Идеология и Церковь

Общественный выбор.

В последнее время, в связи со сменой Патриарха в Русской Православной Церкви, заметно оживились отношения между Церковью и обществом. Говорят даже о "новой эпохе" в жизни Церкви, что, думается, недалеко от истины. Причем, личность нового Патриарха здесь далеко не главный аргумент, сама историческая ситуация подвела церковно-государственные отношения к новому этапу. Не только Церковь, крепко вставшая на ноги за период своего двадцатилетнего восстановления, готова к новому уровню задач по отношению к обществу, но и общество, вдоволь помотавшись в "стране далече" западно-либеральных реформ, ищет возвращения к фундаментальным основам нравственности, патриотизма и национально-государственной идентичности, изрядно растраченных в XX веке.

Однако, каковы возможные формы нового взаимодействия Церкви и общества? Проблема в том, что "классические" схемы церковно-государственных отношений существовавшие в истории (византийская "симфония", статус "государственной религии" для православия) сегодня нам очевидно не подходят. Слишком далеки политические реалии современной России, прошедшей катаклизмы нескольких революций, опыт социализма и демократии, от традиционной системы православного мироустройства. Все старое рухнуло в XX веке и нужны новые решения. Так и либеральный вариант полного "отделения Церкви от государства" (практиковавшийся с не меньшим успехом и в советское время) ни Церковь, ни общество не устроит. Он никак не отвечает тому масштабному комплексу задач, которые общество и Церковь могут и должны решать вместе.

Правда, последнее относится скорее к обществу, чем к власти. Власть вполне устраивает существующее статус-кво в форме "официального присутствия" на церемониях в Храме Христа Спасителя как символический площадке для имитации своего единства с народом и историей. По этой схеме власть использует Церковь для укрепления своей сомнительной легитимности – не более того. Ожидать от нее инициатив по поиску более фундаментального формата отношений с Церковью не приходится. Последние уступки по введению в школах ограниченного "духовно-нравственного воспитания" на фоне беспредела телевизионной пропаганды разврата и насилия здесь ничего не меняют.

В итоге положение церкви в обществе характеризуется диссонансом. С одной стороны – растущий авторитет православия как неисчерпаемого источника нравственности, с другой – нарастающая лавина легализованного либерализмом греха. Дальнейшее "мирное сосуществование" этих взаимоисключающих процессов в принципе невозможно, кому-то придется уступить. Причем, выбор за обществом. Либо оно окончательно оттеснит Церковь на периферию своей жизнедеятельности (культурно, мировоззренчески и юридически), предпочитая свободу обходиться "без Бога", либо восстановит ее "свято место" в структуре общественного сознания, признав в качестве фундаментального духовно-нравственного авторитета.

Идеологическая перспектива.

Может ли вообще современное общество позволить себе роскошь иметь высокие духовные идеалы на государственном уровне – или это привилегия ушедших эпох? Некоторый опыт исламских стран (в частности Ирана), сумевших сохранить общественное сознание от поклонения "либеральным ценностям", а также опыт советской эпохи, поднявший "моральный кодекс строителя коммунизма" на уровень "национального проекта", показывает, что это возможно. В свете этого опыта вопрос о новом формате отношений церкви и государства переходит в сферу государственной идеологии. Именно государственная идеология как форма общественного сознания способна нести в себе самые высокие идеалы и в то же время являться политическим инструментом их практического осуществления. Не говоря уже о неисчерпаемом мобилизационном ресурсе, так необходимом ныне российскому обществу.

С чего начинается идеология? – с некой основополагающей идеи (мировоззренческой доминанты) признанной обществом в качестве высшего смысла общественного бытия и способного структурировать его жизнедеятельность по всем направлениям. Отсюда – из центра духовной консолидации как онтологического начала – начинается всякое единство и возрождение! Для России, русской истории и цивилизации таким началом и центром, без сомнения, остается христианская Истина.

Онтологически, философски и исторически это вполне понятно. Однако сегодня вопрос состоит в том, что этот факт вновь должен быть признан сознательно – на идеологическом уровне! Именно в акте нового общественного признания христианской истины как высшего идеологического авторитета возможно "Второе Крещение Руси". Ибо не количеством храмов определяется подлинность христианского общества, а качеством его самосознания.

