Острова между небом и землёй

Разговор о времени и о ТВ мы продолжаем с заместителем генерального директора ВГТРК, генеральным продюсером телеканала "Россия" Сергеем ШУМАКОВЫМ.

ДРАЙВ НЕИЗВЕСТНОГО

– Сергей Леонидович, вы выпускник ВГИКа, по образованию киновед, как исследователь кино вдруг стал его делателем?

– Я пришёл на телевидение в сложное время, в конце 80-х, когда разразился кризис и в кинематографе, и в нашей культуре. Под кризисом я в данном случае имею в виду не что-то идеологическое, а вполне конкретные экономические мотивы: производство кино стало резко сужаться, появились частные компании... По большому счёту исследовать было нечего, но время было яркое и интересное, и я решил, что надо закончить с кабинетной работой и попробовать себя в чём-то, что отвечает вызовам жизни. На тот момент это было телевидение, и я начал всё с нуля.

– Однажды Сергей Муратов, один из создателей советского ТВ, придумавший такие программы, как КВН, сказал, что они шли на телевидение, чтобы делать людей лучше. Романтическая, с одной стороны, фраза, но она была сутью деятельности многих – таковы были идеалы.

– В конце 80-х ТВ было точкой приложения колоссальных политических, экономических и культурных усилий, местом, где явно создавалось что-то новое, вырисовывался новый образ жизни, её новый внутренний код. До этого я интересовался теориями визуальных и вербальных выразительных средств в кино, и захотелось всё это пощупать собственными руками. У меня не было ни одного ярко выраженного романтического лозунга – я очень давно занимаюсь массмедиа и не верю в так называемые высокие идеалы, с которыми люди будто бы сейчас приходят что-то делать в нашей профессии. Предвижу вопрос: почему? Я много раз наблюдал, какими катастрофами заканчиваются попытки превратить хорошие слова и чувства в профессию. Благими намерениями вымощена дорога в ад. Поэтому я избегаю людей, которые романтически настроены в области СМИ, это чрезвычайно опасно и, как правило, по-фарисейски лживо. Как только я вижу, что кто-то в нашей профессии пришёл сделать мир лучше, людей – духовнее и т.д., я знаю, что он пришёл украсть! У меня в этом смысле жуткий инстинкт. Вот наоборот – да, когда человек приходит и говорит: "Я хочу сделать интересную программу или фильм, который предлагает неожиданного героя, неожиданный сюжет", – я начинаю вступать с ним в диалог.

– То есть цель – продукт, который в результате вполне прагматических устремлений или из соображений творческого самовыражения получается интересным?

– Цель – драйв, ощущение жизни, ощущение того, что ты каждый раз делаешь шаг в неизвестное.

ОЩУЩЕНИЕ ПРАВОТЫ

– Насколько я знаю, "Остров" (один из самых известных ваших проектов) не вызывал энтузиазма в Минкульте, но вы настояли именно на этом сценарии, именно на этом режиссёре, который до того ничего подобного не снимал. Что вами двигало?

– Был замечательный внутренний толчок вроде того, который испытывает беременная женщина.

– Говорят, творчество – это единственная возможность мужчины родить.

– Меня поразил сценарий: я ничего подобного не читал и не представлял, что из этого можно сделать кино, и, главное, я не представлял, как его можно сделать. Но ощущение того, что ты уже не один, а нас уже двое: есть что-то ещё, очень сильное, дразнящее. И это ощущение того, что может случиться чудо, – самое сильное. Потом, когда фильм вышел, я с изумлением читал, что это чуть ли не фундаменталистское кино сделано будто бы по заказу патриархии... Конечно, мы просили благословения, потому что дело-то божеское. Конечно, Паша Лунгин работал со священниками, монахами на Севере, которые рассказывали ему, как устроена их жизнь, – но это всё! Никакого мессианства в нашей работе не было. Впрочем, знаете, я помню фразу Паши Лунгина, который на одной из наших встреч сказал то, что меня сразило: "Серёжа, это невыносимо – они всё продают и всё время жрут".

– Это по поводу его жизни во Франции?

– Нет, вообще. Это было сказано ни о ком, но обо всех, и так искренне и сильно!

– А в успех фильма вы верили?

– Нет, не верил, но было ощущение какой-то правоты. В моей профессии важнее чувствовать и угадывать, нежели формулировать.

