Брюггеман У. "Введение в Ветхий Завет. Канон и христианское воображение".-М.: ББИ, 2009

Обзор книги известного библеиста Уолтера Брюггемана, вышедшей недаввно в издательстве ББИ, представляет кандидат филологических наук Евгения Борисовна Смагина.

Книга представляет собой глубокое и подробное исследование проблем, которые ставит первая часть Библии, обычно именуемая Ветхим Заветом, в контексте прочтения его христианами.

В предисловии определяются цели и задачи книги: проследить формирование библейской традиции в историческом контексте создания каждой книги Ветхого Завета по отдельности. В частности, говорится о динамичности интерпретации библейских текстов, о том, что в каждую историческую эпоху Ветхий Завет открывает новые возможности для толкования. Автор подчеркивает неразрывную связь христианства с Ветхим Заветом и следующее отсюда родство христианства с иудейской религией, дающее возможности межрелигиозного диалога. У. Брюггеман предостерегает читателя и исследователя как от узко конфессионального, так и от поверхностно рационалистического подхода к Библии.

Основная часть разбита на главы и разделы, где автор исследует каждый из разделов ветхозаветного канона, начиная с Торы и кончая Писаниями, и каждую книгу этих разделов. При этом анализируется не только специфика данной книги, но и ее связь с предыдущими и последующими книгами Ветхого Завета. В заключение каждого раздела автор говорит о христианском понимании данной книги и о значении ее для христианства.

Анализируя текст книги Бытия, автор определяет богословскую весть книги как сочетание двух мотивов: владычество благого Бога и противление воле Божьей, периодически проявляющееся в мироздании и человечестве. На примере родословий Бытия, включая побочные ветви, показано, как библейская традиция превратила народные сказания в наглядное свидетельство веры.

В книге Исхода автор выделяет три ключевых мотива: освобождение народа Божьего, заключение Завета и присутствие Бога в своем народе.

Книга Левит продолжает тему синайского откровения. Главный мотив здесь – "инаковость" Бога в мире и путь приближения к Богу через строгую дисциплину соблюдения ритуальной чистоты и святости.

В книге Чисел чистота и святость представлены как необходимое условие вхождения в землю обетованную.

Интерпретацию традиции Завета в книге Второзакония автор определяет как путь к превращению преданий о синайском откровении в социально-богословскую теорию, основанную на идее Завета. Отмечается жизненность и гибкость девтерономической традиции – окончательного воплощения идеи Завета.

В заключение к этому разделу автор формулирует основные мотивы Торы: сочетание безусловного дара (дарование Богом своему народу земли обетованной) и условий послушания, необходимых для получения этого дара.

Далее У. Брюгеманн переходит к разделу "Пророки" (сюда входят исторические и пророческие книги Ветхого Завета). Главная задача пророческой литературы, по его мнению, – представить и описать мир, организованный Богом и ответственный перед Ним. Автор намечает пути критического анализа раздела "Ранние Пророки" (по еврейскому канону, сюда входят книги Иисуса Навина, Судей и 1-4 Царств) с учетом различных теорий по поводу этих книг. Заслуживает внимания гипотеза, по которой этот корпус текстов был написан в Вавилонском плену и представляет собой осмысление народом своей судьбы и обетование будущего. Эти тексты определяются автором как богословский комментарий на прошлое Израиля.

"Поздние Пророки" (Исайя, Иеремия, Иезекииль и 12 малых пророческих книг) представляют собой самые разные пути развития богословской мысли, где главную роль играет процесс интерпретации, исходящий из принципов веры. При всей их разнородности, в этих книгах можно выявить общие "модели" толкования: мотивы суда над Иерусалимом, восстановления и надежды. В целом автор определяет собрание Поздних Пророков как богословскую декларацию божественного обетования о будущем.

Книга Иисуса Навина, по мнению У. Брюгеманна, представляет собой богословское обоснование территориальных притязаний; в качестве такового книга интерпретировалась колонизаторами последующих веков и требует крайне осторожного обращения.

В книге Судей объединяются принципы морального воздаяния и божественного ответа на призыв народа. Ключ к пониманию книги – соединение богословской формулы (обвинение Израиля в грехе, божественное наказание, вопль о спасении и ответ-освобождение) с героическим циклом сказаний.

1 и 2 книги Самуила (1 и 2 Царств) описывают переход Израиля "от племенного варварства к монархической бюрократии" и показывают, как именно Бог осуществляет Свои замыслы через людей и как божественная любовь преобразуется, проходя через человеческую волю и действия.

1 и 2 книги Царей (3 и 4 Царств) представляют собой, по словам некоторых исследователей, кульминацию девтерономической истории, описывающей жизнь Израиля согласно богословским установкам традиции Второзакония. Автор подчеркивает, что эти книги – не история в собственном смысле, а богословское толкование уже известной истории. Помимо прочего, авторитет царской власти показан небезусловным: в случае непокорности царя Торе Бог осуществляет Свою власть через других людей.

В главах о книгах пророков подчеркивается их единая историческая основа: иерусалимский кризис 587 г. до н.э. и вавилонское пленение как следствие его.

Автор исследует сложную структуру книги Исайи, отмечая сложность ее построения и множественность интерпретаций различных мест книг Исайи, Девтероисайи и Тритоисайи в разные исторические периоды. Особо упоминаются три сюжета, существенно повлиявших на христианское представление об Иисусе: тема "рождения от девы", возвращения из плена и "Песнь раба Господа".

