Повод к добру

Иеромонах ДИМИТРИЙ (Першин), руководитель информационно-издательского управления Синодального отдела по делам молодежи Московского Патриархата, старший преподаватель кафедры биомедицинской этики Российского государственного медицинского университета:

Материнство – всегда отношение как минимум двоих: "Ух ты! Вот чудо! Я – беременна, значит, я мама, значит, нас двое: я и малыш!" С этого понимания начинается любовь и взаимообщение, в которое вскоре вовлекается и папа, и вся семья с бабушками и дедушками, братиками и сестренками.

И сколько бы нас ни убеждали в том, что эмбрион – это часть тела женщины, которым она вправе распоряжаться по своему усмотрению, однако факт остается фактом: стрижка ногтей не обжигает совесть, а вот аборт – напротив. Для этих мук совести даже придуман специальный термин "постабортный синдром" – раскаяние, иной раз доводящее до мыслей о суициде. Тяжелые депрессии присущи и врачам, проводившим аборты. Значит, нравственному сознанию свойственно четко разграничивать свое тело и то пространство новой жизни, которое осеняет библейское "Не убий!"

Еще один простой вопрос борцам за права женщины на ее тело: а вас не смущает тот факт, что в половине случаев часть этого тела даже другого пола, нежели сама женщина (ведь мальчишки тоже рождаются на свет)? И вы по-прежнему считаете, что можете решать за других жить им или не жить?

Наконец, что-то мы не наблюдаем пикетов около парикмахерских – в защиту срезанных волос, а вот аборты "по желанию" законодательно запрещены в половине стран мира, включая некоторые европейские (Ирландия, Польша, Португалия). Там же, где они легализованы, действуют мощные общественные движения в защиту жизни. Судьба волос никого не волнует, а проблема абортов раскалывает нации, к примеру американскую. Подобные протесты – это индикатор нравственной реакции на происходящее. Значит, ложна исходная посылка: нерожденная жизнь – это никак уж не часть тела женщины, но человек на эмбриональной стадии своего развития.

Очень многое зависит от слов – понимание, решения, поступки. Многое, но не всё. Отсюда языковые манипуляции, когда, например, убийство нерожденного называют абортом или "чисткой" ("Давайте мы вас почистим!", – нередко предлагают беременным бесчестные гинекологи), а нравственное чувство – мракобесием. И отсюда же гнетущая тяжесть после: себя-то ведь не обманешь.

Около двух миллионов абортов в год (с учетом криминальных) за прошедшее двадцатилетие дают такое количество уничтоженных в России людей, которое примерно равно... всему населению Украины. Вот так за годы свободы одной "детской Украиной" в России стало меньше... И ведь абортный геноцид – это не только опустевшие садики, школы и вузы, но еще и пустые глаза тех, кто по собственной воле лишил жизни своих детей.

Подчеркну: аборты – не женский грех. Как отмечают психологи, мать отнюдь не стремится к совершению непоправимой ошибки. Напротив, за ее решением всегда таится крик о помощи, просьба о любви. Но когда вместо поддержки муж, родители, друзья и врачи выталкивают её в абортарий, неповинная кровь в равной мере ложится на всех.

Но что же превратило аборт из преступления, каким он был в Российской империи, в рутинную процедуру, каким он стал в СССР? Идеология большевиков, возведенная в ранг нравственных и законодательных норм. Марксизм-ленинизм запрещал мысли о Боге и о душе, которую Бог вдыхает в момент зачатия. Эта идеология определяла личность лишь как "продукт общественных отношений". Поэтому с позиций марксизма малыш, который еще не родился и тем самым не вошел в социум, представлялся бездушной биомассой, не подлежащей правовой защите. В результате атеистическая гипотеза, превращенная в идеологию, обернулась демографической катастрофой для огромной страны.

18 ноября 1920 года постановлением Наркомздрава аборт был узаконен, став привилегией "советской женщины" и достижением "советского гуманизма". И хотя авторы этого постановления давно уже не живут на этой земле, мы до сих пор продолжаем скатываться по проложенным ими рельсам в никуда: каждый год Россия истребляет больше людей, чем их погибало на фронтах Второй мировой.

Так что здесь я сторонник христианского диссидентско-антисоветского стишка:

Дедушка умер, а дело живет.

Лучше бы было наоборот.

Не стоит забывать и о том, что легально произведенные аборты не спасают матерей от гибели, которая угрожала бы им в случае абортов криминальных (а это главный аргумент сторонников их легализации). Легальные аборты тоже убивают и калечат матерей: с 1993 по 1999 годы только в Московской области по причинам, связанным с абортом, умерли 47 женщин. Счет же тех, кто потерял здоровье, в России идет уже на миллионы.

И все-таки простой запрет ничего не изменит. Главная проблема внутри нас, в наших ценностях и в нашем сознании. В постсоциалистической Польше именно население добилось запрета на аборты. И в этом заслуга Католической Церкви. Даже в соседней Украине количество абортов за последние годы снизилось почти в пять раз. Не случайно в 2005-м премьер этой страны Юлия Тимошенко обозначала свою предвыборную позицию так: "Украина не поднимется с колен, пока не станет на колени пред Богом". Значит, вопросы высшего смысла жизни были небезразличны для ее электората и украинского народа в целом. Судя по абортной статистике, о России этого сказать нельзя.

Каковы же рецепты?

Они очень просты: нам надо вновь научиться называть вещи своими именами. Грех – грехом, любовь – любовью, человечность – человечностью. Смысловая профилактика должна начинаться со школы (и это один из аргументов в пользу изучения основ православной культуры) и продолжаться в вузах, особенно в медицинских. Вот почему, на мой взгляд, будущее России – в руках преподавателей биоэтики. От того, чему они научат врачей, зависит то, найдут ли те необходимые слова, чтобы поддержать будущих мам в их материнстве. Если не найдут, России не будет.

Но еще важнее то, что можно сделать прямо сейчас, не откладывая: попытаться привить обществу любовь к нашим матерям. И это уже задача массмедиа. Именно они призваны засеивать время неабортными смыслами. Обществу нужны поводы для добра. А стало быть, неделя борьбы с абортами должна превратиться в год нашей заботы о беременных. В этой связи я уже выступал с предложением учредить в России День беременных. Пусть это будет хотя бы один день в году, когда с них не берут денег в общественном транспорте, когда им улыбаются, уступают место, да и просто помогают деньгами (не десяткой, как нищим в переходе, а, скажем, девятой частью всей зарплаты, потому что месяцев – девять), дарят цветы, одним словом, когда все вокруг ведут себя как добрые, заботливые и вежливые люди.

Очень бы хотелось, чтобы эта неделя проросла сквозь время и превратилась в годовой календарь, в котором после дня влюбленных выстраивалась бы такая событийная череда: послепасхальная неделя Жен-Мироносиц – день супружеской любви и семейного счастья (память святых Петра и Февронии) – день беременных (29 августа, память Феодоровской иконы Богоматери) – праздник свадеб (праздник Покрова) – день матери (1 декабря) – день малыша (Введение во храм Пресвятой Богородицы).