Состоявшиеся в конце января выборы шестнадцатого Московского патриарха стали всероссийским общественным событием. Пожалуй, впервые на нашей памяти факт внутрицерковной жизни явился предметом столь пристального внимания всего общества.
Заинтересованные суждения высказывали и принадлежащие к Церкви, и те, кто себя к ней не относят. Анализировалась личность патриарха Кирилла, его прошлое, его намерения. Было высказано много надежд и немало опасений. Звучала безудержная апологетика и уничтожающая критика.
В каком-то смысле все происходившее при начале патриаршего пути характеризовало не столько нового патриарха, сколько само наше общество в его многомерности и противоречивости. Настало время посмотреть, а каковы же действия патриарха Кирилла, в чем его повестка дня, которую он предъявил Церкви и обществу. К сегодняшнему дню достаточно материала для суждений об этом.
Первое – это публичные высказывания патриарха. Для общественной персоны слово и есть дело, и часто главное.
Второе – это организационные преобразования и кадровые перестановки.
Третье – это впечатления от разговоров с людьми. В церковной сфере, равно как и в общественно-политической, это тоже свидетельство о действии, и не менее значимое и убедительное, нежели иные.
Слово пастыря
Перечитывая большой массив текстов, накопившийся за три с лишним месяца, видишь главное. Опасения в примате политического над церковным, которые высказывались в адрес местоблюстителя Кирилла накануне Собора, не оправдались.
Не меньше половины выступлений было сделано в жанре традиционной церковной проповеди. Форма каждый раз ясная, доходчивая, понятная современному человеку, даже малоцерковному, но при этом нимало не профанирующая свой серьезный предмет и место произнесения – церковный амвон, выделенная по своему строю из потока повседневности. Все патриаршие проповеди, по сути, посвящены одному – сопряжению вечных Божественных слов с реальностями повседневной жизни, с ее заботами, радостями и скорбями. Именно так, как говорил патриарх после интронизации. Из жизненной суеты надо выйти, чтобы потом вновь туда вернуться обновленным, имеющим в душе критерии оценки и устроения жизни.
Проповедь – прямое личное обращение к каждому человеку. Слушатель оказывается в одном пространстве со святыми помощниками и покровителями патриарха – мучеником Трифоном, Иоанном Кронштадтским, святителем Тихоном, женами-мироносицами. Из житийного легендарного пространства они приходят в проповедях патриарха к сегодняшним людям и делаются их современниками, соучастниками их трудов.
Выступления в светском формате иные. Внятные общественно-политические тезисы сегодняшнего дня замыкаются там на духовные значения, получая тем самым смысл и оправдание. Эти тезисы часто жесткие и нелицеприятные, особенно в том, что характеризует нынешнюю ситуацию в стране, в мире, да и в Церкви. Важно, что свидетельство это по своей интонации осуществляется так, чтобы не ожесточать людские души, не загонять людей в очередное противостояние. То есть с разделением грешника и греха. Ведь пока грешник жив, надежда на его исправление не потеряна.
Главных акцентов в словах патриарха несколько. О молодежи. О мирянах. Об интеллигенции. Об устроении приходской жизни. Патриарх выделил для себя и приоритетную зону внимания, границы которой определяются вычитанием. Из числа православных по самоназванию надо вычесть число вполне церковных людей. Эта разность, как ни считай проценты социологических опросов, и образует устойчивое большинство нашей гражданской нации.
Все это, по большому счету, предвиделось. Но сегодня пришло время разворачивать сказанное патриархом в общественных дискуссиях. Убежден, что широкий общественный разговор скоро выйдет на две темы, которые до сих пор почти не были затронуты. Это культурная политика Церкви. И это целостные уклады жизни XXI столетия, объединяющие культуру, хозяйство, устроение общественной и приватной сферы. Уклады, конкурентоспособные в мире, привлекательные и основанные на традиции.