ПРОДОЛЖЕНИЕ "ПОДСТРОЧНИКА"

– Раз уж мы заговорили о Лунгине, вспомним сериал "Подстрочник", который просто взорвал интеллигентное сообщество: одни восхищались, другие не принимали. Да, были вопросы по поводу политических взглядов героини фильма Лилианны Лунгиной, но какая это потрясающая идея! Человек рассказывает о времени, о себе, о жизни, о стране. Почему эта идея не развивается?

– Во-первых, я вам очень благодарен за вопрос, а главное, за ваши оговорки, которые важнее текста. Вы сказали: не так важны политические взгляды и прочее. Я точно так же, как и вы, был поражён, когда ко мне попал в руки этот фильм. Олег Дорман работал над этой картиной 10 лет. Он шаг за шагом разматывал клубок судьбы этой потрясающей женщины... И я вдруг спустя 15–17 лет после тех катастрофических событий, которые происходили в нашей стране – перестройки, смены режимов и прочее, – увидел абсолютно незамутнённый, высокохудожественный, невероятно трагичный и в то же время чрезвычайно весёлый и личностный образ своей Родины. Меня поразило, что я не был чужим наблюдателем того, что произошло с человеком и с моей страной. Там есть и какие-то вещи, которые не могли не зацепить некоторых радикально мыслящих интеллигентов. В фильме всё-таки очень узкий круг, который жил в пределах не просто Садового кольца, а Арбата, и, казалось, люди этого круга вообще не представляют, что происходит за его пределами... Но именно через этот круг советской интеллигенции прошло столько силовых линий, так всё потрясающе открылось, что я понял: художественный текст большей силы и не придумаешь. Ещё раз говорю, что я благодарен судьбе – опять был толчок. Очень рад, что мои коллеги, друзья и руководители как-то замечательно услышали меня – на них это тоже произвело сильнейшее впечатление...

– Какая-то мистика в этом фильме. Нянька Матрёна внешне поразительно похожа на "главного артиста" Павла Лунгина Петра Мамонова, а внутренне – на его замечательный образ юродивого и святого в "Острове".

– Там есть ещё одна удивительная тема: больные вопросы, на которые очень неохотно отвечают, как правило, из соображений политкорректности. Удивительное сочетание того, что можно было бы назвать русско-еврейской культурой. Ведь таких нянек в таких семьях в Москве было огромное количество. И это создавало поразительный микст языка и нравов... Вы правы, последняя серия с нянькой в этом смысле одна из самых сильных...

– И всё же о, так сказать, продолжении "Подстрочника". Я пять часов в эфире "Русской службы новостей" беседовал с Валентином Фалиным, блестящим интеллектуалом и великолепным рассказчиком, который был не только свидетелем, но и участником важнейших событий второй половины ХХ века...

– Сама идея личностного взгляда на свою жизнь, на судьбу страны, конечно, хороша. Сейчас в работе, на мой взгляд, блистательная история директора Пушкинского музея Ирины Антоновой. Удивительно, но она почти в деталях совпадает с биографией Лунгиной. И в то же время это совершенно другая жизнь, другой взгляд на историю нашей страны. Мы ведём переговоры и с Валентином Михайловичем Фалиным. Это феноменальная фигура – одна из самых загадочных и самых достойных – это человек, который так много знает и так достойно живёт все эти окаянные годы... Мы надеемся, что нам удастся его разговорить и тоже сделать какую-то яркую совместную работу.

ВИЗАНТИЙСКИЕ УРОКИ

– Я очень рад это слышать, надеюсь, тема расширится и захватит не только медийные фигуры. Помните, как у Пушкина: "Стариков когда-нибудь (Жаль, теперь нам не досужно) Надо будет помянуть – Помянуть и этих нужно..." Теперь о "Византийском уроке", тоже (как и многие фильмы вашей замечательной документальной сетки) вызвавшем бурю споров. Вас готовы были разорвать на части, причём и левые, и правые. Может быть, и задача была такой – вызвать огонь на себя? Теперь, когда страсти улеглись, как вы ощущаете значимость этого проекта?

– Спасибо, что вы вспомнили эту картину, потому что, как мне кажется, она была очень знаковой не только в истории нашего телевидения, но и в истории общественной мысли. Что я имею в виду? Во-первых, сейчас – чудовищный дефицит слов, понятий, смыслов. Очень трудно описать ими то, что с нами происходит. Фильм "Гибель Империи" предложил свой "иноязык". В значительной степени именно это взорвало общественное мнение – язык оказался очень удачным и острым. Я не знаю, кто ещё на сегодняшний день решился бы в терминах Византии описывать нынешнюю ситуацию, а по отношению к истории используется современная лексика ("олигархи", "кризис", "стабилизационный фонд", "преемник").

