Горная оттепель

В Дагестане и Ингушетии убивают милиционеров. Власти обвиняют радикальное исламское подполье, ваххабитов и прочих экстремистов. Правоохранительные органы отвечают на террор жестко и безжалостно, что вызывает новую волну насилия. Спецкорреспондент ИД "Коммерсантъ" Ольга Алленова отправилась в Кабардино-Балкарию, где этот порочный круг драматически разомкнулся четыре года назад, когда произошли события, которые власти называют захватом Нальчика, а их противники – акцией отчаяния.

"Они каждый день ждут, что произойдет какое-то несчастье"

Первое, что бросается в глаза на улицах Нальчика, – обилие молодых женщин в строгой мусульманской одежде: длинные закрытые платья и платки, закрепленные под подбородком. Обычная светскость, присущая Нальчику, как будто стирается – республика переживает религиозный подъем.

– Ситуация у нас сейчас, конечно, гораздо лучше, чем еще четыре года назад, – говорит исламская правозащитница, адвокат Лариса Дорогова. – То, что власть стала разрешать людям молиться, сняло напряжение. Мечеть построили – тоже большой плюс. У нас ведь много лет не было мечети. В начале 1990-х люди со всей республики собрали деньги, чтобы мечеть построили. Деньги собирало духовное управление мусульман республики (ДУМ), а они исчезли. Потом людям сказали, что деньги хранились в банке и сгорели от инфляции. С тех пор и пошел конфликт между верующей молодежью и ДУМ. Он и привел четыре года назад к той акции отчаяния, которую потом назвали попыткой захвата Нальчика. А нас назвали ваххабитами.

Конфликт между духовным управлением и ваххабитами произошел не только из-за денег на соборную мечеть, которую все-таки построил еще год до своего президентства и до октябрьских событий в Нальчике на свои деньги Арсен Каноков. Но "новые мусульмане" тогда не хотели в нее ходить – потому что именно в этой мечети располагается ДУМ. Это был идеологический конфликт.

– У стариков на первом месте поминальный культ, – объясняет Дорогова. – Люди должны сдать деньги, а родственники умершего – всем раздать пакеты с продуктами. Наша молодежь говорит, что это неправильно. В исламских странах поминки не делают вообще. И вот из-за этого спора начались проблемы. Всех "нетрадиционных" внесли в особые списки, по которым начались репрессии. Подключились силовики, которые просто спровоцировали людей на бунт.

Сегодня, несмотря на относительное спокойствие, проблема, по мнению Дороговой, не исчезла: после октября 2005 года родственники погибших и все, кто заподозрен в "нетрадиционном" исламе, находятся в особых списках МВД. "За нами следят, наших детей и внуков периодически вызывают в органы, для "профилактики", – говорит адвокат. – Нас считают опасными для общества. Хотя мы до сих пор не поняли, в чем опасность. В арабских странах ваххабизм – официальная религия, она не представляет никакой угрозы. Но для нас создаются такие условия, чтобы мы все время чувствовали себя под колпаком. Жить в таком состоянии все время очень трудно".

После октябрьских событий 2005 года часть родственников убитых решила эмигрировать, но им не выдали загранпаспорта. Дорогова говорит, что многие из них по-прежнему хотят уехать. "У этих людей проблемы с трудоустройством, – говорит адвокат. – При любом происшествии они автоматически попадают под подозрение, и их могут незаконно задержать. Они каждый день ждут, что произойдет какое-то несчастье и их заберут".

Накануне, встречаясь с одним из сотрудников местного МВД, я спросила его о причинах пристального внимания к ваххабитам. "Они опасны для общества, – ответил милиционер. – Вы даже не представляете насколько. Они строят из себя мирных, а сами по ночам выходят в милиционеров стрелять. Или покрывают тех, кто стреляет. Думаете, их просто так задерживают, ни в чем неповинных людей? Мы задерживаем тех, кто в чем-то замешан, и мы это точно знаем. Но не всегда у нас есть доказательства. И сразу правозащитники начинают кричать, что это невинные жертвы. А если мы этих людей не будем задерживать, они пойдут и еще что-то совершат".

