В защиту свободомыслия

В сентябре 1959 года вышел первый номер журнала, который был создан для того, чтобы показывать преимущества атеистического мировоззрения в рамках политики Никиты Хрущева, обещавшего "показать по телевизору последнего попа". Однако уже очень скоро журнал приобрел иную направленность и вместо того, чтобы громить религию, стал в отдельных случаях даже защищать права верующих. А в годы перестройки этот журнал, непредвзято рассказывавший о религиозной жизни, стал одним из самых популярных в стране. Мы предлагаем вниманию читателей интервью с главным редактором журнала "Наука и религия" Ольгой Брушлинской.

– Для начала позвольте поздравить вас с 50-летним юбилеем журнала. Издание с такой долгой историей уже имеет знак качества. Если бы журнал, который вы редактируете, не был востребован, он бы, наверное, так долго не жил...

– Вы правильно сказали – видимо, мы востребованы. Это были очень непростые полвека с точки зрения политического строя в стране, не говоря уж о ее правителях, но все-таки мы выжили. И сегодня наше издание никем не куплено, и никто "сверху" нам задачи не ставит. Их диктуют сама жизнь, ситуация в стране, запросы читателей и наши убеждения.

– В юбилейном выпуске журнала мне понравился ваш рассказ – почти анекдот – о том, как один нынешний госчиновник вам попенял на то, что полвека назад издание было создано атеистами и, как он считает, было призвано бороться с религией. Видимо, этот человек даже не брал в руки "Науку и религию" образца 1980-х годов. Не говоря уже о том, что еще с середины 1960-х ваш журнал занял совершенно особую позицию на фоне того, что в те годы писалось о религии...

– Да, в нашем журнале впервые появились и беседы с верующими, и диалоги о взаимоотношениях науки и религии. Это не был "Воинствующий безбожник" времен Емельяна Ярославского. Конечно, мы отстаивали преимущество научного подхода. Но по сравнению с привычным советским агитпропом это был настоящий прорыв. Может быть, чиновник, о котором мы с вами говорим, тогда был еще молод. Но и в наше время были люди, которые, несмотря на диктат ЦК КПСС, брали на себя смелость замахнуться на святая святых тех лет – научный атеизм.

– Когда вы пришли в журнал, вы сразу поняли, что попали в настоящий творческий коллектив, а не в отряд агитпропа?

– Я пришла в журнал в 1970 году. Это было собрание творчески мыслящих, энциклопедически образованных профессионалов. Они не могли позволить себе некомпетентности. Непременным требованием было знание Библии, а для меня, поскольку я пришла работать в отдел ислама, – и знание Корана. У нас еще было такое требование к сотрудникам – знать законодательство о культах досконально. И отстаивать его исполнение – иначе какая была бы нам цена тогда! У нас нельзя было работать, не имея квалификации.

– Ловлю вас на слове. Ведь в те годы для миллионов советских верующих ваш журнал был чуть ли не единственным источником знаний о религии. Читатели даже вырезали ножницами цитаты из священных книг...

– Мы тогда спрашивали пропагандистов атеизма – а их были целые отряды по всей стране – знали ли они, с чем боролись? Зачастую они даже не имели должного представления о жизни верующих. Известный религиовед Лев Митрохин писал в то время: "Если вы боретесь с религией, то вам нужно уметь спорить с Львом Толстым, Достоевским, Ганди, Хьюлетом Джонсоном, Мартином Лютером Кингом". Кроме того, вы должны быть уверены, что верующий, ставший атеистом благодаря вам, будет чувствовать себя в новом качестве счастливее.

– То есть, отказавшись от религиозного смысла жизни, обрести другой – гуманистический. И вообще, если вы хотите что-то противопоставить чужим взглядам, то ваши взгляды должны быть не менее весомыми.

– Конечно. Партийное руководство понимало, что религиозность населения держится на обрядах, и хотели их искоренить, заменить "советскими обрядами"...

– Я помню, как бывший священник Александр Осипов, порвавший с религией, эти "обряды" разрабатывал для ленинградского обкома КПСС. Вместо крестин, например, предлагались октябрины...

– От нас требовали, чтобы мы писали об этих новых обрядах. Мне же было просто интересно писать о мусульманских обрядах – ведь каждый народ, исповедующий ислам, имеет свои обрядовые особенности. И я организовала цикл статей исламоведов о мусульманских обрядах и праздниках. В России тогда вообще было прекрасное исламоведение. Гасым Мамедович Керимов, например, написал уникальную в то время книгу о шариате. В то время мы давали читателям представление о том, что это вообще такое. Последовал донос на нас в ЦК с обвинениями в том, что Брушлинская пропагандирует ислам. Но в итоге вышло так, как написано в Коране. Там есть такое изречение: не ходи по земле горделиво, но смотри себе под ноги. Пропагандисты атеизма тогда говорили: как это так, смотреть все время в землю – ведь это унизительно! А житейская правда восторжествовала – ведь действительно надо всегда смотреть под ноги, куда идешь.

