика, а в 1876 году и черная красильня.

После кончины Макария Ивановича его заменили в делах сыновья Иван и Николай. Последний был инженером-механиком, при нем в 1 908 году пущена в ход бумагопрядильная фабрика. Позже, перед самой революцией, во главе торгового дома стояли Яков и Филипп Киприяновичи и их племянник Иван Макарович.

Из всех братьев лишь один Никита продолжал отцовское шелковое дело до пятидесятых годов, когда приступил к ткачеству бумажных тканей, а в 1858 году уже завел и крашение пряжи, а затем и тканей в красный адриапольский цвет, называвшийся еще пунцовым.

Основателю первой Зиминской фабрики Никите Семеновичу Зимину (дедушке Никите, как называли его потомки) братьями Зимиными был создан уникальный памятник. На станции Дрезна недалеко от Зуева построена фабрика, корпуса которой в плане представляют гигантские буквы "Н 3", что хорошо видно с высоты птичьего полета.

После смерти Никиты, его сын Иван Никитич (1818-1867) начал быстро расширять и улучшать производство. С 1868 года фабрика названа им "Зуевская мануфактура И.Н.Зимина", а в 1884 году создано товарищество на паях, названное "Товарищество Зуевской мануфактуры И.Н.Зимина". Таким оно и пришло к 1917 году, когда с фабрики выгнали всех Зиминых и началось всенародное управление. Ныне фабрики обанкротились; лишь некоторые из них пытаются выжить, хотя корпуса такие же крепкие и красивые, как в былые времена. И даже станки Зиминские работали до 60-х – 70-х годов. К сожалению, на нашу фабрику в Дрезне, где назначен внешний управляющий, нашелся новый "хозяин", тоже Зимин, но никакого отношения к нашей фабрике не имеющий. Я уверена, история все расставит на свои места.

Первая супруга Ивана Никитича, Федосья Егоровна Кононова (1829-1871) умерла еще не старой женщиной, оставив двух сыновей: Леонтия и Григория, и двух дочерей: Прасковию и Марию.

Вторая жена – Евдокия Савватеевна (урожденная Козьмина) была моложе супруга на 27 лет. Семья была очень счастливой. На сохранившейся в архиве фотографии сидит в кресле высокий, красивый Иван Никитич, а рядом стоит, положив руку ему на плечо, миловидная, невысокая богато одетая женщина. Фотограф сумел передать выражение счастья на лицах супругов.

У них было три сына: Иван, Сергей, Александр и дочь Любовь. Сохранился в семье документ: "Выпись из метрической книги о родившихся Московской общины христиан древлеправославно-кафолического вероисповедания и благочестия старопоморского согласия" за 1911 год, подтверждающий факт рождения моего отца, Зимина Михаила Алексеевича и крещения его в нашем храме на Преображенской.

Община учреждена в 1907 году. А до этого был приход при Преображенском богаделенном доме.

Мой дедушка, Алексей Леонтьевич Зимин, привел меня в храм, когда я, видимо, только начала сознательно воспринимать окружающий мир. Все помню до мелочи. Яркий солнечный день, но в храме после улицы кажется темновато. Я с благоговением останавливаюсь возле икон, дедушка тихонько поучает меня, как правильно вести себя. Кое-что мне рассказывали дома. Я уже знаю некоторые молитвы, мне их от руки написали дедушка и моя крестная. У бабушки с дедушкой дома большой киот карельской березы (остаток раздаренного ими детям спального гарнитура) с множеством икон, с зажженной лампадкой. Я люблю подолгу всматриваться в лики святых, в их глубокие глаза, глядящие мне прямо в душу. Вот отсюда, наверное, начинается вера в Бога.

