Перечитывая Солженицына

"Александру Исаевичу было что сказать людям, решившим бежать вперед, не разобравшись в кровавом прошлом. Он повторял: с гнилым дуплом дерево не стоит. Его убивали нравственное одичание и культурное опустошение народа", – говорит вдова писателя Наталья Солженицына

3 августа 2008-го из жизни ушел Александр Солженицын. Наталья Дмитриевна, жена и верная помощница, продолжила работу над тем, что не успел завершить Александр Исаевич. Даже собственное семидесятилетие, выпавшее на 22 июля, решила не отмечать, поскольку юбилей случился в канун годовщины ухода самого дорогого человека. Ограничилась ужином в семейном кругу.

– Сорок лет вы прожили с Александром Исаевичем и год без него, Наталья Дмитриевна...

– Вдруг ощутила, каким гуттаперчевым может быть время. С одной стороны, кажется, прошла бесконечная вечность, а с другой – не покидает чувство, будто все случилось только вчера. По-прежнему так больно... Извините меня.

– Это я должен просить прощения за то, что лезу с расспросами.

– Александр Исаевич сознавал, что уходит, относился к этому спокойно, светло, даже ждал избавления. Он не рассчитывал прожить так долго. Его мать умерла от туберкулеза в 49 лет, отец нелепо погиб на охоте в 26-летнем возрасте еще до рождения сына. У 33-летнего зэка Солженицына в 1952 году обнаружили раковую опухоль, которую вырезали в лагерной больничке Экибастуза. Через год, уже в казахстанской ссылке, он умирал от метастазов. Выкарабкался. И прожил еще более полувека. В последние пять лет тяжело болел и первое время бунтовал: мол, я сделал на земле все, что мог, почему Господь меня не приберет? Потом примирился и постоянно работал. Не все удалось завершить, иные тексты по-прежнему не опубликованы, и моя задача в том, чтобы они поскорее увидели свет. На днях из печати вышли очередные два тома собрания сочинений, работу над которым мы начинали вместе.

– Сколько уже издано?

– Одиннадцать томов. В том числе полная версия "Красного Колеса" в последней, прижизненной редакции, которую Александр Исаевич успел закончить. В этом году должны напечатать "Раковый корпус" и "В круге первом", может, "Архипелаг ГУЛАГ". А я рассчитываю подготовить прежде не публиковавшийся дневник романа.

– Что он собой представляет?

– Две толстые кожаные тетради, в которые Александр Исаевич вносил записи на протяжении четверти века, пока работал над "Колесом". Это не классический дневник писателя, там почти нет реакций на события окружающей жизни, лишь размышления, мучения, метания, связанные с романом. Так называемый "Дневник Р-17", революции 1917 года.

– Вы готовите рукопись, редактируя ее?

– Нет, конечно! После смерти Александра Исаевича это невозможно. Лишь даю пояснения, без которых отдельные места могут быть непонятны читателю. Раньше – да, редактировала тексты.

– И как, интересно, относился к этому автор?

– Он же сам меня просил! Тем не менее реагировал иногда бурно. Мы много спорили, порой сшибались так, что искры летели. У нас был жаркий союз во всех смыслах. Ну а в результате там, в Вермонте, я своими руками набрала двадцатитомное собрание сочинений, которое выходило в Париже в издательстве "ИМКА-Пресс". Я печатала тексты и на полях делала пометки, черной ручкой писала замечания и предложения, а Александр Исаевич синими чернилами вносил окончательную правку. Эта совместная редактура сохранилась, при желании на нее можно взглянуть в нашем семейном архиве.

– У вас большая библиотека?

– Александр Исаевич считал – даже слишком, и называл меня книжной стяжательницей. Он полагал, что дома следует держать только книги, необходимые для работы. Но я так и не смогла победить оставшуюся с детства страсть к собиранию печатного слова. Впрочем, в Америке это было оправданно. Мы жили по сути в лесу. Интернет тогда еще не изобрели, а расстояние до ближайшей публичной библиотеки измерялось сотнями миль. Естественно, за десятилетия у нас накопилось много книг.

– Слышал, в рабочем кабинете Александра Исаевича висели фото Колчака и Столыпина?

– Они и сейчас там. Снимки были над его столом в Вермонте, потом перекочевали сюда, в Москву. Александр Исаевич восхищался этими людьми.

– Вы смотрели фильм "Адмирал", Наталья Дмитриевна?

– Не стала. Колчак для меня живой человек, я много о нем знаю, зачем впускать в себя выстроенный другими образ?

