"Православие.ru": "Патриарх – это купол Церкви". Интервью с многолетней помощницей Святейшего Патриарха монахиней Елевферией

- Матушка Елеферия, как давно вы знаете Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II? Ведь вы очень долго находились рядом с ним…

- Я при нем почти сорок лет. Это много. Святейший всем говорит, что я ему, как мать. Ему было двадцать два года, когда он пришел в Йыхви. Стройный такой. А я сейчас газетки посмотрела, он там рядом с митрополитом Корнилием стоит, ростом, как Корнилий, – маленький, это мне показалось так. А ведь прожить его жизнь… Он же не просто человек – это пастырь! Куда он меня поведет, туда я и пойду. Он мне скажет – я так и сделаю. А может, это неправильно? Но раз он мне сказал, я иду, куда он мне скажет.

- Говорят, Патриарх, когда был священником, был строже, а потом подобрел. Правда это?

- Я не скажу, что он был такой уж строгим. Да, он был строгим, требовательным. Когда перевели его из Риги в Тарту благочинным, то прием был у него, как у архиерея. Батюшки приезжали. Он редко когда был один, всегда с кем-то, все время народ.

- А вы готовили?

- Я готовила. Я все делала.

- А как вы попали к Святейшему?

- Я в церковь ходила. Там была монахиня из нашего монастыря, мать Максима, она тогда еще была мать Елена. К Святейшему месяца два из Таллина кто-то приезжал готовить. Все время жила с ним мама, она умерла в 1959 году. И вот, однажды приходит мать Максима ко мне и говорит: «Тебя батюшка зовет». А меня в миру звали Тамарой. Ну, она и пришла за мной. А я его так боялась! У него такой был взгляд! Если я его где-нибудь увижу, то обязательно кругом обойду, только чтобы с ним не встретиться. Я пришла, села, склонила голову. Он говорит: «Не могли бы вы мне помочь, поготовить?». Я согласилась, но сначала дома готовила. Сготовлю все и к нему снесу. Ну, а потом стала понемногу перебираться с матерью Максимой.

- А он не чувствовал, что вы его боитесь?

- Чувствовал, видно. Я однажды шинкую морковку, а он какую-то книжку читает и вдруг говорит: «Вы, наверное, очень боитесь духовных лиц?» - «Не боюсь я ничего», - отвечаю. Но вот один раз исповедь. Я подошла на исповедь и до того испугалась, что схватилась за аналой, стою и говорю: «Господи, хоть бы мне не упасть! Господи, хоть бы мне не упасть!». Он мне что-то говорил, говорил – не знаю. Ну, а потом, когда я уже была у него, он то снова про то же спросил, я и призналась, что боялась.

- А теперь боитесь?

- Теперь не боюсь так, как боялась. Теперь нет. Он очень добрый, строгий, но добрый. Ничего не могу сказать. Требовательный к людям и к себе, и трудолюбивый. Такой доброты должен быть священник. Как его народ любил! А как он любил Церковь, как он любил молиться! Был однажды такой случай в Йыхви. У него была высокая температура, а он говорит: «Я должен идти в церковь, пойду служить». Я говорю: «Так у вас температура!». - «Ничего, надо молиться», - отвечает. Я не могу ему строго сказать: «Нет, не пойдешь!». Ну вот, встал и пошел. Отслужил, вернулся – и температуры нету. Вот так, помолился – и температуры нет. Вот я, видите, болею, плохо молюсь, и все у меня кашель, да кашель. Всегда служил так! Один раз я ему говорю: «Знаете, владыка, я ничего бы не хотела, а я б хотела во время Вашей службы умереть». Он говорит: «Вы что, с ума сошли? Вы бы всех напугали». Мне его сейчас очень жалко, ведь ему 74 года, он нигде, ни одного дня не работал ни на одной светской работе, он был все время в церкви и перед престолом. А сейчас он – Патриарх. И ему надо быть не просто человеком, а он все же человек…

- Патриарх, конечно, не может жить, как простой человек…

- Патриарх - это, как говорится, – купол Церкви. А Церковь: и батюшки, и матушки – все под его ведением. Конечно, как и у каждого человека, у него могли быть какие-то ошибки... Вы поймите, он ведь человек. Он тоже хочет к себе внимания. Но он никогда не нагрубил никому. Если он вызвал кого-то, он говорит тихо. Но если какой-нибудь его подчиненный упорствует, то начальник может стукнуть кулаком по столу, сказать: «Это что ж?». Но и этого не было. Ведь самое трудное - направить человека правильно. А поэтому нужна постоянная работа - и над собой, и над словом. Вот, хочешь что-нибудь сказать, так нельзя сказать, чтобы «бах!»… и убил. Сказать надо так, чтобы человек понял. Или уже ничего не сказать в этот момент. Это тоже очень важно.

"Православие.ru", 24 сентября 2003 г.
[все интервью]