Пока что христианский императив признается обществом скорее на подсознательном уровне, когда христианская истина и Церковь находятся как бы в параллельной реальности, в "потустороннем мире". А этот мир остается предоставленным самому себе, духовно опустошенным и жестким. Такое положение не нормально и не абсолютно. Общество может быть более совершенным в духовно-нравственном отношении, если имеет волю быть таковым. Квинтэссенцией общественной воли и является идеология.

Пора отказаться от релятивизма "либеральных ценностей" не различающих добра и зла и утвердить фундаментальное начало Правды – заложив тем самым краеугольный камень нового духовно-идеологического единства общества. Христианское начало самой историей и культурой предназначено на эту роль. В качестве универсального ценностного критерия оно способно удовлетворить всех идеологических субъектов нынешней России: коммунистов и либералов, гуманистов и демократов, почвенников и западников – ибо само когда-то явилось исходным пунктом этих стратегий развития. Именно христианство, соединившись две тысячи лет назад с культурой античного мира, предопределило гуманистический характер современной цивилизации и в этом качестве до ныне сохраняет свою актуальность.

Не стоит искать здесь и религиозной дискриминации. Все здравомыслящие представители различных религиозных традиций России понимают: обращение русского народа к своим исконным религиозным началам станет благом и для других религиозных конфессий, так как восстановит приоритет духовных ценностей в системе общественного развития. Россия останется много-конфессиональной. Ибо речь не идет о монополии РПЦ на абсолютное доминирование в религиозной сфере, а лишь об идеологическом самоопределении светского по форме общественного сознания относительно фундаментальных духовно-нравственных ориентиров. Эти ориентиры для всех традиционных религий – едины. Именно в этом религиозно интегрирующем смысле и должно быть заявлено христианское начало русской идеологии. К слову сказать, не притеснит подобная перспектива и сторонников атеизма. Идеология – это атрибут светского общества. В отличие от "государственной религии" она не является обязательной к исповеданию, но допускает полную свободу совести.

Тем не менее, религиозный аспект в идеологии всегда присутствует – и это многое проясняет в политике. Так главная мировоззренческая ложь нынешних "реформ" состоит в том, что прививаемая русскому народу идеология либерализма имеет нетрадиционное религиозное происхождение – протестантизм, причем в его крайнем американизированном варианте. Искусственное наложение этой чужеродной религиозной матрицы на российское самосознание и создает тот мучительный общественно-политический, социально-экономический и культурно-исторический диссонанс, от которого страдает российское общество. И иначе быть не может. Общественный организм отторгает навязываемую либеральную матрицу на самом глубинном уровне национального архетипа. Осуществить подобную мировоззренческую трансплантацию можно лишь в одном случае – полностью заменив традиционные духовные коды, чем и занимается система либеральных СМИ. Рискованная, прямо скажем, операция – пациент может и умереть.

Так в чем проблема? Что мешает перевести рельсы модернизации в традиционное русло, осуществив ее на собственной православно-мировоззренческой основе? В этом и состоит существо вопроса – как практически соединить духовные коды русской цивилизации с задачами современной модернизации? Без связующего механизма идеологии сделать это не представляется возможным. Для преодоления кризиса модернизации надо решительно выбросить западно-либеральный идеологический суррогат и опереться на собственную национально-ориентированную систему ценностей. Именно в этом идеологическом контексте Церковь и общество входят в очень перспективный взаимовыгодный диалог.

Церковь, сохраняя свою традиционную неотмирность, обретает прямую связь с обществом, становится действительно нужной ему не как заповедник национальной духовности, а как действующий субъект национально-государственного развития. А общество, сохраняя светский, современный характер, обретает одухотворенный смысл и перспективу социального совершенства, нравственный фундамент и единую шкалу ценностей, восстанавливает попранные идеалы и утраченное национально-историческое самосознание перед лицом глобализации.