Такая философия у силовиков на всем Северном Кавказе. По убеждению Ларисы Дороговой, дело не в том, что силовики не могут законными методами справиться с преступниками, а в том, что им нужна война. "Они хотят настроить одних мусульман против других, – говорит она. – Так легче управлять. Они боятся нашу молодежь, потому что это люди думающие. И это оппозиция власти. Потому что мы видим, что происходит в стране: везде коррупция и беспредел силовиков. Хоть Ингушетию возьмите, хоть Москву. Они боятся, что нашу молодежь услышат другие мусульмане и объединятся с ней".

Мы сидим в кухне у Дороговой, пьем чай. Дом расположен рядом с мечетью: из окна слышен призыв муэдзина к вечерней молитве.

– У нас нет конфликта с другими мусульманами, – говорит Дорогова. – Мы все верим в одного Бога. Просто из нас делают врагов общества. Людям не отдают тела их сыновей, называя их террористами. А ведь они погибли только потому, что отчаялись добиться справедливости.

Выезжая со двора дома Ларисы Дороговой, замечаю милицейские "Жигули". Милиционер, стоящий рядом, внимательно провожает взглядом нашу машину. Я вспоминаю слова Дороговой, и мне тоже становится неуютно.

"Здесь создавалась боеспособная структура с жесткой вертикалью власти"

У главной соборной мечети Нальчика оживленно, верующие идут на вечернюю молитву. В мечети говорят о том, что скоро в городе построят исламский университет: местное духовенство считает, что будущие имамы должны учиться в России, а не в арабских странах.

– Мы не против тех, кто учится за границей, – говорит заместитель председателя Духовного управления мусульман КБР Хазраталий Дзасежев. – Но ваххабизм, который там считается официальной религией и который там не приносит никакого вреда, в России умело используют разные провокаторы. А так как у нашей молодежи духовного образования недостаточно, она верит всему, что ей говорят.

Местное духовенство всерьез убеждено, что ваххабизм в КБР – один из проектов иностранных спецслужб по отделению Кавказа от России. И что российская власть не сразу поняла, как с этим проектом бороться.

– Здесь создавалась боеспособная структура с жесткой вертикалью власти, – говорит Дзасежев. – Как-то к нам пришел парень и сказал: я хочу попасть в ваш список. Мы удивились: какой список? Оказалось, ему вдолбили, что он должен быть в списке, а над списком главный амир, который подчиняется пророку. А если тебя нет в списках, ты не подчиняешься амиру, а значит, не подчиняешься пророку, не подчиняешься Аллаху, а значит, ты – кяфир. Мы потратили много времени, чтобы объяснить этому парню, что между верующим и Аллахом не должно быть никаких посредников – ни амиров, ни списков. Эти списки составляли они сами, а не мы, и не милиция. Кому-то очень нужно было, чтобы эти списки существовали, ведь это причина для конфликта.

– А как же обвинения в адрес ДУМ по поводу пропавших денег?

– Они просто порочили ДУМ для достижения своих целей. Они хотели получить власть в ДУМ. Если бы они этого добились, катастрофа октября 2005 года была бы еще более обширной. Вы знаете, что какое-то время они даже запрещали своей молодежи ходить в эту мечеть, чтобы они не слышали наших проповедей.

– А что опасного для них в ваших проповедях? – спрашиваю я.

– Мы говорим о том, что оружие брать в руки – это последнее дело, – говорит мой собеседник, подумав. – Что джихад не является обязанностью или целью мусульманина, как они учат. И что главный джихад – большой джихад – это работа над собой, борьба со своими слабостями и пороками.

