Возвращение в Третий Рим

Русское царство мыслило себя вслед за погибшей навсегда Византийской империей как катехон, то есть как силу, удерживающую мир от конца времен и пришествия Антихриста. Разделение российского общества, вызванное церковным расколом, стало предвестием дальнейших разломов, приведших к революционной катастрофе. Об истории и последствиях этого раскола пишет газета "Наше время".

21 июля этого года, в день празднования иконы Казанской Божией Матери, состоялось необычное событие. Митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий во время Божественной литургии совершил рукоположение диакона Евгения Саранчи в священники и чтеца Игоря Краева в диаконы.

Проклятие раскола

Обряд был проведен по древнему архиерейскому чину и старым, дораскольным церковным книгам. Богослужение в точности повторяло те, что были на Руси во времена Иоанна III и Иоанна IV. Мужчины на клиросах стояли в кафтанах, с длинными бородами, женщины – в сарафанах или длинных платьях, платки по-старинному заколоты на булавки. В руках – лестовки – разновидность четок, распространенных на Руси до раскола XVII века. Земные поклоны прихожане клали истово, пользуясь подручниками – специально сшитыми для этого маленькими ковриками; крестились, естественно, двумя перстами. Иконы в храме строго канонического письма, без "живописи", светотени и прямой перспективы. Происходило все это в храме Святого Архангела Михаила в селе Михайловская Слобода Раменского района Московской области.

Настоящее архиерейское богослужение в приходском храме, тем более в сельском, – всегда редкость. Но сама по себе древлеправославная служба совершается в этом храме каждый день. Дело в том, что он является единоверческим, то есть старообрядным храмом, хотя относится к именно Русской православной церкви Московской патриархии, а не к одному из старообрядческих согласий.

Что же это такое – единоверие, или, как его еще называют, православное старообрядчество?

Ответ прост – это приходы старого обряда в лоне РПЦ. Или старообрядчество, приемлющее священство Московской патриархии. Иными словами, старообрядчество без раскола. Сегодня к старому русскому обряду и к древней традиции вообще привлечено пристальное внимание как церковной иерархии, так и многих верующих.

На состоявшемся 3–8 октября 2004 года Архиерейском соборе Русской православной церкви, пожалуй, впервые за последние годы с такой полнотой был поставлен вопрос о единстве всего русского православия. Доклад на эту тему был сделан митрополитом Смоленским и Калининградским Кириллом. Владыка сказал: "В еще большей мере, чем в случае с зарубежной церковью, проблема старообрядчества не является исключительно церковной, у нее есть и иные аспекты – социальный, политический, культурный. Церковный раскол нанес жесточайший удар по национальному самосознанию. Ломка традиционных церковно-бытовых устоев и духовно-нравственных ценностей разделила некогда единый народ не только в церковном отношении, но и в социальном. Народному телу, которое тогда вполне совпадало с телом церковным, была нанесена рана, губительные последствия которой живут в столетиях.

Разделение российского общества, вызванное церковным расколом, стало предвестием дальнейших разломов, приведших к революционной катастрофе".

Как известно, в середине XVII века по указаниям царя Алексея Михайловича руками патриарха Никона была проведена насильственная ломка всей церковной и народной жизни. Древний церковный обряд, который был в употреблении в Византийской империи, Киевской, Новгородской и Московской Руси, был спешно, жестко и второпях изменен на западнорусский, находившийся под сильным римско-католическим влиянием. Это привело к тому, что значительная часть (едва ли не треть) русского православного народа, причем лучшая его часть, оказалась тогда оторвана от Церкви и утрачена государством.

Суть раскола

Мировоззренческая суть раскола заключается в том, что господствующая православная церковь полностью сохранила апостольское преемство и канонически законную иерархию, а старообрядцы это преемство и иерархию утратили, но зато в неизменности сохранили полноту православного богослужения не только Русской, но и Вселенской церкви. В том виде, в каком оно существовало до Ферраро-Флорентийской унии 1439 года и последовавшего за ней падения Византийской империи. Такое богослужение содержало все богатство и глубину святоотеческого предания. Однако клятвы (предание анафеме), наложенные так называемым Великим Московским собором 1666–1667 годов на приверженцев старых обрядов, сделали надежды на преодоление раскола неосуществимыми. В ответ на это старообрядцы столь же неправомерно стали обвинять пошедших за "новинами" в ереси. К тому же с утратой иерархии само старообрядчество раскололось на множество толков и согласий, среди которых можно выделить два основных направления – поповское, то есть приемлющее священство, и беспоповское, отрицающее саму возможность священства и таинств (кроме крещения и покаяния).

