Сокровенный Гоголь

В последнее время к 200-летию со дня рождения Н. В. Гоголя, отмечаемое в 2009 году, выпущено немало книг. И это естественно: Гоголь если и не "наше все", то один из "гранитов" (по выражению В. Г. Белинского), положенных в основание великой русской литературы. Гоголь привил суровому русскому реализму фантастическое начало и в то же время (что совсем не противоречие, если вдуматься) – начало проповедническое. Сам он всецело посвятил свою жизнь искусству, но искусство мыслил как служение Богу. Сегодня, в особенности после работ В. А. Воропаева и И. А. Виноградова, вопрос о Гоголе как религиозно мыслящем писателе обойти уже невозможно. Постепенно выясняется, что именно здесь, в религиозности Гоголя, следует искать разгадку "тайны Гоголя" и его странного и великого искусства. Но когда берутся "зреть в корень" авторы малосведущие, – чего-чего не напишут. То объявят писателя душевнобольным, то "замолившимся", то начнут выиискивать в нем скрытые недуги, если не пороки. Благо жизнь Гоголя дает немало фактов, которые можно при желании трактовать и так, и сяк: с женщинами он не сближался, рукопись второго тома "Мертвых душ" сжег, в гробу его нашли, якобы, перевернутым. Как тут не расходиться вольному перу? Вот почему особенно ценно слово человека, который не наскоком, не к юбилейной дате, а многолетним и целенаправленным трудом пробивается к истине, к "тайне Гоголя". Книга В. А. Воропаева "Николай Гоголь. Опыт духовной биографии" (М.: Православный Паломник, 2008. 261 с.) есть результат многолетних и кропотливых исследований серьезного ученого. В ней, сквозь призму религиозного миросозерцания писателя, рассматриваются малоизученные аспекты и факты жизни Гоголя: обстоятельства рождения и смерти, попытка оставить литературное поприще и поступить в монастырь, серьезная, с выписками и составлением целых тетрадей конспектов, работа над книгами святых отцов Церкви, паломничество по святым местам, обстоятельства сожжения второго тома "Мертвых душ", наконец, его вызывающие разноречивые оценки отношения со своим духовником: протоиереем Матфеем Константиновским.

В. А. Воропаев – автор известный. Он уже касался многих из перечисленных вопросов в своих работах, среди которых следует выделить книгу: "Гоголь над страницами духовных книг" (М.: Макариевский фонд, 2002). Во всех своих трудах ученый последовательно акцентирует то, на что мало обращалось внимания в советском литературоведении: на монархизм и религиозность Гоголя, диктующие логику его творчества – от первой поэмы "Ганц Кюхельгартен" до "Выбранных мест из переписки с друзьями". Последняя книга В. А. Воропаева отличается, как и прежние его работы, емкостью, стремлением к объективности, спокойной интонацией. Автор как бы старается отстраниться от обширных комментариев и толкований, предпочитая выстраивать в наглядную систему собственно исторический материал: высказывания самого Гоголя, документы, воспоминания о нем его современников. Когда же таковые комментарии даются, они отличаются завидной лаконичностью, сдержанностью, емкостью: "Последнее десятилетие жизни Гоголя проходит под знаком все усиливающейся тяги к иночеству. Не давая монашеских обетов целомудрия, нестяжания и послушания, он воплощал их в своем образе жизни". При этом автор, говоря светским языком, всегда выказывает такт и в отношении церковного языка и стиля, так что он не смутит ни светского знатока гоголевского творчества, ни воцерковленного его читателя: "Современники не оставили никаких свидетельств о близких отношениях Гоголя с какой-либо женщиной. О его церковном отношении к послушанию говорит тот поразительный факт, что он по совету своего духовного отца сжег главы незаконченного труда и практически отказался от художественного творчества". При всей научной достоверности, книга читается легко, ибо написана хорошим литературным языком. В ней содержится множество малоизвестных или новых фактов, часты ссылки на российские архивы. Прежде всего это материал о чудотворном образе святителя Николая, называемого Диканьским. Мать Гоголя, Мария Ивановна, дала перед этим образом обет: если у нее родится сын, назвать его Николаем. Она попросила местного священника молиться до тех пор, пока его не известят о рождении дитяти. Много нового внесено в наши представления о поездках Гоголя в Иерусалим, в Оптину Пустынь, о его отношениях с отцом Матфеем Константиновским и т. д.