Я, наконец, спрашиваю, как официальное духовенство объясняет своим прихожанам невыдачу тел убитых боевиков их родственникам. Дзасежева этот вопрос не смущает. Он говорит, что эта мера способствует росту напряженности, что это причина, которая может послужить разжиганию нового конфликта, и что ДУМ ходатайствовало перед президентом республики о выдаче тел. "Но в государстве, в котором мы живем, есть закон, запрещающий выдачу, – резюмирует заместитель председателя ДУМ. – И мы как граждане этого государства должны с ним считаться".

Выходя из мечети, я формулирую для себя важное отличие традиционного ислама от ваххабизма, объясняющее неприятие последнего властью. Первый может не соглашаться с властью, но все равно поддерживает ее. Второй – пытается с ней бороться.

"Мы смогли преодолеть синдром ненависти к власти"

– У нас никогда не было предпосылок для создания исламского государства, – убеждает меня глава Кабардино-Балкарского правозащитного центра Валерий Хатажуков. – Я лично не верю в то, что ислам кто-то использует для решения политических задач. Причина конфликта 2005-го года была в существовании режима Кокова и в том, что Кремль этот режим поддерживал. Серьезно способствовала этому и война в Чечне и заинтересованность чеченского сопротивления в распространении войны.

Правозащитник считает, что открытость власти и возможность откровенно обсуждать проблемы – единственный способ преодолеть гражданское противостояние. Он убежден, что сегодня такая возможность у республики есть. "Факты незаконных обысков и арестов остаются, но сегодня мы можем обращаться в прокуратуру, к президенту, и это действует, – говорит Хатажуков. – Мы смогли преодолеть массовый синдром ненависти к власти именно по этой причине".

В середине июня в селении Дугулубгей силовики задержали двух подростков, сыновей убитого во время спецоперации в Нальчике 28 мая Султана Шевхужева. Дед подростков обратился в правозащитный центр и в прокуратуру. Официального подтверждения о каких-либо мерах в отношении братьев Шевхужевых из МВД не поступило. "Этих мальчиков в итоге отпустили, и я не исключаю, что причиной стала общественная реакция, – говорит Хатажуков. – Их родственники не стали раздувать эту историю, возможно, из страха. Но я знаю, что их допрашивали, хотя это было незаконно. К ним не допустили ни адвоката, ни родственников".

– Вы считаете, силовики не знают, как бороться с религиозным экстремизмом?

– Все они знают и понимают. Силовики говорят, что эти аресты обоснованны. Но ведь это 1937 год, когда по чьему-то доносу могут арестовать человека за то, что он молится не так, как другие!

По мнению правозащитника, силовики заинтересованы в том, чтобы ситуация в регионе оставалась нестабильной: тогда здесь можно постоянно поддерживать режим КТО. И такая ситуация не только в КБР – на всем Северном Кавказе. "Проблема в том, что ФСБ может ввести КТО, игнорируя мнение местных властей, – считает Валерий Хатажуков. – А местным властям особые режимы не нужны, потому что это мешает инвестициям. Ведь если мы скатимся на путь Ингушетии и Дагестана, это конец всему. Поэтому наши власти, как могут, противостоят этим особым режимам. Недавно в Приэльбрусье ввели КТО, общественность возмутилась, вмешался президент КБР – и через день режим отменили".

Правозащитник показывает мне литературу с недавней исламской конференции, проведенной в Нальчике. Мой взгляд привлекает заголовок информационно-аналитического бюллетеня "Ситуация в мусульманской общине после событий 13 октября 2005 года". Выходит, что ваххабитами этих людей теперь называют только в силовых структурах.

– Вы считаете, эти люди не опасны для общества? – спрашиваю я.

– Они не опасны сами по себе, – говорит Хатажуков. – Но их обиду легко использовать, чтобы взорвать обстановку. И дело не только в религии. Просто за убитых на Кавказе мстят – милиционерам или чиновникам, тем, кого легче достать. И силовики это знают. А мы здесь знаем одно: если у силовиков отберут полную монополию на КТО, уже через год у нас все будет хорошо.