Дедушка с бабушкой много молились, часто я их видела стоящими на коленях перед иконами. Моя крестная (папина сестра) подарила мне маленькую икону Божией Матери "Нечаянная радость". Мне велели хранить ее в тайне и никому не показывать. Я храню ее под подушкой, завернутой в белый лоскуток. На ночь достаю из-под подушки и молюсь, как учила меня крестная и нянька. В нашей комнате, где папа, мама и мой младший брат, иконы не висят, но поздно вечером, когда все засыпают, я вижу в темноте, как отец молится.

Папа работает на крупном авиационном заводе в конструкторском отделе, в "почтовом ящике". На работе замечательный дружный молодежный коллектив. Но папина жизнь дома – тоже "почтовый ящик".

Пасха и Рожество в нашем доме всегда были самыми радостными праздниками. Приготовление к праздникам в доме всегда чувствовалось заранее. На Пасху в старинных формах пекли куличи, в старинных же деревянных формах делали из творога пасху, потихоньку друг от друга мастерили подарки, что-то клеили, лепили, рисовали, раскрашивали...

Но вернусь в наш храм. Мы с дедушкой возле окна. Здесь светло от яркого солнца. Маленькие, в черных одеяниях, в платках, низко на лбу повязанных, матушки окружили дедушку. Он всем кланяется в пояс. И они ему кланяются. Одна старушка пытается поцеловать дедушке руку, говоря: "Благодетель ты наш!". Дедушка страшно смутился, помню его испуганный взгляд в мою сторону. Я видела, что его очень любят, некоторые старушки прослезились, вытирают глаза. Дедушка подозвал меня. – "Это Мишенькина? Старшая? Такая же темненькая, похожа". И смотрят на меня добрыми ласковыми глазами. Тихонько расспрашивают: "Как Мишенька? Как барыня Елизавета Сергеевна?" – это в 30-е то годы! Дедушка пугался, оглядывался, что-то тихо отвечал.

Мы идем с дедушкой на кладбище, на наш фамильный участок. Но тогда для меня было там все как-то непонятно и не трогало душу. Это много позже я поняла, что те глубокие корни, которые связывают меня с Родиной, начинаются здесь, где покоятся дорогие для меня близкие люди. И наш храм. Здесь крестили меня, всех моих братьев и сестер. Здесь и отпевали всех уходящих от нас наших близких. Первое страшное потрясение в жизни – смерть моей сестры двадцати пяти лет – все связано с нашим храмом.

В памяти остались отдельные картины из детства, отдельные, не связанные между собою фрагменты. Все разделилось на "до войны" и "после войны".

Мне, наверное, лет пять, а брату – три года. Нас взяли на пасхальную службу. Папу моего хорошо знают в храме. Нас встречают тепло и радушно. Мы с братом долго стоять не можем. Я знаю, что стоять нужно прямо, не переминаясь с ноги на ногу. Папа дома будет обсуждать с дедушкой, кто как себя вел. Я всегда хотела папе угодить. И готова была стоять. Но нас с братом провожают в здание рядом с храмом – узкие длинные палаты. В конце длинного коридора на сундучке, покрытом опрятным самодельным ковриком, мы будем кемарить. Помню даже запах этого помещения – пахнет, наверное, свечами, старыми вещичками. Запах мне нравился, но очень был необычным. Мама с папой нас изредка навещали и уходили. Долго и томительно тянулась ночь.

А если нас не брали на службу и оставляли дома, то рано утром, придя из храма, родители нас поднимали, и мы были рады. что вместе все за столом разговляемся. Стол был красиво убран. На столе – куличи, творожная пасха пирамидкой, разноцветные яйца. Все это делалось при нашем участии, хотя мы были только как "болельщики". Бабушка была большая мастерица по части пирогов, куличей. Мама переняла ее мастерство. А самое радостное – это счастливые, какие-то просветленные лица родителей и то, что мы все вместе.