Мягкая идеологическая форма отношений церкви и общества позволит сохранить между ними определенную социальную, политическую и юридическую дистанцию – ограждая светскую независимость общества, и защищая Церковь от суеты мира. Причем общение церкви и общества на поле идеологии становится не просто компромиссом утилитарного свойства, а принципиально новой основой для неограниченного социально-культурного творчества, открывая новые возможности и горизонты в области культуры, науки, философии, образования и воспитания. Это становится той сферой широкого общекультурного синтеза, где может быть безболезненно преодолен традиционный церковный догматизм в развитии христианского миропонимания. Не в том смысле, что будут отменены традиционные истины Церкви, а в том, что они получат свободу к дальнейшему раскрытию в истории.

Позиция Церкви.

По-существу Церковь до сих пор не нашла свое место в обществе. Очнувшись после длительного летаргического сна в совершенно новых условиях, она оказалась перед дилеммой: либо существовать в необратимо секуляризированном обществе на его условиях, становясь его актуальной составляющей; или, наоборот, отстраниться от него на безопасную дистанцию ради сохранения внутренней святыни. Первый вариант подразумевает новую социализацию Церкви через приобщение к социальному процессу для его корректировки в христианском духе; второй – связан с идей сохранения истины православия "до конца времен" через всемерное противостояние апостасии. Эта дилемма разрывает церковное сообщество на "модернистов" и "ревнителей", периодически угрожая расколом.

Социализация через идеологизацию – это третий путь. Вхождение в современное общество не прямым институциональным образом, а в опосредованной идеологической форме, через отдание обществу именно того, в чем оно нуждается, и что способно вместить без ломки своего светского характера. Здесь снимается проблема "церковного модернизма", как политики подстраивания под изменчивый мир, и сокровища церкви остаются в неприкосновенности, становясь в то же время открытыми и доступными обществу. Таким образом, Церковь до конца реализует свою двойственную природу: "мистическую" – быть независимой от мира и хранить чистоту истины; и "земную" – вести диалог с миром на его языке, в его социокультурном пространстве, отражая и отвечая на его проблемы.

Необходимость участия Церкви в общественно-социальном процессе давно назрела. Начиная с идеологической неразберихи 90-х, общество ждет от Церкви поддержки в противостоянии государственной разрухе. Все эти годы, тем не менее, Церковь занималась больше собственным восстановлением – и это имело определенный смысл. Но не пора ли менять приоритеты? Стратегия собственного возрождения как залога "возрождения России" имеет обратную сторону: "спасающий душу свою, погубит ее", если не растратит в самоотдаче. В дипломатичной позиции молчания 90-х Церковь получила определенную благосклонность власти, возможность восстановить разрушенное здание Храма, но свой высочайший общественный авторитет в значительной степени утратила. Сегодня, когда церковная структура крепка, подобная позиция не имеет оправдания. Обществу должно быть на что опереться в качестве духовного авторитета – Церковь должна уметь сказать "нет"!

Включение Церкви в общественную жизнь через недвусмысленное утверждение правды общественного бытия не умаляет ее духовного статуса, но лишь раскрывает ее теократическую природу. В этом и состоит существо духовной власти – присутствие в обществе в качестве незримого идеологического императива.

Духовная власть идеологии.

Любое вмешательство в сферы идеологии сродни революции. А центральный вопрос революции – вопрос о власти. Фактически эта власть уже принадлежит церкви на мистическом плане, вопрос лишь в формах ее осуществления в современном мире.

Как говорилось выше, клерикализм или "византийская схема" в современном социуме невозможны, но в обществе открытом к развитию всегда остается иной вид духовной власти – это власть идеи! Здесь и открываются реальные перспективы. Именно в форме идеи осуществляется переход духовной истины в человеческое сознание, приобретая статус нравственного императива, способного управлять человеческим поведением. Идея овладевшая массами становится идеологией, как сказал классик, – "материальной силой" способной преображать мир. Это и есть решение нашего вопроса: духовная власть христианской истины может проявить себя в идеологии! Фактически история к этому и двигалась: идеология как форма общественного сознания появилась тогда, когда церковная теократия стала терять свое определяющее значение. Церковь в условиях секуляризации передала свои теократические функции идеологии – и именно это закономерное, а не злонамеренное обстоятельство определяет религиозный характер идеологий.

