В больничной палате

Крещение я принял в возрасте 30 лет, в 1996 году. Как говорят, Господь привел в Церковь... И все то, что прежде я знал и читал о христианстве, приобрело осмысленный вид, части картины сложились в единое полотно, а главное, ростком взошло посеянное ранее семечко, утвердилось ощущение: я – наконец-то дома. Опыт молитвы, участие в Таинствах, приобщение к сокровищнице православной литературы, ранее мне неведомой, посильное участие в чтении на клиросе (пригодились некоторые университетские познания в церковнославянском языке) – думаю, эти моменты воцерковления знакомы многим новообращенным... И совсем скоро священнослужителями Спасского собора города Минусинска, где был я крещен и где ныне в меру своих слабых сил служу священником, мне было предложено готовиться к принятию сана, и я, некоторое время "потянув резину", все же согласился.

И кадровый дефицит, имевший место в 90-е годы в Церкви, и промысел Божий, ненавязчиво и незримо действующий в жизни тех, кто готов его принять, – видимо, тут сошлось многое... И грех человеческий – он тоже принимал участие в этом повороте моей биографии, куда же без него. Я понимал, конечно, насколько высоко служение священника, однако, помню, и тщеславие присутствовало: как же, мне – предложили! Умом-то я понимал, что нисколько не являюсь достойным сана, но тщеславие нашептывало свое, подвесив перед носом ослика морковку на палочке, – и ослик бежал за лакомством, вперед и вперед...

Сейчас-то я понимаю: Господь стоял и за этим тоже. Уж Он-то, как никто, умеет придумать способы нашего спасения, как мудрый и опытный Ловец, умеет для уловления грешников на уду вечной жизни использовать самую разную наживку, в том числе и наши грехи, – ведь иного-то материала у Него чаще всего просто нет! Думая об этом, понимаешь, что единственное, что можно сказать в итоге: слава Ему за все!

Не раз, после десяти лет служения, в горькую минуту думалось: вот знал бы я тогда, что такое – быть священником, никогда бы не согласился... А Господь, мнится, говорит: "Вот и хорошо, что не знал. И вообще, пустое думаешь! Я не ведаю сослагательного наклонения..." Что ж, есть хорошая поговорка: куда Господь воткнул, там и торчи. Будем пытаться делать то, что должны, – а прочее смиренно предоставим Его промыслу и Его суду.

Литургия – главное для священника. Именно этим я еще и жив – возможностью ее совершать... Евхаристический канон и Причастие – просвет чистого неба в тяжелом обложном дыму жизни, ее будней, трудов, немощей и скорбей, в дыму страстей души... Это – основное мое ощущение при служении, о прочем же – не леть и глаголати.

Иногда меня спрашивают новоначальные: "Наверное, так тяжело совершать Исповедь, выслушивать множество людей, брать на себя их тяготы?" И посматривают этак снизу вверх, как на Супермена, Человека-Паука! Смешно и горько... Да разве человек мне исповедуется? Он исповедуется – Христу, именно Христос и берет на Себя его тяготы и грехи. А священник – просто радуется, когда видит хоть малое прозябение правды и любви Божией в душе и жизни человека.

Но так спрашивают именно новички. Те, кто давно в Церкви, прекрасно знают: священник – обычный человек, с такими же точно грехами и немощами. Главное – честно ли он пытается совершать свое служение (хорошо или так себе – это уж другой вопрос), не заслоняет ли он собой Христа; по точному слову митрополита Антония Сурожского, не мешает ли человеку Христа найти...

Настоящие христиане стараются помогать батюшке молитвой и делом, понимая, что друг без друга – как и всякий по отдельности без Бога – мы ничто. "Никто из нас другим не властелин, хотя поползновения зловещи", – строчка из стихотворения Бродского... Иногда Церковь земная видится мне огромной больничной палатой, собранием калек. Ну что нам обличать и строжить друг друга, тыкать пальцем в болячки ближнего – у каждого и своих хватает!.. Мало-помалу помогать друг другу – и то хорошо, и то будет посильным исполнением Божьей заповеди о любви... Помните побасенку, как слепой да безрукий воровать ходили? Слепой безрукого посадил себе на плечи, действовали слаженно, один другому стал глазами, а тот ему – руками, так у них дело и выгорело.

Конечно, с неприязнью, изливаемой на "жеребячью породу", на поповское сословие, сталкиваться приходится нередко. Но эта неприязнь часто является не только определенной идеологией, отзвуком духовных битв и политических настроений, но и просто обидой человека, который когда-то столкнулся с непониманием, грубостью, холодностью, фарисейством священника, был введен им в соблазн...

Так что вспомним, братие-сослужители: тот, кто нас уничижает и бесчестит, – посланный Богом наш спасатель. Не вставать перед ним надо в защитную позу, но покаяться про себя, а то и вслух, если совесть обличает... А зло, по завету Апостола, побеждать надо не ответным злом, а добром.

Вообще, я и сам не люблю тех сторон церковной сословности, которые входят в язвительное и распространенное в народе понятие "фофудья": увлечения внешним – воскрилиями риз, наградами-камилавками и прочим, павлиньего мнения о собственной важности и непогрешимости, стилизации под "святоотечество", кичения своей принадлежностью к священству... Чем уж тут кичиться, когда наш Архиерей принес в жертву – Себя Самого, и священников Своих зовет прежде всего на крест, а уж потом на брачный пир, если получится!.. На кресте вообще и так-то тяжко, на нем не шибко-то надуешься от важности, на кресте служения ты – как голый, и людям все твои неприглядности и грехи ох как хорошо видны...

Священником быть или нет – это как Бог судит. А надо прежде всего просто быть самим собой. Тем человеком, кого Бог может позвать по имени – и кто может ответить: "Вот я".