Помню первую после эвакуации, еще в военное время, пасхальную службу, наверное, 43-й или 44-й год. В храме нашем столько народу, что негде даже встать. Очень душно. Очень тяжело стоять. Видимо, еще и потому, что мы истощены в эвакуации. Все церкви позакрывали, не знаю, как Господь спас наш храм, как удалось выстоять в лихую годину. А потом мы с папой вдвоем идем пешком до ближайшего метро "Семеновская". Еще темно и очень холодно. Метет поземка. Трамвай не ходит. И я думаю: как бы нам не заблудиться на этих неуютных, холодных улицах. Путь был очень долгим, переходили какой-то мостик, папа говорил – через Яузу. Тогда это было такое захолустье! Я очень холодно одета: из всего выросла, пальтишко короткое, чулки коротки, на ногах какие-то ветхие туфли. Промерзла.

Наш храм – это "с чего начинается Родина". Я задаю себе вопрос: когда я поняла и осознала, что не могу жить вне Москвы? И откуда эта любовь к Родине? Это звучит как-то нарочито, высокопарно. Но, однако, я думаю, что полюбила Москву еще до рождения. Наверное, это еще от матери.

И, вот с годами пришло это осознание: начало Родины – Москва, а в Москве – наше Преображенское.

Хочется привести слова замечательного человека, Ф.Е.Мельникова, автора многих книг о старообрядчестве: "...наши предки победили злых и до невероятности жестоких врагов старообрядчества своим терпением, страданием, стойкостью в вере, непоколебимой убежденностью в своей правоте, а мы, их потомки, ко всем этим драгоценным качествам должны прибавить еще культурность, разумею ее в здоровом и чистом ее содержании. Это – могучее оружие современности. Именно при помощи этого орудия мы, старообрядцы, не только отвоюем себе свободу, но и сделаемся даже источником и корнем свободы".

Правда, слова эти сказаны были в начале века. Но, думается, они и сейчас актуальны. Пусть эти слова помогут старообрядцам выстоять и в наше трудное время.

Два основных фамильных участка – "палисадника", как называли их предки, находятся на восьмом и одиннадцатом участках Преображенского кладбища. А дедушка Никита похоронен в Зуеве, на старом кладбище на берегу реки Клязьмы.

Жителям Орехова-Зуева, наверное, небезынтересно это описание старого села Зуево, потому что давно уже отпели там соловьи, а поле ржи теперь молодежь и представить себе не сможет. Старожилы мне показывали то место, где было старое кладбище. Мы стояли на берегу Клязьмы, на тропинке среди холмиков. Горожане не смогли (а может быть, не захотели) сберечь этот безценный кусочек земли русской, и жители домов, построенных на месте кладбища, рассказывали, что на их глазах увозили последние старообрядческие надгробия – большие, гранитные, с религиозными надписями на старославянском языке. На этом старинном кладбище, наверное, похоронен и основоположник рода Семен Григорьевич Зимин. Все это снесли. И на костях наших прадедов теперь жилые дома.

На Преображенском кладбище первым похоронен Иван Никитич. Гранитные кресты, сделанные с большим мастерством (особенно восхищаюсь работой, когда их отчищаю), венчают наши захоронения и на восьмом, и на одиннадцатом участках. а крестах надпись: "Род Ивана Никитича Зимина". И позолота, как новенькая, как будто не прошло сто с лишним лет. Когда-то, в 30-е годы, кому-то приглянулись эти великолепные кресты. Сначала были выковыряны маленькие бронзовые (а может быть, позолоченные) распятия, вделанные в кресты. А затем стали подпиливать сами кресты. На одиннадцатом участке крест спилили под корень. Родные установили на его месте железобетонный крест. Ныне он наполовину разрушен. вот-вот рухнет. А на восьмом участке подпиленный крест по каким-то причинам остался на месте и крепко стоял до 1976 года, когда он, непонятно почему, рухнул и разбился на большие и маленькие куски. Остался один постамент.

Попутно можно вспомнить и о том горе, которое постигло мою бабушку. Все в те же 30-е годы все надгробия из белого мрамора на могилах ее отца, Сергея Васильевича Морозова (внука Захара Морозова), матери и всех ее близких были выломаны бульдозером и отправлены на строительство метро. Бабушка до конца своих дней не могла оправиться от того шока, который она испытала при виде открытого котлована вместо дорогих ее сердцу могил. Теперь бабушка покоится у нас, на Преображенском.