Это принципиальный момент в становлении современной цивилизации. Трагедия классических идеологий XIX века – гуманизма, либерализма, коммунизма и д.р. состояла в том, что исторически они формировались в предельно жесткой оппозиции к Церкви, неизбежно теряя при этом само существо хранимой в ней Истины. Они, безусловно, имели импульс от христианства, но не имели самого Христа в его богочеловеческой полноте. Поэтому подлинная идеология, претендующая сегодня на духовную власть в обществе, должна не замещать Церковь от своего имени, и не отрицать ее, а лишь транслировать ее истину в общественное сознание и практику. В этом и будет состоять механизм осуществления духовной власти – невидимой, но реальной.

Такой механизм не помеха политической власти. Наоборот, духовная власть идеологии способна органично структурировать и стабилизировать, наконец, действия политической власти. Ввести ее намерения в прогнозируемое русло. Ведь в любом случае политическая власть не себя лишь реализует, а тоже проводит некую "идею", – так пусть же она не прячется от народа где-то в администрации президента, а будет "провозглашена на кровлях". Это будет честно. Тогда не придется гадать об "очередных сроках" президента и вечно служить заложниками его "тайных советников", все это будет второстепенным: макросоциальную, макроэкономичекскую и культурно-стратегическую политику государства должна определять идеология! Только такой – идеократический алгоритм управления достоин России как цивилизации.

Власть, лишенная идеологических ориентиров, по сути слепа в стратегическом отношении и не способна к управлению: периодическая суета в собственном политическом огороде – не управление, а "перестановка мест слагаемых". Особенно это очевидно в условиях кризиса, когда политика слепого следования за Западом катастрофическим образом привела "стабилизированную" Россию на грань коллапса. И не надо делать вид, что это объективный и единственно возможный "путь в будущее"; это закономерный итог всей постперестроечной политики западно-ориентированного режима, неспособного осуществить собственное историческое целеполагание.

Итак, духовная власть – это не политическая или даже идеологическая власть Церкви. Это сознательное признание обществом духовно-нравственного идеала христианства в качестве структурирующего идеологического императива. Соборная воля идеологии подчиняет действия политической власти национальному идеалу. Власть Идеала – это и есть духовная власть! Она не конкурирует с земной властью, но остается в ином измерении. В этом современный вариант "симфонии" как гармоничного и независимого сотрудничества светской и духовной власти на ниве построения нравственно совершенного христократического общества XXI века.

Стратегия оптимизма.

Вопрос о преодолении цивилизационно-исторического кризиса России, таким образом, решается в идеологической форме, путем возвращения к национальной онтологии на новом уровне развития. Без омовения в духовных истоках национальной истории национальное возрождение не мыслимо. Лишь потом можно говорить о "технологии" возрождения – различных политических, экономических и социальных преобразованиях.

Впрочем, претворение в жизнь новой парадигмы потребует и определенных конституционных изменений. В действующей Конституции 1993 года говориться, что "никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной" (ст.13) – это ложь. Всякая конституция, наоборот, закрепляет идеологию на государственном уровне – не идеологических конституций не бывает! Нынешняя конституция либеральная, и пункт о деидеологизации нужен лишь для удержания России в стратегически-бессознательном состоянии. С этим абсурдом пора закончить. Дальнейший дрейф без руля и ветрил в глобально-историческом море обрекает русскую цивилизацию на деградацию и исчезновение. Идеологически пустая "Единая Россия" есть жалкий симулякр правящей партии!

Принятие новой идеологии кардинально переменит ситуацию. Отстранит от власти компрадорских временщиков, контролирующих процесс трансформации России до стадии сырьевого придатка Запада, и призовет к власти новую элиту, искренне одухотворенную чувством национального будущего. Для тружеников "пятой колонны" возвращение фундаментального идеологического самосознания к российскому обществу – катастрофа. Они потеряют власть над сознанием своей жертвы, возможность управлять ее историей. Манипуляция сознанием закончится и проводимый на ее фоне демонтаж русской истории станет невозможен. Россия вновь восстановит свой онтологический смысл и встанет на ноги во весь свой исполинский рост.

Пора признать, что подлинно позитивные изменения катастрофических тенденций могут произойти лишь при радикальной смене всей модели развития. Никакие "припарки" не могут улучшить в принципе губительный для русской цивилизации западно-либеральный выбор. Именно эту новую альтернативу должна выразить и зафиксировать новая идеология. Пора сформулировать ее ясно и недвусмысленно, признать на уровне общественного самосознания и зафиксировать в конституционной форме.

