Иеромонах Евфимий (Моисеев): Государство решило наконец ввести религиозное обучение в школах не от хорошей жизни

На страницах нашего сайта продолжается обсуждение одного из, пожалуй, наиболее острых общественных вопросов последних лет: нужно ли вводить в российских школах предмет "Духовно-нравственное воспитание". В какой-то мере ответ на этот вопрос уже дал президент РФ Дмитрий Медведев, заявивший на недавнем совещании с представителями традиционных для России конфессий о своём решении поддержать идею преподавания в школах России основ религиозной культуры и светской этики. По словам президента, ученики смогут самостоятельно выбрать один из трёх основных вариантов обучения. Это могут быть основы православной (либо, соответственно, мусульманской, иудейской, буддийской) культуры, общий курс по истории традиционных крупнейших конфессий нашей страны или же основы светской этики. На вопрос о том, зачем в светской школе вводить курс религиозного воспитания и в каких формах оно должно осуществляться, мы попросили ответить преподавателя Московской духовной академии иеромонаха Евфимия (Моисеева).

– Отец Евфимий, нашу беседу хотелось бы начать с самого общего вопроса: зачем нужно вводить религиозное обучение в государственной школе, если, согласно Конституции, у нас светское государство и светская школа. Не лучше ли оставить это для специальных религиозных школ, например, воскресных?

– Дело в том, что любое государство, в том числе и Россия, заинтересовано в том, чтобы его граждане обладали определёнными качествами и чтобы в обществе уровень этих качеств не опускался ниже критического. Эти качества – патриотизм, или шире – приверженность идее служения своему Отечеству, и нравственность.

Если в гражданах нет патриотизма, то ставится под сомнение необходимость существования самого государства, и таким образом возникает внутренняя угроза его существованию. Если вследствие упадка нравов возрастает смертность (алкоголизм, наркомания, СПИД, аборты и т. п.) и уменьшается население, то государство поражает демографический кризис, оно становится неконкурентоспособным на мировой арене и подверженным внешней угрозе – это государство попросту некому защищать. Поэтому у нормального государства всегда будет заказ на эти качества, точнее, на их носителей.

Очевидно, что ни один государственный воспитательный или образовательный институт в современном своём виде – начиная с детского сада и заканчивая аспирантурой – эти качества в наших детях, подростках и молодых людях не воспитывает. Как показывает опыт, воспитать у молодёжи патриотизм и нравственность, не затрагивая религиозного чувства, не апеллируя к духовным ценностям, очень сложно, практически невозможно.

Дело в том, что и нравственность, и патриотизм имеют духовную основу, поэтому и Православная церковь, и иные традиционные конфессии России говорят именно о духовно-нравственных и, если угодно, о духовно-патриотические ценностях. В первом случае критерием нравственности выступают религиозные заповеди, во втором – понимание земного отечества как прообраза Отечества небесного.

С чем мы столкнулись в 90-е годы? С проблемой "утечки мозгов" – колоссального оттока из страны интеллектуальной элиты. Среди российской интеллигенции возобладала философия "моя родина там, где больше платят и ниже налоги", а распространение подобных идей совершенно губительно для любого государства. Вот почему те же США совершенно открыто насаждают среди своих граждан культ американского патриотизма. В этом нам стоит поучиться у американцев.

Так что, думаю, наше государство решило наконец ввести религиозное обучение в школах, что называется, не от хорошей жизни, но лучше поздно, чем никогда.

– Какие формы обучения духовно-нравственному воспитанию, по Вашему мнению, являются оптимальными?

– Думаю, здесь нужно руководствоваться вышеуказанными принципами, то есть сделать основной упор на формирование в детях нравственного и патриотического сознания. Если мы хотим сделать упор на формирование нравственности, то дети должны знать, что такое нравственность, что лежит в основе этого понятия, какой поступок считается нравственным с точки зрения Ветхого и Нового заветов. Десять заповедей Моисея и Нагорная проповедь Спасителя должна у них отскакивать от зубов.

Если мы также хотим воспитать в детях патриотизм, то в учебных курсах должны быть хорошие экскурсы в историю Русской церкви, из которых дети могли бы понять, что великие русские победы были бы немыслимы без заступничества Спасителя, Божией Матери и святых.