Особо остановлюсь на языке и стиле. В последние два десятка лет русское публичное слово стало вновь понемногу приобретать подобающее ему положение. С приходом патриарха Кирилла оно окончательно заняло должное место в общественном пространстве. Перед Россией много проблем. Но все они могут быть решены лишь в том случае, если для начала будут внятно сформулированы по-русски. Патриарх Кирилл дает сегодня открытые уроки русской речи.
Управленческая практика
Церковное чиновничество – тоже чиновничество, и его надо время от времени перетряхивать, делая это бережно к работающим людям, но настойчиво, чтобы на первом месте оставалась функциональность, служебные задачи Церкви. Любой руководитель выстраивает аппарат под себя, по критериям эффективности и доверия. В этом смысле организационные изменения и кадровые перестановки при смене руководства неизбежны, если есть цель работать. Сейчас мы видим очередной такт восстановления функциональности.
Так что появление новых назначенцев (все они давно известные в Церкви люди) естественно. Естественно и то, что большинство из них в относительно молодом возрасте. Произошедшие перестановки не имеют репрессивного характера. Поменявшие свое послушание продолжают трудиться на благо Церкви. Для понимания стиля патриарха Кирилла как управленца существенно, что кадровых замен пока меньше, чем при вступлении в должность его предшественников.
Звучащие иногда опасения какого-то аппаратного тоталитаризма неадекватны. Аппарат и есть аппарат, пусть церковный, его задача – четко работать. Он не тождествен Церкви. Задача хорошего аппарата в том, чтобы его в каком-то смысле стало меньше. Но для этого он должен быть эффективен. Он должен создавать условия для служения всех, кто составляет церковный народ. И не более того.
В целом аппаратная и кадровая политика патриарха Кирилла, по крайней мере, ее часть, доступная взгляду человека с улицы, говорит о том, что образ Церкви, насильно вмененный в постсоветские годы и по сию пору застрявший в сознании многих, в том числе начальствующих, будет меняться. По слову недавно почившего историка и культуролога Владимира Махнача, сей карикатурный образ состоит в том, что Церковь – это организация или учреждение. Директор ее, по традиции, называется патриархом, заведующие отделами – епископами, рядовые сотрудники – священниками, а миряне вообще к Церкви отношения не имеют – они в нее ходют. Как в театр и в кино.
Только сейчас в сознании большинства наших современников понемногу восстанавливается исконное понимание Церкви как собора архиереев, священства, монашествующих и мирян, у каждого из которых свои служения и своя ответственность, не покрываемая никакой иной, даже и патриаршей.
Поэтому особое внимание обращает на себя назначение Владимира Легойды председателем вновь образованного синодального отдела по информационной политике. На таком месте привычно видеть архиерея или, по крайней мере, заслуженного протоиерея. Назначение на эту ответственную должность молодого высокопрофессионального мирянина – это, по моему разумению, сигнал всей Церкви, и в первую очередь мирянам, церковной интеллигенции.
Патриарх – и молитвенный предстоятель, и строитель земного бытия Церкви. Понимание недостатков сегодняшнего церковного устроения, многие черты которого так и не изменились с советских времен, вызревало все последние десятилетия. Дело не в реформаторских настроениях близкой к патриарху части церковной интеллигенции, как иногда кажется критикам. Болезнью обновленчества Церковь переболела в 20-е годы, иммунитет остался. Дело в необходимости возвратиться к собственным корням, к действительной свободе, автономии и самоуправлению Церкви.
Главное чаяние – сильный самоуправляемый приход. Многие сейчас ждут, когда тезисы о необходимости устроения приходской жизни, выдвинутые патриархом на встрече с тульским духовенством, начнут разворачиваться в систему практических организационных мер.
Отношение общества
За минувшие месяцы у меня было много собеседников – монахи, профессора, чиновники, священники, студенты, просто хорошие люди, которые и в церковь толком не ходят, но считают себя к ней принадлежащими.