– Что Александр Исаевич читал в последние годы?

– Все, имевшее отношение к работе над "Красным Колесом", а кроме того, толстые журналы, которым не изменял даже за океаном, в Вермонте. Ждал каждый свежий номер и говорил, что в нетерпении учащенно бьется сердце: а вдруг под обложкой Он? Все надеялся, что придет новый мощный писатель. В последнее время его больше интересовали исторические хроники, мемуары, но и политическая аналитика, прогнозы, оценки. Ужасно страдал из-за разрыва с Украиной, говорил, что это раздробление живого тела. Тревожился за Россию, опасался за ее будущее. Прежде ему был свойственен исторический оптимизм. Пессимизм стал проглядывать сравнительно недавно.

– Ну как же? Александр Исаевич еще в 1998 году отказался от ордена Андрея Первозванного.

– Мотивируя тем, что не может принять награду от верховной власти, доведшей державу до гибельного состояния. В мае 98-го он опубликовал горькую книгу-обзор "Россия в обвале". Поначалу наша топталовка посмеивалась: дескать, какой "обвал", старик спятил, что ли? А через три месяца случился дефолт... Многие люди, увы, зашорены, замечают вокруг лишь приятное глазу. Что же касается ордена, он не хотел скандала, пытался его предотвратить. Нам сообщили, что готовится указ о награждении. Александр Исаевич тут же написал в Кремль с просьбой не делать этого, чтобы не пришлось публично отказываться от награды. Полагаю, Ельцин до последнего не верил, что Солженицын пойдет на этот шаг...

– Они ведь прежде не раз общались?

– Только единожды. В 1992 году, когда мы еще жили в Вермонте, а Ельцин прилетал в США с визитом, он позвонил нам домой. Говорили минут сорок. Может, со временем опубликую стенограмму этой беседы.

– Тогда Александр Исаевич и посоветовал президенту отдать Курилы Японии?

– Да, он считал, что рано или поздно острова придется возвращать. Но задорого. Назначить хорошую цену, заключить мирный договор с соседом. Ельцин, помню, сильно удивился: патриот России, и вдруг такое неожиданное заявление... Потом была четырехчасовая встреча уже в Москве в 1994 году. Буквально за месяц до начала первой чеченской войны. Александр Исаевич серьезно подготовился к разговору, составил конспект из четких пунктов, последовательно изложил их, наивно полагая, что собеседнику небезынтересно получить информацию от человека, проехавшего всю страну с востока на запад.

– К беседе с Путиным ваш муж тоже писал тезисы?

– Нет, но разговор получился содержательным. К нам в Троице-Лыково Владимир Владимирович приехал в 2000 году. Надо сказать, Александр Исаевич опасался, что начавшийся в правление Ельцина распад, разложение России неминуемо продолжатся, и поначалу относился к Путину настороженно, но затем приветствовал шаги нового президента, сберегшие страну от развала. Он не разделял свойственного нашим "образованцам" острого настроя против Путина, считал, что это существенно вредит России.

– Полагаю, с правозащитниками Александр Исаевич вряд ли находил общий язык?

– Его поражала и огорчала та легкость словоупотребления, с которой затрубили о возврате тоталитаризма. Он считал очевидным, что в век персональных компьютеров и Интернета Россию не оградить железным занавесом, а без него невозможен и тоталитаризм. По его мнению, люди, утверждающие обратное, либо глупы, либо циничны. Что касается наступления на свободу слова, тут ведь два игрока. Разве команда "Лежать, руки на затылке!" прозвучала? А посмотрите, сколько журналистов с готовностью улеглись. Да, в стране много безобразий, несправедливости, все душит коррупция. Так и правозащитники, и рядовые россияне – не ленитесь, требуйте, добивайтесь исполнения конституционных свобод, завалите судебные власти гражданскими исками. Сегодня за подобное не сажают! Но, конечно, это требует сил, времени, конструктивных предложений и куда труднее, чем громко кричать, что у вас зажат рот.

– Кстати, авторскую телепрограмму Александра Исаевича прикрыли при Ельцине.

– Вот именно, в разгар "свободы слова"! В 95-м году "Встречи с Солженицыным" на ОРТ продержались с апреля по сентябрь, а потом микрофон отняли, даже не предупредив заранее. В эфир вышло двенадцать выпусков, тринадцатый, посвященный взаимоотношениям власти и народа, зрители не увидели. А Александру Исаевичу было что сказать людям, решившим бежать вперед, не разобравшись в кровавом прошлом. Он повторял: с гнилым дуплом дерево не стоит. Его убивали нравственное одичание и культурное опустошение народа, он искренне верил, что слово может уберечь от повторения роковых ошибок, и призывал не забывать собственную историю.