– Предположим, ученик выбирает первый вариант, собираясь изучать основы православной культуры. В чем должна состоять главная задача этого курса: познакомить учеников с христианской культурой, рассказать об истории русского православия или же донести до учеников идею о религиозных основах этики? Иными словами, новый предмет должен стать курсом культурологии или нравственного воспитания?

– Хотя в своё время много говорилось о том, что "Основы православной культуры" должны быть культурологическим курсом, я считаю, что он должен быть именно религиозным в своей основе. Не нужно бояться воспитывать религиозность у детей и не нужно думать, что если наши дети будут религиозны, то государство потеряет свой светский характер. Поэтому я убеждён, что дети в рамках данного курса должны получать не только знания о вероучении, истории Церкви и т. д., но и навыки духовной жизни – они должны знать основные церковные молитвы, уметь налагать на себя крестное знамение, в идеале – исповедоваться и причащаться...

Святейший Патриарх много говорит о том, что быть верующим и религиозным – это не одно и то же. Он имеет в виду, что у религиозного человека в основе поступков всегда лежит религиозная мотивация, т. е. он ощущает ту непрерывную связь с Богом, которой и определяется религиозность.

В этой связи важно понимать, что одни сухие знания о православии, исламе, иудаизме или буддизме ничего не дадут – в первую очередь, государству, которое формирует заказ не столько на знающих и образованных людей, сколько на людей патриотически настроенных и нравственно здоровых. Знал ли Иван Сусанин об отличиях мировых религий? Знал ли преподобный Сергий Радонежский об особенностях византийской иконографии?

Но, конечно же, если наряду с навыками религиозной жизни и знаниями о вероучении и истории Церкви ребёнок получит также знания о православной культуре или о мировых религиях – это будет прекрасно, но это, повторяю, не главное.

– По мысли президента, ученики и их родители смогут выбирать, чему они хотят обучаться: основам религиозной культуры или светской этике. Устраивает ли Церковь равноправие этих предметов и, соответственно, двух систем ценностей? Не противоречит ли это религиозным убеждениям?

– Конечно, с точки зрения Церкви, светской этики как некоей единой системы, альтернативной христианской этике, не существует, поскольку критерием этических норм, точкой отсчёта, являются именно религиозные заповеди, в случае с христианством – заповеди Христа. Мы можем говорить только о разных нерелигиозных этических системах, каждая из которых опирается на ту или иную мировоззренческую или философскую систему или вытекает из неё. Как говорится, "что такое хорошо и что такое плохо" знал только Маяковский.

Поэтому сразу возникнет вопрос, какой из множества подобных систем будет отдано предпочтение и на каком основании? Решить этот вопрос будет не так просто, как может показаться на первый взгляд, его решением должны заняться, в первую очередь, светские философы.

И здесь, очевидно, придётся столкнуться со множеством противоречий. Как, например, объяснить "Тараса Бульбу" с точки зрения светской этики? Это практически невозможно, точнее, возможно, но в этом случае Тарас предстает почти психически больным, неадекватным человеком. Характерно, что в своей недавней экранизации знаменитой повести режиссёр Владимир Бортко добавил эпизод, которого нет у Гоголя. В фильме поляки убивают жену Тараса – тем самым Тарас как бы получает понятную для современного человека мотивацию для своего похода: отомстить за смерть жены. Между тем у Гоголя всё совсем иначе: ни в какой дополнительной мотивации Тарас не нуждается. Он видит своё предназначение в том, чтобы воевать за веру христианскую, и считает для себя высшим благом сложить голову в бою. По этой причине в ещё недавнее время раздавались голоса убрать это произведение из школьной программы.

Это один из многих примеров, который показывает, насколько важна точка отсчёта для оценки тех или иных явлений литературы, культуры, а главное, жизни.

– Насколько, на Ваш взгляд, удачна идея поручить духовно-нравственное воспитание светским учителям?