Потомственный почетный гражданин Иван Никитич Зимин похоронен на одиннадцатом участке. Это был большой труженик, сделавший очень много для мануфактурного производства России,. всеми уважаемый и любимый. Его супруга, Евдокия Савватеевна, пережила его на 39 лет, она скончалась в 1926 году. Ее надгробие, настоящий старообрядческий намогильный камень, находится рядом с ним. Эта замечательная женщина, не очень образованная, не всегда грамотно писавшая, но обладающая природным умом, наравне с сыновьями управляла делами мануфактуры после кончины мужа, была одним из коммерческих директоров "Товарищества". Она славилась своей добротой и щедростью, много помогала жителям Зуева и Дрезны.

Мои прадеды, Леонтий и Григорий, хотя не всегда грамотно писали, но мануфактурное дело вели успешно. Кроме фабрик в Зуеве в 1897 году братьями была основана бумагопрядильная ткацкая фабрика при станции Дрезна Московско-Нижегородской железной дороги, пущенная на полную мощность в 1899 году. Задумана и спроектирована фабрика была еще при жизни Ивана Никитича.

По данным Ч.М.Максимовича ("Мануфактурная промышленность в прошлом и настоящем"), на 1917 год годовое производство фабрики достигло 13 000 000 рублей при 4500 рабочих. Торговые фирму товарищества расположены были не только в России, но и во многих странах мира.

Кроме Леонтия и Григория фабрикой управляла Евдокия Савватеевна, заменившая мужа после его кончины в 1887 году.

На смену старшим братьям приходят младшие. На смену отцу приходят сыновья и внуки.

После смерти Леонтия Ивановича его место по руководству фабрикой занял старший сын – Николай Леонтьевич.

Леонтий Иванович Зимин скончался в 1913 году. На Преображенском красивое надгробие установлено на его могиле. Гранитную глыбу доставили специально для Леонтия Ивановича из Италии. Супруга его, Мария Васильевна, похоронена рядом. Она пережила его на 17 лет. Говорят, что три потрясения ее подкосили. Первое – это когда из Ниццы привезли скончавшегося там Леонтия Ивановича. Второе – гибель ее младшего сына Василия на войне в 1918 году. Третье – когда вооруженные солдаты не пустили ее в собственный дом – экспроприировали недвижимость. После этого разум ее совсем помутился, и она стала быстро впадать в детство. Установка памятника, расходы на погребение и поминовение – все это было предусмотрено Л.И.Зиминым и оформлено завещанием. Завещание это хранится в семье. Из завещания многое можно узнать о жизни и делах, о финансовом положении семьи, о состоянии фабрик Зиминых.

"Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Я, нижеподписавшийся потомственный почетный гражданин Леонтий Иванович Зимин, находясь в здравом уме и твердой памяти, заблагорассудил на случай моей кончины сделать об имуществе моем следующие завещательные распоряжения:

1) Призывая благословение Господне на детей моих, прошу их убедительно жить в мире, дружбе и согласии, почитать и уважать жену мою, а их мать, Марию Васильевну Зимину, всегда во всем следовать ее советам и указаниям и тем почтить память обо мне...

3) Назначаю на расходы на погребение мое, постановку памятника на могиле и поминовение в течение ДВАДЦАТИ лет по душе моей и на раздачу за это время бедным и нищим – пятьдесят тысяч рублей"...

...Прихожу на наш восьмой участок Преображенского кладбища, закрываю за собой калитку и оказываюсь в тишине наедине со своими самыми близкими людьми. Мысленно я становлюсь участником их жизни. Вспоминается много семейных историй. В войне 1914-1918 годов погиб младший брат дедушки, Василий. Было ему двадцать лет. На фотопортрете Василия его рукой написано: "Велик был год и страшен год по Рожестве Христовом 1918, от начала же революции – второй. "Белая гвардия"".