– Расскажите о первых редакторах "Науки и религии" – ведь нельзя не упомянуть, скажем, Владимира Мезенцева...

– Владимир Андреевич Мезенцев продержался недолго – он был главным редактором "Науки и религии" с 1964 по 1968 год, – потому что был очень смелым и даже резким в отношениях с начальством. В какой-то момент он увлекся, так сказать, сверхъестественными явлениями, например телепатией, печатал в журнале Вольфа Мессинга. Это и многие другие его смелые публикации вызывали недовольство "наверху". И тогда на смену Мезенцеву пришел Анатолий Семенович Иванов, которого я уже застала лично. Он возглавлял журнал до 1982 года. Журналистский коллектив принял Иванова, хотя он был партийным работником. Он сумел поддержать творческую атмосферу в журнале, давал людям работать, защищал их от внешних нападок. Он покинул журнал, как только ему исполнилось 60 лет, сказав: "Я больше не могу", – конечно, при этом он имел в виду не нас, журналистов, ему было трудно общаться с "верхами". При этом он умел ценить своих работников – я говорю сейчас о Владимире Владимировиче Шевелеве, который, работая в "Науке и религии" в течение 18 лет, стоял на защите верующих, правдоискателей. Он считал, что верующие находятся в стране в ущемленном положении. Любой местный начальник мог обвинить верующих в нелояльности советской власти. Вот против этого журнал боролся. И этого, видимо, не знал тот нынешний чиновник, с упрека которого мы начали наш разговор.

– То есть вы в советское время выполняли некую правозащитную функцию...

– В 1969 году вышла повесть Владимира Тендрякова "Апостольская командировка", мы ее опубликовали. Ее главный герой – ученый, не отвергающий религию. Смысл был в том, что нельзя никому навязывать ни веру, ни неверие. Наш журнал за эту публикацию очень ругали, в "Известиях" появилась разгромная статья Иосифа Крывелева. Это был такой газетный погромщик, который – не будем сейчас все лакировать – тоже прорывался на страницы нашего журнала. Тогда говорили, что в советском атеизме три "К" – Крывелев, Кочетов и Климович, которые основательно громили соответственно христианство, буддизм и ислам. Все они очень стремились на страницы журнала. Но мы старались так редактировать их статьи, чтобы хотя бы не допускать оскорбления чувств верующих. Конечно, мы выполняли поставленную нам задачу – показывать преимущества научного мировоззрения. Но это не было дикое, воинствующее безбожие. Мы всегда отстаивали свободомыслие в высоком смысле этого слова.

– Вы предлагали модель человека неверующего, агностика – такого гуманиста, в духе Бертрана Рассела...

– Вы правы. Мы не оставляли читателя духовно пустым. Кстати, слово "духовность" появлялось на наших страницах, хотя, может быть, и не в том смысле, в котором его употребляют религиозные люди. Была даже рубрика "Святыни нашей Родины".

– Сейчас привыкли советский период мазать черной краской, но при этом почему-то забывают, что 1970-е годы стали расцветом интеллектуальной мысли. В то время работали великие ученые, исследовались кумранские рукописи. Любой, кто умел читать, мог свободно обо всем этом узнавать. Каждый мог пойти в букинистический магазин и купить там все – от Владимира Соловьева до Мережковского...

– Кстати, при нашем журнале собиралась тогда целая библиотека книг из букинистических магазинов. В ней даже был "Молот ведьм".

– Да, это уникальнейшее издание, которое, кстати, впервые в Советском Союзе было издано в 1930-х годах. Авторы-то были доминиканцы, инквизиторы. Может быть, оно и сейчас нуждается в академическом переиздании и научном изучении...

– Читая номера "Науки и религии" первых десятилетий, видишь, что журнал, несомненно выступая за атеистическое мировоззрение, стремился поставить преграду яростному, нетерпимому атеизму, разделяющему граждан на "наших, советских" и чужих – верующих, с которыми, как говорил Хрущев, "коммунизма не построишь". Журнал стоял на своем: такое разделение безнравственно, оно наносит огромный вред обществу.

Когда наступили новые времена и можно было свободно рассказывать обо всех религиозных учениях, о тайных знаниях, о лежащих "в столах" удивительных открытиях, во главе журнала стоял Владимир Федорович Правоторов – мыслитель, социолог, эрудит. Он виртуозно структурировал этот бесконечный поток новой для читателя информации, отделял жемчужные зерна от мусора, и мы дарили эти зерна читателям, число которых с каждым месяцем росло.

Сегодня маятник качнулся в другую сторону, и теперь атеистов представляют "исчадиями ада", не верить в Бога считается чем-то неприличным. Но мы, как и прежде, остаемся журналом диалога, журналом дискуссий. Союз "и" в названии "Наука и религия" уже не означает противопоставления. Нынешняя наша роль, наша общественная функция, может быть проиллюстрирована словами Тейяра де Шардена: "Наука и религия – это две дополняющие одна другую стороны одного и того же познавательного акта, единственного акта, могущего охватить познание высшего".

– Спасибо вам за интервью и позвольте еще раз поздравить ваш журнал с юбилеем.