– Не могу признать эту идею вполне удачной. В идеале, на мой взгляд, этот предмет должен преподавать именно священник. Я, например, знаю случай, когда священник, преподавая в одной из государственных школ "Основы православной культуры", с согласия дирекции школы ввёл практику исповеди для детей и даже для учителей. Почти все дети и учителя – за редким исключением – стали у него исповедоваться, и впоследствии почти все они стали посещать храм, где он служит. Конечно, эффект в данном случае несопоставим с тем результатом, который был бы на уроках преподавателя, относящегося к своим обязанностям формально, отстранённо.

Но если нет священника, который мог бы преподавать данный предмет, это может делать и светский человек, лишь бы он был искренне верующим.

– Не кажется ли Вам, что предлагаемая система курсов "технически" довольно сложна для реального воплощения в жизнь, особенно в условиях современной российской школы – будет ли она работать?

– Вы правильно отметили, что вопрос, как будет работать система, хоть и сложный, но всё же технический. Иными словами, если сейчас нет отлаженных механизмов функционирования данной системы, это не значит, что они не могут быть созданы. При наличии политической воли, которая сейчас наконец чётко обозначилась, это во многом действительно дело техники.

– Как предполагается готовить преподавателей нового предмета? Где, к примеру, найдётся такое количество светских педагогов, которых в условиях смешанного этноконфессионального состава учеников – а это не такая уже редкость в России – понадобится по несколько на каждую школу?

– Эти вопросы, наверное, лучше адресовать Министерству образования, но скажу при этом, что наша Церковь в последние 15-20 лет не теряла время зря. Ещё в 1992 году был создан Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет (изначально он назывался Богословским институтом), который стал серьёзной площадкой для подготовки преподавательских кадров в данной области. Подобные же учебные заведения существуют, насколько мне известно, также у мусульман и иудеев.

Во многих университетах и педагогических вузах созданы кафедры теологии, а в некоторых даже открыты факультеты теологии, так что определённый задел здесь уже существует. Очевидно, что на этой основе в обозримом будущем можно отстроить хорошую, эффективную систему подготовки кадров для преподавания религиозных предметов.

Пока, насколько мне известно, существует как раз переизбыток педагогов – люди, окончившие Свято-Тихоновский университет, Университет Иоанна Богослова и подобные им вузы не могут найти себе работу по специальности и вынуждены часто получать второе высшее образование, чтобы найти себе работу.

– Существуют ли адекватные поставленной задаче учебные пособия?

– Есть ряд наработок, опытных образцов, которые появились за прошедшие годы. Ничто не мешает сделать на их основе добротные, качественные учебные пособия. Для решения этой задачи, думаю, потребуется ещё меньше времени, чем для решения кадрового вопроса.

– Изучался ли при разработке курсов опыт зарубежных стран в этой области? Опыт какой страны Вы считаете полезным для России?

– Не имею точных данных, чтобы ответить на Ваш вопрос. Могу только привести пример, как обстоит дело с преподаванием религии в одной из федеральных земель Германии. Суть схемы та же самая – имеет место разделение на преподавание религии и светской этики, но там действует один весьма существенный принцип – кандидатура преподавателя религии всегда согласовывается между местной епархией и государственным органом, отвечающим за образование.

Иными словами, совершенно недопустима ситуация, когда на место преподавателя назначается креатура директора школы, просто потому что так хочет директор.

Необходимо создать механизм, который бы исключал подобные ситуации. Кандидатура преподавателя религии всегда должна быть результатом согласования или, в крайнем случае, компромисса между гороно или дирекцией школы с одной стороны и епархией или благочинием – с другой. Подобный опыт зарубежных стран не только можно, но и нужно использовать.

– И последний вопрос: известно ли, как будет осуществляться система проверки знаний на федеральном уровне? Насколько можно судить, унифицировать вопросы для итогового экзамена или теста при наличии столь разных по содержанию курсов будет затруднительно.

– Отвечу на этот вопрос именно как священник. Проверкой знаний, если угодно, проверкой эффективности данного курса на федеральном уровне в собственном смысле слова будут такие показатели, как количество судимостей, количество иммигрантов (т. е. тех, кто выехал из страны на постоянное место жительства), количество абортов, уровень рождаемости и тому подобные данные, напрямую зависящие от уровня нравственности и патриотизма. А квалифицированное решение технических вопросов, уверен, сумеют обеспечить специалисты из Министерства образования.