Во-вторых, был нарушен жёстко евроцентрический взгляд на историю, при котором все главные события произошли в районе Апеннинского полуострова, а потом весь мир правильно развивался, продуцируя некие юридические, экономические и социальные открытия, сделанные в Европе. Для нашей страны, которая находится в очень сложном геополитическом положении, важно видеть всё более широко. И этот фильм задал такой вектор. И ещё: это было сделано талантливо и профессионально. Вот два аспекта, которые и создали эту воронку интереса.

– В фильме была скрытая критика потребительского общества. Как будто ставился вопрос: стоит ли нам так уж, задрав штаны, бежать за западными странами, которые к тому же сейчас находятся в кризисе?

– Я по образованию и профессии не идеолог и не публицист, поэтому в этом смысле у меня взгляд обывателя, человека, который живёт в России, любит Россию, испытывает, в общем, не очень радостные чувства по поводу того, что в ней иногда происходит. Но я не плюну в сторону Запада потому, что европейская культура создала великие образцы социальной и художественной жизни. В значительной степени мы, русские, являемся цивилизованной нацией именно потому, что мы наследовали через Византию эту традицию напрямую. Вы правильно задали вопрос о модели потребительского общества, да, мы неизбежно наследуем всё хорошее и всё плохое, что приходит к нам с Запада. Но я хотел бы обратить внимание на ту сложнейшую композицию, которая сегодня выстраивается в мире, ведь очень серьёзные сигналы идут и с Востока. Модель сингапурского, китайского общества и та стремительность, с которой развиваются технологии и социальные программы на Востоке, ставят нас в очень сложное положение. Суть его заключается в том, что нам нужно выбирать не между Востоком и Западом, а между верхом и низом. Между небесами и землёй. Называя вещи своими именами, потребление – это идеология низа, земли. Да, на потребление работают все экономики мира, но это не может быть доминирующим фактором. Восток и Запад демонстрируют нам и потрясающие образцы вертикальной культуры, небесной, горней идеологии, которые мы должны чётко отслеживать. И думаю, что будущее мира и наше будущее всё-таки там.

БЕЗ ИДЕОЛОГИЧЕСКОЙ ТУФТЫ

– Вопрос, связанный с "Бумажным солдатом" и многими не вашими проектами, которые условно назовём депрессивными...

– "Бумажный солдат" депрессивный? Ничего подобного, это невероятно светлая, пронзительная и очень для меня счастливая картина – здесь тоже был толчок. Объясню: можно предположить, что вы помните день своего рождения, но практически невозможно допустить, что вы отчётливо и ясно себя представляете за месяц, даже за день до рождения. Этот пример показывает, каким образом мы воспринимаем себя в истории. Все мы прекрасно помним, даже тот, кто не участвовал в этом потрясающем событии, – 12 апреля 1961 года...

– Алексей Герман-младший заглянул в ту эпоху сегодняшними очень унылыми глазами.

– Ничего подобного! Он представил себе: а что было 11 апреля? Что чувствовали люди, которые ещё не знали, что в космос можно летать? До того как началась история, до того как родилась легенда. Это очень трудно пережить и представить. И возникает самый сильный вопрос: а какой ценой мы платим за то, что после 11 апреля наступает 12-е? Что происходит на этом рубеже? Картина без всякой идеологической туфты показывает, каким образом рождается космос в душах и в головах людей. Когда взлетает эта фантастическая ракета и умирает главный герой, на этом разрыве возникает чистая трагедия. Это не депрессивность: последний толчок сердца, выталкивающий кровь, вытолкнул Гагарина в космос. Вот про что картина. Она не имеет никакого отношения к тому ряду – я с вами абсолютно согласен – тупых, мрачных, депрессивных и что самое главное, закрывающих горизонт фильмов.

ТУПИКИ КОНКУРЕНТНОЙ БОРЬБЫ

– Недавно было заявлено, что канал "Спорт" будет преобразован: спорта по разным, вполне объективным причинам будет меньше, а завоёвываться будет молодая аудитория. Создаются специальные передачи, фильмы. Какие? Я очень боюсь, что будет так, как на Первом канале, извините, что я вспоминаю ваших жёстких конкурентов, которые массово перетаскивают звёзд ТНТ к себе, подтягивая молодёжную аудиторию.

– Эта аудитория, к сожалению, завоёвывается только таким способом – другого нет. Вы знаете, что эта проклятая кнопка устроена так, что если я не хочу, то не смотрю. Поэтому давайте начнём с самого простого и с самого понятного. Молодёжь, о которой и вы, и мы так переживаем, она вообще не смотрит телевизор в том объёме, на который мы рассчитываем.

