Испытание практикой

Этим летом был разрешен один из самых долгих и жестких споров вокруг российской системы образования. Президент Дмитрий Медведев лично озвучил позицию государства в вопросе преподавания религии в школе. Предложенную им модель можно смело назвать идеальной: она повторяет опыт ведущих стран, учитывает пожелания как верующих разных конфессий, так и атеистов. Проблема лишь в том, как сделать так, чтобы эта идеальная модель прижилась на практике, а не оказалась извращена до неузнаваемости по дороге из высоких кабинетов в школьные классы.

На самом деле спор о том, говорить ли со школьниками о религии, был лишен смысла изначально. Тема эта уже присутствует и навсегда останется в нашей школьной программе. Прежде всего потому, что избегать разговора о ней на уроках истории и литературы можно было лишь в усеченных цензурой неполноценных курсах гуманитарных дисциплин, царивших в советской школе, а современный учитель должен знать сам и уметь объяснять ученикам смысл евангельских эпиграфов у Бунина, Толстого и Достоевского. К тому же сегодня религия играет все большую роль в жизни нашего общества, о возможных межрелигиозных конфликтах говорят все громче, и единственный способ их преодоления – рассказать о настоящем христианстве, настоящем исламе и так далее, вместо того чтобы отдавать эту тему на откуп проповедникам-экстремистам.

Потому и вопрос сегодня состоит не в том, говорить или нет о религии, а в том, как именно это следует делать. И у нас в России, к счастью, уже накопился определенный опыт, хотя далеко не всегда он был положительным.

Ошибок наделали действительно много. Основы православной культуры, ислама, общей истории религий преподавались в разных регионах России в течение десяти лет, да и еще раньше, в 90-е годы, то тут, то там возникали попытки введения подобных предметов, причем порой не без участия деструктивных сект. Иногда результат получался достаточно неплохим: курсы были качественные и адекватные. Но нередко уроки велись вообще без методического материала, а единых учебников и методик не было в принципе, как, впрочем, и должного числа грамотных учителей.

Еще одна важная проблема – утрата отечественной школой воспитательной функции. Вот уже двадцать лет как в нашем обществе воцарилось убеждение, что воспитывать – это не дело педагогов. Мол, главное для учителя – это дать знания, а уж как к ним относиться, как жить дальше, ребенка научат родители или он разберется как-нибудь сам. В такой ситуации чем меньше гуманитарных дисциплин и знаний человек получит в школьном классе, тем меньше будет у него духовных и моральных примеров, на которые он сможет опереться в будущей жизни. И поэтому школе особенно нужны уроки, на которых помимо знаний ученики получали бы определенный вектор морального и этического развития.

Все вышесказанное лишний раз подтверждает, что решение упорядочить систему религиозного образования, введя единую дисциплину для всех общеобразовательных школ, было верным. Новому предмету необходимы единые программы и учебники, единая система преподавания и подготовки педагогов. Причем учебники и программы эти должны составляться под пристальным надзором представителей разных религиозных конфессий, а также светского общества.

И именно здесь необходима активность и заинтересованность скептиков, пытавшихся до недавнего времени остановить введение новой дисциплины как таковой. Если они проявят должное внимание, подойдут к проблеме максимально аккуратно, учитывая особенность не только религиозных учений, но и сложнейшей школьной системы, то все только выиграют: новый курс лучше, чем его отсутствие, защитит детей от нежелательных знаний.

Разумеется, не следует ждать чудес. То, насколько успешным будет новый курс, зависит от многих факторов – ответственности педагогов, позиции родителей, заинтересованности учеников... Поэтому оценка действительной эффективности нового предмета – дело очень тонкое. Ведь и сейчас из наших школ благополучно выходят одиннадцатиклассники, знающие лишь то, что Пушкин был поэт, а Тургенев написал "Муму". Но разве это повод отменять школьный курс литературы?