В голодный 1942 год, вдали от семьи, скончался Александр Леонтьевич. Доброй души человек, он в военные годы сдавал кровь как донор, а продуктовые пайки отдавал соседским детям. Умер от истощения.

Дедушка мой, Алексей Леонтьевич Зимин (7.03.1888-23.031966) родился очень слабым, говорят, что его отправили в Зуево к сестрам его бабушки, Кононовым, которые, как и все в Зуеве, были старообрядцами. Были они девицами, всю жизнь проводили в молениях и постах. Тетушки очень полюбили маленького Алешу и горячо молились за его здравие. Ему было так плохо, что в какой-то момент его даже положили под образа помирать. Но Господь услышал молитвы тетушек и дал дедушке большую жизнь. Хотя, говорят, у него был порок сердца, но настолько скомпенсированный, что я о нем узнала только после кончины дедушки.

После окончания Московской практической академии коммерческих наук дедушка был направлен Товариществом на стажировку в Америку. В адрес Товарищества были присланы благодарственные письма из Нью-Орлеана, из Нью-Йорка за хорошую работу дедушки. Письма в семье сохранились. Специальность его – товаровед, классировщик хлопка – была очень тонкой и нужной для Зуевской мануфактуры. Он привез с собой образцы и семена каких-то редких сортов длинноволокнистого хлопка; были сделаны посевы на опытной делянке где-то в Туркмении.

18 декабря 1906 года состоялось бракосочетание дедушки с Елизаветой Сергеевной Морозовой, правнучкой известного всей России Захара Савича Морозова, основателя Богородско-Глуховской мануфактуры. Бабушка моя – старообрядка Рогожского прихода, дедушка – Преображенского, безпоповского толка, старопоморского согласия.

Венчания не было. Получили строго оформленные, с записью всех свидетелей, бумаги. Зимины все были счастливы. И всегда любили бабушку. Папаша Леонтий Иванович Зимин считал за честь иметь такую невестку – красивую, знатную, богатую.

В 1910 году родился мой отец, Михаил Алексеевич Зимин. Жизнь семьи была счастлива и безоблачна. В 1922 (или в 1921) году семью дедушки выгнали из дома. Перед этим было много визитов каких-то разных людей с целью что-нибудь экспроприировать. Растаскивали все. Однажды, когда нагрянули очередные экспроприаторы, няня Нюша распихала бабушкины кое-какие драгоценности по карманам своего фартука, за пазуху, – куда успела. Ее не стали обыскивать. Так кое-что удалось спасти. А перед этим дедушку, которого солдаты знали как хорошего честного хозяйственника, заботящегося о них, выбрали командиром. Один из красных командиров предупреждал, что в банках все будут ликвидировать. У бабушки хранилось, кроме денег, много драгоценностей. Этот командир предлагал за небольшой подарок для его дочери из этих ценностей помочь забрать вещи из банка. Но дедушке показалось это чем-то непорядочным, да и не верили они, что в банке может что-то пропасть – настолько это было всегда надежно. Конечно, все пропало.

Из дома в Петровском парке вытаскивали все, грабили, глумились. Роскошную библиотеку – книги в кожаных переплетах, с золотым тиснением, с бабушкиными монограммами стащили во двор и устроили костер. И однажды велели срочно освободить дом. Семья дедушки осталась в узкой, как щель, комнатке, 9 кв. м. А в нашей комнате, отданной папе, 15 кв. м, через несколько лет появились мои братья и сестры, и вся наша семья – 9 человек, из которых семеро детей, – жила в этой комнате до 1952 года.