История не течет сама по себе, и не ограничена невидимым Промыслом, но творится волей ее субъектов, сохраняющих ориентацию на Идеал и способных ставить себе стратегические цели. Новая идеология должна заявить этот факт готовности русского народа к продолжению собственной истории. Или мы это сделаем, или остаемся на задворках истории, обслуживая "энергетическую безопасность" Запада до скончания века. Других объективно-исторических причин для дальнейшего существования России, согласно жесткой логике глобализации, – не наблюдается. И судя по последним "давосским речам", наша прагматичная кремлевская элита с этим согласилась. Увы, время политиков и политических партий, похоже, закончилось. Они свою партию отыграли, и результаты плачевны. В резерве у общества остался лишь один и последний аргумент – духовно-исторический авторитет Церкви. Время включать главные духовные силы всерьез.

Это подразумевает качественный поворот патриотической стратегии: всецело перевести задачу разрешения исторического российского кризиса с политического на идеологический уровень, подключив все духовные и культурные резервы общества – политическую, духовную, интеллектуальную и культурную элиту – к соборному идеологическому творчеству. Причем, инициативу в этом процессе должно взять на себя общество; от церкви ожидается лишь открытость и недвусмысленное формулирование наиболее принципиальных аспектов православного понимания настоящего. Церковь должна выступить камертоном идеологической настройки общества.

Идеологический процесс – это общекультурный процесс. Идеология не конструируется в кабинетах, но выплавляется в горниле национального духа, встретившегося с историческими вызовами. Интенсивность этого процесса зависит от "давления" истории и потенциала накопившихся в обществе противоречий. По обоим этим показателям нынешний российский кризис зашкаливает и это дает основания ожидать поистине революционных решений. Как сказал по этому поводу Александр Панарин: "Альтернативу ищут и находят не те, кто лучше оснащен, а те, кто кровно в ней заинтересован. Вот почему настоящие чудеса истории, связанные с появлением новых альтернатив, новых центров силы, новых моделей развития зачастую происходили не в господских центрах, а на обделенной периферии мира". Нынешнее положение России, как прижатой к стене периферии и содержит в себе подобный потенциал. Остается включить механизм его реализации.

По существу все предстоит начать сначала. Россия все еще находится под обломками XX века. Нынешняя имитация государственного "возрождения" – не в счет. Повторение задов западно-мирового опыта не достойно и гибельно для России. Нас устроит только собственный проект. И чтобы он был подлинно собственный, мы должны заложить в его основание самый фундаментальный камень исторической России – русское православие. Только эта составляющая обеспечит национальную идентичность новой идеологии, преемственность и самобытность будущей русской истории.

Тем не менее, это не апология "православного фундаментализма", как может показаться. Новая идеология принципиально шире по своим горизонтам и должна интегрировано вместить весь исторический опыт русской цивилизации, включая не только традиционную Россию до 1917 года, но и выдающийся опыт Советской эпохи. Только в соединении того и другого можно говорить о будущем. Сегодняшнее следование Церкви в фарватере власти, признание по факту рыночно-буржуазной реальности в качестве неизменной – путь в никуда. Это признак слабости идеологической позиции Церкви.

Чтобы новая христианская идеология обрела силу, она должна обладать реальной альтернативой! Такой альтернативой и является ориентация на социально-экономический опыт советского социализма, с его историческим оптимизмом, приоритетом общего дела, защитой нравственности и культуры. Как ни парадоксально, именно здесь сходятся интересы Церкви по восстановлению своего духовно-нравственного влияния в обществе, и интересы общества по комплексному восстановлению государственности. В целом это явится тем сочетанием духовной и социальной правды, вокруг которой сможет консолидироваться общество. Ни сама социалистическая система без обновления идеологического ядра, ни духовная мудрость церкви без внятной социально-экономической платформы – не имеют практической перспективы. Воссоединение того и другого, напротив, способно смести западно-либеральный проект, диалектически оправдать опыт XX века и восстановить магистральное направление русской истории. Появление подобного идеологического проекта не дело какой-то партии или движения – но всего общества. Когда общество соборно справится с этой задачей – новая история России начнется.