Общее впечатление следующее. Мера здравомыслия и ответственности пребывающих в Церкви и близ нее гораздо больше, чем могло казаться месяца три назад. Многие из тех достойных людей, с кем я говорил, еще недавно не принимали митрополита Кирилла как кандидата в патриархи, и не только его программы, но его стиля, самого облика. Теперь, даже если стиль и облик патриарха этим людям не стали ближе, на первое место вышло спокойное рассуждение и уверенность: "Это воля Божия, чтобы патриарх был такой. Это сейчас надо для блага Церкви, а значит, и России".
Слова были разные, но интонацию и суть передаю. Зная своих собеседников, могу свидетельствовать: дело совсем не в безразличии и преклонении перед волей начальства. Единство Церкви выдержало испытание. Церковный народ как целое принял патриарха Кирилла.
Страх немалого числа православных людей перед переменами в церковной жизни, перед новым масштабом постановки задач по-человечески понятен. Однако в их стремлении сохранить Церковь буквально в том виде, в каком они ее застали при распаде коммунистической эпохи, проявляется непростительное невнимание к тем людям, которые сейчас перед ними.
И у чиновников, и у панков с гопниками, и у либеральных журналистов есть душа, хотя на первый взгляд это иногда незаметно. Есть она, безусловно, и у жестоковыйных православных ревнителей, зачастую стоящих на грани раскола. Как обратиться ко всем этим душам, к каждой из них отдельно – чтобы быть услышанным. Как говорить со своими чужими, находить то, пусть пока немногое, по поводу чего можно соглашаться, можно что-то делать вместе. И в меру этого, не поступаясь своей верой, делать чужих уже по-настоящему своими, а не только гордо демонстрировать собственную непримиримую правоту. Это для сегодняшних церковных людей место поиска, место настоящего творчества, совершаемого в терпении и любви.
Проблемы, которые обнажились в связи с приходом патриарха Кирилла, и обеспокоенности, во многом искренние, связаны, как мне кажется, со следующим. На сегодняшнем этапе церковно-общественной жизни у нас нет достаточного внимания к тому, что в Церкви есть разные типы благочестия. То, что мы разные, имеет глубокое основание. Так что стремление ревнителя выстричь все по одному фасону, который он, чаще всего, сам узнал совсем недавно, не созидает церковное и общественное единство, но повреждает его.
Впервые мое внимание на это обратил философ Олег Генисаретский. Перелистав церковный календарь, можно увидеть разные чины святости: мученики, преподобные (монахи), благоверные князья (правители), святители (патриархи и епископы), блаженные. За каждым из этих чинов – особый духовный опыт. В соответствии с этим каждый из них занимает свое особое место в духовной жизни людей. И все они сходятся воедино в Церкви.
Этот ряд типов, если хотите, стилей благочестия появлялся исторически, по мере движения Церкви через века, и сказать сегодня, что он завершен и никогда больше не пополнится, нельзя. Это значит отказать Духу Святому в свободе, с которой Он творит себе формы в человеческом обществе, в нашей культуре и цивилизации.
Общее дело у принадлежащих к Церкви только одно – причастие Тела и Крови Господня. Во всем остальном, в мире культуры, общественной жизни, хозяйства, политики, они свободные независимые люди. Их многообразие объединяет любовь. На этом основании двадцать столетий стоит Церковь. Быть может, если сумеем, на этом основании со временем вновь будет стоять и наша страна.
Машина прямой телетрансляции, сама о том не зная, иногда позволяет видеть очень тонкие и глубокие вещи. Навсегда запомню потрясенное лицо избранного патриарха на интронизации. К высокому служению можно готовиться, но, когда его пора приходит, воля Божия настигает, как огненный вихрь. Один человек, даже самый одаренный и сильный, в этом вихре не выстоит. Только все вместе. В этом, если хотите, и заключается для меня перспектива гражданского общества в России.
Источник: Интерфакс-Религия