Семья бабушки много горя хлебнула. Был арестован, едва не расстрелян, муж моей крестной, дворянин по происхождению, сразу после рождения моей двоюродной сестры. Расстрел заменили ссылкой. Крестная поехала за ним, а бабушка осталась выхаживать мою двоюродную сестру, слабенькую и болезненную. Была тяжелая болезнь дедушки. Снесли в ТОРГСИН все, что еще можно было продать. Жить было не на что. Папу выгнали из института за его происхождение (институт он закончил уже взрослым). В квартире давно уже поселились чужие люди. Сын Анны Леонтьевны. Глеб, убегал по крыше, которая начиналась ниже наших окон, когда пришли его арестовывать (он был юнкером). Позже было от него известие, что он в Париже. Больше известий не было. То же было и с Ольгой Леонтьевной, Так семья и не узнала о дальнейшей ее судьбе. Анна Леонтьевна скончалась.

В квартире не было, конечно, ни газа, ни ванной, одна раковина с краном холодной воды, которым пользовались для всех, самых разных нужд. Готовили на керосинке или тагане, установленном на русской печке. Отапливался дом маленькой котельной в подвале, которая топилась углем. И когда я смотрю сейчас на тот крохотный кусочек земли, отгороженный для стоянки автомашин на месте нашего дома, я никак не могу понять, как на этом пространстве разместилась вся моя жизнь до 16 лет, где были и "маленький", и "большой" дворы , где были друзья и враги, где я впервые пошла, где я училась кататься на велосипеде, где были все дорогие люди. Это был огромный мир! И было это в самом центре Москвы, на самом оживленном участке Садового кольца.

Отец был очень талантлив. Умел делать все; что называется, имел золотые руки. Природа одарила его всем, в том числе и прекрасной внешностью Он очень увлекался конструированием, особенно любил паровозостроение. Но он выбрал с юности основным своим делом авиацию, работал авиаконструктором у Н.Н.Поликарпова с самого основания конструкторского отдела под руководством Николая Николаевича Поликарпова. Я уверена, что в выборе профессии отца решающее значение имела талантливость, умение увлечь делом замечательного человека, выдающегося конструктора, а для папы – непререкаемого авторитета – Н.Н.Поликарпова.

Когда-то Москва, да и вся Россия, могла гордиться фабриками, домами, поместьями моих предков. На Большой Алексеевской, что ни дом – то дом или Зиминых, или Морозовых. Свернув на Малую Алексеевскую, останавливаюсь возле величественного, ныне, к большой радости, реставрируемого храма Мартина Исповедника. Как раз напротив, наискосок – бывший дом Сергея Ивановича Зимина. Дом помнит хорошие времена.

На Гончарной улице дом № 34 принадлежал Александру Ивановичу Зимину.. Дом очень ценится искусствоведами как представитель характерной московской неоклассической постройки. Внутри здания сохранилась художественная лепнина.

Большая и мощная династия Зиминых много сделала в деле процветания России. В брошюре И.К.Быковского "Преображенский приход" (М., 1907) перечислены наиболее именитые прихожане, которые собрались в храме на службу накануне праздника Благовещения в 1907 году, вскоре после принятия Высочайшего манифеста от 17 октября 1905 года, возвестившего восстановление гражданских прав старообрядцев, принятого после двух с половиной веков запрета старообрядчества. Среди именитых прихожан – братья Григорий и Леонтий Ивановичи, Евдокия Савватеевна Зимина.

Это и к ним относились сказанные министром финансов И.А.Вышеградским: "Наши христолюбивые старообрядцы-преображенцы в российском торгово-фабричном деле – великая сила; они основали и довели нашу отечественную заводскую промышленность до полнейшего совершенства и цветущего состояния..."

"Они являются двигателями, покровителями и хранителями богатейшей в мире русской старины, древней литературы, потомками славных последователей премудрого учения своих знаменитых, славных предков XVII столетия, братьев Андрея и Симеона Денисовых, удививших весь мир своими замечательными и знаменитыми теолого-философскими произведениями. Все вышесказанное есть верная и неоспоримая истина".

(По материалам архивов рода Зиминых)

Опубликовано в Церковном календаре
христиан древлеправославно-кафолического
исповедания и благочестия старопоморского