– Прошу прощения, Сергей Леонидович. Я беседовал со многими ребятами, которым 11 и больше, вот они как раз смотрят всякие "Дома-2", которые ориентированы, как говорят продюсеры, на более старшую аудиторию, но смотрят-то её дети, на которых действительно подобные программы влияют. Кто-то не станет это смотреть, а они, лазая по каналам, остановятся там, где запретный плод наиболее сладок.

– Во-первых, профессиональная этика не позволяет мне обсуждать моих коллег. Второе: идея создания канала, который был бы обращён к молодёжной аудитории, на мой взгляд, должна вызывать оптимизм, потому что это возможность всё-таки выйти из того, справедливо вами подчёркиваемого тупика, в который зашло сегодня телевидение. Это – детская сказка про бычков, которые сошлись на узенькой дорожке, и ни туда, ни сюда, потому что исчерпаны все возможности. Появление параллельных каналов – это возможность открыть новые форматы и найти правильные решения для того, чтобы конкуренция развивалась не по такому жёсткому сценарию.

– А ведёт ли вообще конкурентная борьба на ТВ к улучшению качества?

– У кого-то это вызывало улыбки, но когда президент сказал, что у нас сегодня лучшее телевидение в мире, то он был абсолютно прав, я очень хорошо знаю зарубежное ТВ.

– В мире большие ограничения, там общественные советы...

– Нет там ограничений, каких бы не было у нас, мы уже дожили до той счастливой эпохи, когда обязательно поднимется какая-нибудь женщина на какой-нибудь передаче и скажет, что у нас в стране секса нет. Где этот секс? Где вы его видели, простите за прямоту? Основные федеральные каналы демонстрируют такую изворотливость и пуританскую мораль...

– Не буду приводить примеры, но их много.

– Во всяком случае, я говорю о каналах, за которые я частично несу ответственность. У нас ничего подобного никогда не появлялось и появиться не может.

– У вас да, а рейтинг выигрывает тот, у кого появляется.

– Не согласен, потому что сегодня "счастье" порнографического дурмана всё равно находится в нишевых и достаточно доступных формах от Интернета до DVD. Это публичное фрондёрство, если что-то такое появляется на федеральных каналах, прежде всего чтобы подразнить, задеть. Не буду говорить, но это целая методология продвижения передач, которые появились в последнее время. Они оскорбляют общественное мнение? Но если вы пойдёте в суд, то поймёте, как хитро и тонко это сделано, там ни за одну запятую вы не зацепитесь. Там есть намерение, но нет действия. Это вопрос развития телевизионной этики, к которому надо относиться более философски и спокойно.

– Я именно так и отношусь... Жалко только деточек, мальчиков да девочек, у которых нет того иммунитета, который есть у нас.

– Вынужден с вами согласиться, хотя думаю, что жизнь преподносит каждый день куда более сложные уроки для подрастающего поколения. У нас недавно была программа "Специальный корреспондент" с Марией Ситтель, которая рассказывала о наркотическом притоне, существующем 10 лет. Не в Урюпинске, а в Санкт-Петербурге! Огромное количество детей видит всё это. Каким образом может воспитываться и определяться нация? Какой урок можно извлечь? Только один – мы все абсолютно беззащитны. Так странно устроен человек и такие сложные отношения между ТВ и жизнью сегодня, что всё время хочется улучшить ТВ, а вообще желательно улучшить жизнь. И тогда всё встанет на свои места.

– И в этом тем не менее очень велика роль ТВ. В заключение вопрос, который, может быть, надо было задать в самом начале. Чем ВГТРК, канал "Россия" отличаются от других каналов?

– Только одним – чувством социальной ответственности. Как бы тяжело и как бы остро нас ни критиковали, я смело могу сказать, что каждый день, каждый год, всё время, когда я работаю на этом канале, я вижу, какую невероятную работу проводят программисты, социологи, для того чтобы сбалансировать канал: социальные обязательства, развлечения, просвещение – удержать зрителя в этом поле острейшей конкурентной борьбы, не отказавшись ни от какого бы то ни было из достижений. Просто перечисляю: "В круге первом", "Идиот", "Ликвидация", "Завещание Ленина", "Штрафбат", "Мастер и Маргарита", "Исаев", "Тарас Бульба"... Мы сейчас делаем огромный проект под названием "Достоевский", готовим невероятно интересный проект по Булгакову. Наша цель – делать полноценное, культурное, современное и сбалансированное телевидение. Вот этим и только этим отличается ВГТРК от всех остальных компаний.