К радостям Рамадана в Москве могли приобщиться не только мусульмане

Хоть и не на говорящей ослице поднимался я на Поклонную гору и сам вовсе не пророк, но чувства испытывал подобные тем, что одолевали библейского Валаама, увидевшего стан Израиля на равнинах Моава. Что там будет, в этом шатре Рамадана у Мемориальной мечети? Все-таки люди с чужими традициями. Религиозные мусульмане. Да еще и не принимавшие пищу весь день в связи с постом! Ужасно голодные. Как они примут в свою среду чужака?

Уже в темнеющем парке на Поклонной горе я заметил небольшие группы молодых мужчин. Подвернутые снизу брюки, бороды при сбритых усах. В наступающих сумерках белеют круглые мусульманские шапочки. В окружении этих людей, явно спешащих в одном со мной направлении, я проследовал по аллее мимо небольшой Мемориальной синагоги, свернул налево и здесь, у излучины шоссе, увидел и мечеть, и сооружение, которое Совет муфтиев России сооружает каждый Рамадан на протяжении нескольких лет.

При словах "шатер Рамадана" я заранее представлял себе бедуинское жилище наподобие того, что возит с собой по всему миру ливийский лидер-кочевник Муамар Каддафи. На деле шатер оказался огромной белой палаткой, больше похожей на полевую армейскую кухню из фильмов про американскую морскую пехоту. Даже дисциплина здесь была почти армейская. Небольшая очередь с жестяными подносами. Подносы тоже как в армии, разделенные на секции: для супа, мяса, гарнира, десерта и столовых приборов. Верующие подходят к раздаточному столу, где у дымящихся чанов и противней четко и слаженно работают черпаками повара.

Получив свою порцию еды, я стал пробираться между рядов стульев и длинных столов. Нашел место, сел между юношей среднеазиатской внешности, но в европейской одежде, и бородатым татарином в длинной мусульманской рубахе-джелабие и с круглой шапочкой на голове. "Вот, народ вышел из стран Востока и покрыл лицо земли, и живет он подле меня". Соседи по столу – настоящий мусульманский интернационал. Выходцы из Средней Азии, Закавказья, Поволжья. Кажется, кое-кого из них я действительно видел в своем районе. Вот тот молодой узбек, кажется, печет лепешки в киоске у станции метро "Кузьминки". Сидящий рядом с азиатским юношей смуглый азербайджанец в кожанке похож на хозяина магазина одежды. Впрочем, показалось...

Чем тягостнее воздержание, тем слаще воздаяние.

Мусульмане сидят над дымящейся посудой с праздничной трапезой, к еде не притрагиваются: солнце еще не зашло. Нелегко им приходится, если они и вправду "ходят путями Аллаха" и, следуя слову Пророка, постятся весь наш длинный северный день! Но, как сказано в Коране, чем тягостнее лишения, тем слаще воздаяние.

Слышен протяжный азан. За дверями шатра уже нельзя "отличить черную нитку заката от белой нитки рассвета". Солнце село. Мои соседи по столу шепчут короткую молитву и только после этого принимаются за пищу. "Вот, народ как львица встает и как лев поднимается, не ляжет, пока не съест добычи", – приходят на ум слова библейского Валаама. Я тоже приглядываюсь к своему подносу: грибной суп, баранина на кости, рис, узбекская лепешка, восточная выпечка. Вкусная, но тяжелая пища сразу после длительного перерыва, да еще на ночь! Конечно, желудки тех, кто приходит сюда поужинать, привыкли к жирной баранине и сладкой выпечке. Но называть все это "рамаданотерапией", полезной для всей семьи, как это пропагандируется на многочисленных исламских интернет-сайтах, я бы не решился.

Здесь не рассиживаются, как мы это привыкли делать во время праздничных застолий. Шатер Рамадана вмещает примерно триста человек, пришедших на трапезу. По расчетам Совета муфтиев, праздничный ужин должны посетить не менее полутора тысяч верующих. Уничтожив свой кусок баранины, я поднимаю глаза и вижу, что "ландшафт" изменился. Рядом со мной нет ни узбека, ни набожного татарина, а на их местах расположились женщина в хиджабе и ее дочери. На один из освободившихся стульев сел светловолосый мальчик – то ли из семьи обращенных, то ли выходец с Поволжья, среди которых тоже встречаются блондины с европейскими чертами лица.

Повсюду вставали и садились за столы люди. Снова вставали, уступая место пришедшим позднее. Очередь на раздаче стала еще длиннее, а из уличной темноты выглядывали нетерпеливые лица тех, кто ждал своей очереди войти в шатер. "Кто исчислит песок и число четвертой части Измаила?" – я снова мысленно переиначил сказанное пророком, говорившим по наущению своей ослицы.

Между тем на помосте посреди шатра началась культурная программа. Тот вечер был посвящен мусульманам Азербайджана, и чтец декламировал священные аяты на языке этого народа. Каждый день, по замыслу устроителей, был посвящен религиозной и национальной культуре того или иного мусульманского народа: татар, чеченцев, дагестанцев, казахов, азербайджанцев. Более того, в один из вечеров в шатер были приглашены гости, представляющие христианство, иудаизм и буддизм в нашей стране. Так организаторы хотели продемонстрировать миролюбивый характер священного месяца Рамадан, когда за одним столом сидят представители не только разных течений в исламе (азербайджанцы-шииты пришли в суннитскую мечеть на Поклонной горе), но и четырех традиционных для России религий.

Правда, на исходе Рамадана пришла трагическая весть о гибели от рук террористов заместителя муфтия Карачаево-Черкесии. Однако в Москве все тридцать праздничных вечеров прошли спокойно. Однажды в порыве чувств один из гостей, представляющий иудейскую общину российской столицы, даже призвал евреев приходить в шатер Рамадана и ужинать там, так как столовая при Московской хоральной синагоге как раз накануне сильно пострадала от пожара. При этом гость-иудей несколько смело поставил знак равенства между иудейскими и мусульманскими установлениями относительно дозволенной религией пищи.

– Приходили к вам московские евреи поужинать? – спросил я одного из организаторов мероприятия.

– Да нет, других евреев я здесь не видел, – улыбнулся мой собеседник.

Тем не менее пусть и в очень ограниченном числе, но шатер Рамадана принял под свои своды гостей-немусульман. Отведав праздничной трапезы и подобрев, они, как и библейский пророк Валаам, покидали это гостеприимное место с благодарностью, а не хулой на сердце и устах.