Упоминая о многослойной структуре и сложности книги Иеремии, о специфике его поэтического слога, автор видит в его пророчествах определенные стереотипы, свойственные северной традиции, запечатленной во Второзаконии. Судя по всему, в эпоху кризиса 587 г. до н.э. книга стала средством объединения сторонников политики, основанной на Торе: царской политике противопоставляется "слово Господа".

В рассказе о книге Иезекииля автор делает упор на неординарность, необычность ее языка и образности. Автор объясняет это тем, что в данной книге как нигде более остро звучит тема удаления Бога от осквернившегося народа. Для Иезекииля первым элементом грядущего обновления и очищения оказывается Храм.

Рассматривая книги Двенадцати малых пророков, автор уделяет внимание историческому контексту каждой книги, затем переходит ка богословскому переосмыслению этих текстов, показывая, как эти разнородные книги стали нормативными.

Затем У. Брюггеман переходит к рассмотрению раздела "Писания". Он говорит об их "диалогической преемственности" по отношению к традициям Торы и Пророков и подразделяет эти книги на 4 группы: 1. Псалмы, Иов и Притчи. Автор определяет их как "литургико-философское рассуждение об установленном Богом миропорядке". 2. Пять .Мегиллот (свитков) – праздничные чтения: Песнь Песней, Руфь, Плач Иеремии, Экклесиаст, Эсфирь. Они вошли в литургический календарь, составляющий основу жизни общины. 3. Книга Даниила – почти единственный апокалипсис, вошедший в канон, "квинтэссенция надежд" еврейской Библии. 4. "Исторические книги": Ездра, Неемия, 1 и 2 Хроник (Паралипоменон). Анализируя эти книги, автор говорит об активном творческом процессе внутри иудаизма и определяет Писания как своеобразное многоплановое свидетельство о Боге, который хотя и безмолвствует, но участвует в жизни общины. По мысли Брюггемана, Писания представляют собой своего рода диалог с двумя предыдущими разделами Ветхого Завета.

При рассмотрении книги Псалмов автор обращает особое внимание на ее риторический аспект.

Книга Иова определяется как описание "жизни с Богом", где, в частности, опровергается мнение о том, что всякое страдание есть кара за грех. Книга, говорит У. Брюггеман, построена по схеме: ориентированности верующего – дезориентация (спор) – новая ориентированность.

В Притчах разрабатывается другая традиция Пермудрости – размышление о тайне бытия, стоящее в общем контексте древней ближневосточной литературы.

"Пять свитков" рассматриваются в книге по отдельности. Книга Руфь, по определению Брюггемана, знаменует переход Израиля на путь, ведущий "по ту сторону любого патриархального и этноцентричного настоящего".

Однозначно определяя Песнь Песней как книгу любовной поэзии, автор довольно подробно останавливается и на различных аллегорических ее толкованиях. Книга, по его словам, вошла в иудейскую литургическую практику как "средство передачи великой радости" от бытия и преданности Бога Израилю.

Экклезиаст понимается автором как собрание высказываний и наставлений о "тайне творения и жизни мира", причем эта тайна предстает более непостижимой и менее "дружественной" для человека, чем в других книгах этого рода.

Главным богословским последствием разрушения Иерусалима, ставшего темой Плача Иеремии, Брюггеман считает то, что богослужебное предание, основа храмово-монархической идеологии, показало свою несостоятельность. Он делает особый упор на толкование этой книги в историческом контексте – не только в том, в котором она сложилась, но и применительно к любой эпохе, в том числе и современной.

Анализ книги Эсфирь ("новеллы о еврейской храбрости посреди угроз и вызовов") приводит к заключению: книга представляет собой новеллу, вымышленное повествование, хотя и укорененное в исторической, политической и культурной реальности; главная ее тема – поддержание еврейской идентичности в империи, стремление не продаться, но и не замкнуться в себе, сохранить открытость своей веры. Автор разбирает различные гипотезы исследователей по поводу этой книги.

Большое внимание Брюгеман уделяет анализу книги Даниила, ее тематике, жанровым средствам и своеобразию. Он показывает связь между первой частью книги ("героическим повествованием") и второй, апокалиптической частью "видений". Автор показывает проблемы, которые ставит перед нами книга, их осмысление в разных контекстах, связь книги, с одной стороны, с древней мифологической традицией, с другой стороны – со вполне конкретной исторической ситуацией середины II века до н.э.

Книги Ездры и Неемии рассматриваются как единое целое, как "очень тенденциозное описание процесса формирования поздней иудейской общины", ее восстановления и сохранения. Анализируя исторический контекст книг, Брюгеманн рассуждает о вопросах самоидентификации и обособления, стоящих в центре этого повествования.

Автор говорит о важном значении книг Хроник как "расширенной и переработанной версии еврейской истории" на основе сохранившихся в традиции текстов – это "Писание, использующее текст Писания", и у книг Царств нет преимуществ перед ним в отношении исторической достоверности.

В главе "Вместо заключения" автор подробно останавливается на вопросах формирования еврейской Библии, ее сущности, места в современном мире и ее значения для христиан.

Книга снабжена подробной библиографией и указателем.

В целом, монография У. Брюггемана "Введение в Ветхий Завет. Канон и христианское воображение" представляет собой глубокое и всестороннее исследование, которое можно рекомендовать как специалистам, так и широкому кругу читателей.