Особенно любопытными в книге представляются освещенные автором отношения Гоголя с графом Александром Петровичем Толстым и его женой Анной Георгиевной Толстой (рожд. княжной Грузинской). Оба были потомками грузинского царя Вахтанга VI. В их доме Гоголь провел последние дни своей жизни и сжег второй том "Мертвых душ". Граф А. П. Толстой далеко не всеми воспринимается до сих пор благожелательно, но это была личность неординарная, или, как ныне принято говорить, харизматическая. Вскоре после смерти Гоголя он был назначен обер-прокурором Св. Синода. После его кончины о нем молились не только Русская, но и все Восточные Церкви: такой глубокий след оставил он в церковной жизни своей редкостно честной и плодотворной деятельностью, самой своею личностью как христианина. "Несомненно, что дружба Гоголя с графом Толстым была основана на духовной общности; их взаимоотношения в корне отличались от всех светских, приятельских и литературных знакомств писателя; если в дружбе Гоголя с Аксаковыми, Плетневым, Погодиным, Шевыревым главную роль играли общие литературные интересы, а также их преклонение перед его талантом, то граф Толстой, по его собственным словам, "вовсе не являлся поклонником сочинений" Гоголя".

Выстроенная в единое целое духовная биография Гоголя впечатляет – прежде всего как основа его биографии художественной. Не сразу классические произведения Гоголя ("Ревизор", "Шинель", "Мертвые души" и др.) стали прочитываться как тексты, пронизанные религиозной мыслью. Однако ознакомившись с духовной биографией Гоголя, понимаешь, что в религиозной трактовке гоголевских произведений натяжки нет. Иными они и быть не могли, учитывая степень напряженности религиозных устремлений Гоголя. Книга В. А. Воропаева, как уже сказано, объективна. Исследователь не снимает острых вопросов и противоречий. В одной из глав исследователь вынужден признать: "Подлинный трагизм ситуации заключался в том, что монашеский склад был только одной и, вероятно, не главной стороной гоголевской натуры. Художническое начало преобладало в нем; кризис Гоголя – следствие внутреннего конфликта между духовными устремлениями и писательским даром". В самом деле, именно из-за указанного противоречия будут предприниматься все новые попытки разгадать "тайну Гоголя" – и далеко не всегда в религиозном ключе. Думается, что со временем появятся исследователи, задачей которых будет уже не только доказательство глубокой религиозности Гоголя. Благодаря книгам В. А. Воропаева сегодня это уже доказанный и очевидный литературный и житейский факт. На первый план выдвинется задача едва ли не более трудная: попытаться, не избегая, не приглаживая очевидных противоречий, разгадать качество религиозной жизни Гоголя, его, так сказать, духовное состояние, разгадать, собственно, причины драматических противоречий этой выдающейся, не укладывающейся в стандарты, личности. Духовная жизнь Гоголя не была спокойным восхождением "от силы в силу": в ее глубине замечалось какое-то беспокойство, порывистость. Вот в 1845 году он появляется в Веймаре и приходит в дом к веймарскому православному священнику Стефану Сабинину, чтобы поговорить о своем желании поступить в монастырь. Однако для монаха в Гоголе слишком много внутреннего движения, порывистости, даже чисто внешней. Дочь священника, Марфа Степановна Сабинина, в своих воспоминаниях пишет: "Гоголь был очень нервный, движения его были живые и угловатые, и он не сидел долго на одном месте: встанет, скажет что-нибудь, пройдется несколько раз по комнате и опять сядет... Видя его болезненное состояние... отец отговаривал его..." И это лишь "верхушка айсберга". Гоголь несомненно и глубоко религиозен, но это не помешало святителю Игнатию (Брянчанинову) разглядеть в "Выбранных местах" "и свет, и тьму". В. А. Воропаев приводит интересную цитату: книга "издает из себя и свет, и тьму. Религиозные его понятия не определены, движутся по направлению сердечного вдохновения, неясного, безотчетливого, душевного, а не духовного..." Этот и подобные ему отзывы церковных авторитетов послужат в будущем основой для распутывания сложнейшего клубка противоречий, определявших духовную биографию Гоголя. Со временем мы должны будем попытаться правильно понять и оценить проповеднический акцент творчества Гоголя. Гоголь не только гениально изображает, его сила не только в пластике, но и в прожигающем авторском слове. Не став монахом, Гоголь сделался проповедником, что многих подвигло против него, начиная с Белинского, и позволило в свое время Иннокентию Анненскому сказать о "фарисейском биении себя в грудь" в гоголевском предисловии к "Мертвым душам". В рассматриваемой книге духовная биография писателя представлена, в основном, "линейно", без акцентирования и дотошного анализа собственно гоголевских противоречий. Кажется, автор сознательно уходит от новых споров по поводу мотивов тех или иных решений и действий писателя. Но это уже задача другого исследования.