Поместным Собором Русской православной церкви 1971 года все клятвы, наложенные в 1666–1667 годах на приверженцев старых русских чинов и обрядов, были отменены. Их признано полагать "яко не бывшими". Это соборное деяние было подтверждено юбилейным Собором 1988 года, посвященным 1000-летию Крещения Руси. Во исполнение его решений была создана специальная комиссия Московского патриархата по старообрядным приходам РПЦ и взаимодействию со старообрядчеством. Все это предоставляет нам не только право, но и обязанность свободно размышлять о расколе XVII века и путях его преодоления.

В чем же заключается историческая трагедия этого раскола?

Прежде всего в том, что чисто юридически оказались правы никониане, при всей жестокости применявшихся ими методов искоренения древлего благочестия. Ибо они сохранили апостольское преемство и иерархию, в то время как не желавшие принять "новин" поповцы и беспоповцы, еще к началу XIX столетия составлявшие едва ли не половину русского народа, сохранили каноническую и метафизическую правду православия, верность не только быту и обряду, но и святоотеческому преданию и общинно-соборному началу. Многие из них унесли эту правду святой Руси, правду Третьего Рима в леса и гари.

На роковом Московском соборе 1666–1667 годов были наложены страшные клятвы на всю дораскольную русскую святость. Так или иначе, под них попадали и святой Владимир, и преподобный Сергий Радонежский, и весь сонм русских дораскольных святых. Именно после этих событий, а вовсе не в результате в чем-то обоснованных военно-политических реформ Петра I началось разделение народа – социальное, культурное и даже психологическое – на "черную" и "белую кость", закончившееся взаимной резней в начале ХХ века.

Но подлинная метафизическая трагедия раскола заключалась даже не в самой смене обряда, быта и социального уклада.

Русское царство мыслило себя вслед за погибшей навсегда Византийской империей как катехон, то есть как силу, удерживающую мир от конца времен и пришествия Антихриста.

В русском прочтении Символа веры о Царствии Христа говорится: "Его же Царствию несть конца". Это означает в известном смысле "снятие" времени и выход в вечность.

Реформаторы тем самым разрушили сакральное замкнутое время "катехона" и ввели русскую историю в линейное время Запада, из которого, если изъять оттуда Бога (что и было сделано), неизбежно следуют два тождественных двойника – либерализм и социализм. В этом смысле никоно-алексеевская реформа стала первым шагом на пути растворения православной России в "новом мировом порядке". Так Русь была втянута в ложную историю, в гигантский исторический симулякр.

Если сердце народа – Церковь, то только исцеление этой "сердечной мышцы" может стать предпосылкой исцеления нации.

Но здесь процесс может быть только взаимным. У него два основания: признание юридической правоты никониан и мировоззренческой – старообрядцев. Если будет сделано только что-то одно, то не будет ничего. Провал. Бездна.

В настоящее время в России существует и находится на стадии открытия около полутора десятков старообрядных (единоверческих) приходов РПЦ, не считая тех, которые, не числясь таковыми, следуют древнему чину полностью или частично. Много это или мало? На первый взгляд – капля в море. С другой стороны, "сила моя в немощи совершается", как говорил апостол Павел. Так или иначе, процесс великого возвращения уже идет.

На самом деле начался он еще на рубеже XVIII и XIX веков, и у истоков его, как это всегда было в византийско-русской традиции, стояла государственная, имперская власть. Речь идет об императоре Павле I, всю полноту деяний которого еще предстоит оценить будущим историкам, в том числе и церковным.

В 1799 году московские старообрядцы, прихожане Рогожского кладбища, подали на имя императора записку с прошением "разрушить преждеположенные клятвы на двуперстное сложение и другие подобные ему обряды", а также о том, чтобы служащие в старообрядчестве священники продолжали свое служение. Кроме того, старообрядцы просили разрешения о допущении по желанию причащения старообрядцев в новообрядных храмах, а новообрядцев – в старообрядческих. Последним пунктом было взаимное непорицание за содержание старых и новых обрядов. На прошении император Павел начертал всего три слова: "Быть по сему".