А вот фронда во что бы то ни стало, критика как процесс никогда не интересовали Александра Исаевича. Он думал о результате и горевал, что Путину немногое удалось изменить внутри России, не получилось исправить ельцинский разор. В 90-е годы была разрушена отечественная промышленность, опущена армия, угроблена наука. Мы ведь с Александром Исаевичем математики по образованию, он оканчивал физмат Ростовского университета, я мехмат МГУ, и круг нашего общения всегда составляла не литературная тусовка, а люди науки. Мы видели, как они умирали от невозможности заниматься любимым делом, от тоски и нищеты. Еще в 1992 году, когда я впервые после восемнадцати лет изгнания приехала в Москву, ушам своим не поверила, услышав позицию Гайдара, мол, наука должна сама себя кормить. Да нигде в мире такого нет, государственная поддержка необходима!

– Вы тогда прилетали на разведку, готовили почву для возвращения семьи?

– Нам здесь попросту негде было жить. Не говоря уж об огромном архиве, собранном в изгнании. Вот эту квартиру, в которой мы жили до высылки из СССР и где родились трое наших сыновей – Ермолай, Игнат и Степан, нам предложили отдать обратно, но я сразу оформила ее на фонд Александра Солженицына, поскольку московские депутаты отказывались тогда предоставить ему помещение.

– Почему?

– Ну, фонд же Александр Исаевич учредил сразу по высылке, стало быть, иностранная организация, зарегистрированная за рубежом.

– Кажется, в Швейцарии?

– Да, в 1974 году в Цюрихе. Мы хотели назвать его Фондом помощи политзаключенным, но по законам нейтральной страны это слово употреблять нельзя. Был принят компромиссный вариант: "политзэков" заменили на "преследуемых и членов их семей". ­Учредив фонд, Александр Исаевич заявил, что все деньги от изданий и переизданий "Архипелага" по миру пойдут на помощь политзаключенным ГУЛАГа. Многие старики, прошедшие лагеря, живут сегодня ужасно, присылают такие письма, что без слез читать нельзя. И наши деньги для них совсем нелишни.

– О какой сумме речь?

– Сейчас ежегодные выплаты составляют около тринадцати миллионов рублей. Когда-то цифра была меньше – порядка восьми-девяти миллионов, потом стала расти. А еще есть литературная премия в двадцать пять тысяч долларов, специальная программа помощи районным библиотекам, которая требует четыре-пять миллионов рублей в год... Слава богу, "Архипелаг" – самая доходная книга Солженицына.

– А, извините, как же семья, лично вы, Наталья Дмитриевна?

– Я живу на гонорары от других изданий Александра Исаевича, конечно, не бедствую, но и не купаюсь в роскоши, как думают некоторые. Дети выросли, получили образование и не нуждаются в материальной помощи родителей.

– Два ваших сына, кажется, вернулись в Россию?

– Давно! Ермолай и Степан работают консультантами в московском офисе крупной международной компании. Средний сын Игнат – музыкант, это космополитическая профессия, у него гастроли повсюду, он профессор филадельфийской консерватории, женат на американке. Впрочем, не исключаю, когда-нибудь и они переедут в Россию.

– Дети Игната говорят по-русски?

– И читают, и пишут! Мите восемь лет, Анне скоро семь, младшему Андрею нет и полутора. С детьми Игнат разговаривает только на русском. У Ермолая двое – Катя и Ваня, но они растут в России, их родной язык вне опасности. Александр Исаевич помимо юридического завещания оставил письмо, обращенное к семье. Там, в частности, есть просьба к сыновьям сделать все, чтобы наши внуки без ущерба впитали русский язык и культуру. Не сомневаюсь, дети выполнят наказ отца. У нас хорошая семья, это моя сила и опора. Мы – одна команда.

– Теперь вы на капитанском мостике, Наталья Дмитриевна.

– Нас по-прежнему ведет Александр Исаевич. И не только тех, кто носит фамилию Солженицын. Каждую неделю езжу на кладбище Донского монастыря и редко оказываюсь на могиле одна. Люди идут постоянно, несут живые цветы, оставляют записки. Недавно вот прочла письмо из единственной фразы: "Прости нас, Александр Исаевич". И все. Даже без подписи...