Но, увы, "по сему" не стало. Правила единоверия, составленные на основе "мнения" митрополита Московского Платона (Левшина) и утвержденные 27 октября 1800 года, не только не отменяли прежних клятв, но и не давали возможности членам господствующей Церкви использовать старые обряды. Для "перечисления в единоверие" требовалось не менее пяти лет "числиться в расколе". Если единоверцам было дозволено безо всякого ограничения исповедаться и причащаться в господствующей Церкви, то "общеправославным" в единоверческой – только "в крайней нужде, в смертном случае". Тем самым хотя формально равнозначность старого и нового обряда признавалась, фактически для синодальной бюрократии это было не так. Синод по существу саботировал повеление императора, который не успел довести задуманное им до конца, – вскоре он был убит заговорщиками. Такая редакция Правил единоверия давала возможность на протяжении всего XIX столетия говорить о нем старообрядцам как о "ловушке", а новообрядцам – как о "скрытом расколе". Это мнение у многих сохраняется до сих пор.

Редакция этих правил была пересмотрена только Поместным собором Российской православной церкви в 1917–1918 годах, который отменил правила перехода, дав возможность каждому члену РПЦ свободно выбирать для себя старый или новый обряд. Единоверцы были признаны равноправными и полноценными членами православной церкви. Вслед за этим Поместный собор Русской православной церкви 1971 года вменил все клятвы, наложенные в 1666–1667 годах, "яко не бывшие", а сами же церковные реформы XVII века признал ошибочными.

Преодоление раскола

Здесь следовало бы отметить очень важные вещи.

Сам император Павел мыслил преодоление раскола как часть широкого имперского евразийского замысла, включавшего в себя, с одной стороны, борьбу с иллюминатско-буржуазными революциями в Европе, с другой – освоение Россией Индии и Востока.

Причем не на колониальных, как Англия, а на имперских началах, то есть с включением местных "элит" в российскую, а также экономической самодостаточности присоединенных земель. Синод же, руководствуясь чисто корпоративным интересом, стремился не к преодолению раскола, а к подчинению старообрядчества и его конечному искоренению. Особенно это проявилось в 40-е годы ХIХ века, когда старообрядцев начали загонять в единоверие насильно, изымать иконы, а храмы "переосвящать". Коренным образом ситуация изменилась только в последнее царствование, когда старообрядчеству как таковому были предоставлены значительные права, а единоверие прямо поддерживалось императором Николаем II. Решение собора 1918 года о единоверческом епископате – по сути инерция событий 10-х годов, когда на единоверческих съездах уже были приняты принципиальные решения.

Сегодняшнее единоверческое движение радикально отличается от единоверия прошлого. Смысл современного единоверия, безусловно, заключается в том, чтобы внутри самой Русской православной церкви пробудить движение к корням, к традиции и чтобы сама Русская церковь постепенно, мягко, без революционных изменений и изломов вернулась к исконной православной традиции.

Современное единоверие – это действительно "третий путь", это, если угодно, православный проект для России в целом, или, как говорит известный философ и тоже единоверец Александр Дугин, старая вера для новой Руси.

Единоверие – это возвращение к самим себе, к собственным корням. Если угодно, единоверие – это принцип.

Есть, конечно, и более "земная", чисто историческая сторона вопроса, хорошо осознаваемая сегодня значительной частью иерархии Русской православной церкви. При всем том, что повсюду открываются храмы, а о православных праздниках постоянно сообщают по телевизору, что почти все венчаются (что не мешает через год разводиться) и крестят детей, всерьез говорить о возрождении православия совершенно невозможно. Скорее торжествует пародия. Тем более что усиливается натиск абсолютно безбожной псевдокультуры, образа жизни, часто прямой бесовщины. Не последнюю роль здесь играет экспансия Соединенных Штатов и потерявшей свою идентичность Европы.

Все это сегодняшнее руководство Русской православной церкви объединяет мягким термином "секуляризм". В своем уже упоминавшемся докладе, обращаясь не только к старообрядным приходам Русской православной церкви, но и к старообрядчеству как таковому, митрополит Кирилл сказал: "Мы и старообрядцы разделяем одну и ту же веру не только в догматическом, но и жизненном выражении: у нас одна система ценностей. Поэтому в практическом свидетельстве и служении обществу старообрядцы являются нашими естественными соработниками. В противостоянии натиску нивелирующего секуляризма, который становится все более агрессивным, в неприятии культа потребления и житейского успеха любой ценой, в отвержении гуманистической религии человекобожества старообрядцы – наши ближайшие союзники". По сути, это крик о помощи.

Положение действительно катастрофично. Быть может, именно русское древлеправославие и окажется тем "засадным полком воеводы Боброка", который в свое время решил судьбу битвы на Куликовом поле.