Митрополит Ташкентский и Среднеазиатский Владимир – глава огромной епархии, размещенной на территории четырех государств: Узбекистана, Киргизии,Туркменистана и Таджикистана
В беседе с корреспондентом "РГ" Митрополит Владимир рассказывает о взаимоотношениях православия и ислама, борьбе с наркобизнесом и многих других проблемах.
Ваххабизм – не ислам
Российская газета: Владыко, по-вашему, экстремизм связан с исламом?
Митрополит Владимир: Около 20 лет я служу в странах Средней Азии, где большинство людей исповедуют ислам. Смею полагать, что сегодня разбираюсь в исламе получше иных, дерзающих распространять об этой мировой религии всяческие предубеждения. Потому хотел бы напомнить: любая клевета, в т.ч. и на ислам, – смертный грех, который может привести к тяжким кровавым последствиям.
РГ: А в чем, собственно, клевета? Разве не под крики "Аллах акбар!" недавно убивали наших солдат в Чечне, взрывали жилые дома, минировали школы, театры, стадионы? Разве не мусульмане устроили резню в Косово, уничтожая своих же соседей только за то, что они – православные? А бен Ладен, напавший на Нью-Йорк, кто – иудей?
Владимир: Бен Ладен – террорист, вождь международного ваххабизма. Никакого отношения к исламу террористы не имеют. Такие люди вообще вне религии. Они – нелюди.
РГ: И ваххабиты?
Владимир: А что такое ваххабизм? Мусульманская ересь, которая возникла в XIX веке на Аравийском полуострове под лозунгом: "Очистим ислам от суеверий!". Основоположник ваххабизма Муххамед Абд аль-Ваххаб посчитал "суеверием" все труды мусульманских ученых и вообще все, что происходило в мусульманском мире на протяжении многих веков. Но вот пришел он, "Мухаммед-второй", изобрел свой шариат и этим "очистил" веру.
При выходе ваххабитов за пределы Аравии выяснилась их главная "тайна". Оказывается, "истинные мусульмане" – это только они сами, а остальные для них – "неверные". Отсюда и лозунг – "Убей неверного!". Подобного рода сентенций нет ни в Коране, ни в других классических мусульманских источниках. Потому абсурдно считать терроризм мусульманским явлением.
РГ: Однако некоторые политологи, особенно западные, сегодня прямо говорят о неизбежности столкновения христианской и мусульманской цивилизаций. Насколько, по-вашему, реальны такие пророчества?
Владимир: О чем же им еще говорить, если миф об исламской угрозе человечеству порожден именно западной пропагандой и коренится в ближневосточном конфликте. Правда, и в России слышны подголоски антиисламской идеологии. А сущность пропагандистской подмены в том, что на ислам возлагается ответственность за преступления тоталитарной секты ваххабитов. Потому я не устаю повторять: надо отличать вероучение от его извращений, от каковых не застрахована никакая религия.
Ислам называют религией Справедливости, православие – религией Любви. Глубинная сущность расхождений – вопрос о том, какая из этих двух великих добродетелей должна главенствовать, и этот вопрос может быть разрешен только в вечности Божией. Но здесь, на земле, Справедливости не о чем спорить с Любовью.
РГ: Выходит, сам по себе ислам исторически бесконфликтен?
Владимир: Нет, почему же, в истории ислама зафиксировано немало конфликтов на религиозной почве – с римо-католицизмом, к примеру, несторианством, протестантскими конфессиями. Но конфликтов между православием и исламом в Центральной Азии не возникало никогда.
РГ: А то, что недавно происходило в Чечне, Косово, вы как назовете?
Владимир: Это не религиозные столкновения, а следствие ваххабитских провокаций и национальных спекуляций. Тут, мне кажется, уместно напомнить Коран, в котором предписано особое расположение к христианам: "И ты, конечно, найдешь, что самые близкие по любви к уверовавшим те, которые говорили: "Мы – христиане!" .
Одной из основных добродетелей в православии почитается смирение. Православные всегда жили в мире и дружбе с мусульманами именно потому, что не превозносились, в отличие от представителей других конфессий, не пытались силой навязать свои убеждения.
РГ: У мусульман есть еще такое понятие, как джихад. Насколько, по-вашему, священна эта война?
Владимир: Джихад – это уже карта националистов. Но и они не имеют религиозного права на объявление джихада, мусульманской "священной войны". В Коране указано, когда и по отношению к кому это должно происходить: джихад мусульмане могут объявлять лишь тем, кто сражается с ними из-за религии и изгоняет их из жилищ. Так же и в православии почитается святым делом защита веры, ближних, Родины. Использовать же лозунг "священной войны" в национальных целях есть спекуляция на религии, противная Богу.
В исламском окружении
РГ: Наверное, вам, православному иерарху, непросто служить в исламском окружении?
Владимир: Это – специфика моего служения. Кстати, ведь я митрополит не только Ташкентский. В связи с тем, что епархия располагается на территории четырех государств, мне приходится иметь разные титулы. Если приезжаю и служу, к примеру, в Киргизии, то я Бишкекский и Среднеазиатский, ну и так далее. Но общий титул у меня единый – митрополит Ташкентский и Среднеазиатский. Московской патриархии, естественно. Но Средняя Азия – это не только ислам, но и озарение верой Христовой. Еще святой апостол Фома проповедовал в этих краях, а в Самарканде рукоположил несколько епископов. Первые письменные упоминания о христианской церкви относятся ко II веку. В Туркестане найдено множество памятников древнего и средневекового христианства. А в империи эфталитов, куда в V-VI веках входила вся современная Средняя Азия, христианство вообще было объявлено государственной религией.
РГ: Почему же христианская вера уступила свои позиции?
Владимир: Так получилось, что средневековое христианство в Центральной Азии было искажено. С IV века в Церкви Персии возобладало несторианство. Православным оставалось только Хорезмийское архиепископство, входившее в состав Антиохийского Патриархата, которое имело прямые связи с Византией и Русью. В VIII веке началось завоевание этого края арабами, они и принесли с собой ислам. Но в конфликты с христианами не вступали. Ведь согласно Корану христиане считаются "людьми Книги". В Арабском халифате выдвигались несторианские ученые и врачи, христиане занимали высокие государственные посты. Резиденция католикоса-патриарха находилась в Багдаде. Но ислам все больше распространял свое влияние.
РГ: Обошлось миром?
Владимир: Миром все-таки не получилось. Несториане, как и любая секта, стали заниматься миссионерством среди мусульман, что привело к конфликту. Терпению местных правителей-мусульман наступил конец, и несторианские общины под Самаркандом были уничтожены.
В истории религий случались и такие трагедии. В Туркестан христианство вернулось лишь в середине XIX века, когда к Российской империи добровольно присоединились Казахстан и Киргизия. В 1871 году при ташкентском госпитале был основан первый храм. Накануне революции православные храмы и соборы открылись во всех русских поселениях. Но тут случилась новая беда – большевистский террор обрушился как на православие, так и на мусульманство Средней Азии. Были расстреляны, сосланы, погибли в лагерях тысячи священников, взорваны сотни храмов и мечетей.
РГ: Однако Ташкентская кафедра выжила. Насколько известно, именно в то лихолетье ее возглавил блестящий богослов и хирург епископ Лука.
Владимир: Совершенно верно: в конце 20-х из сибирской ссылки будущий Святитель вернулся в Ташкент. Послужить удалось немного, через год его снова арестовали. Потом опять выпустили. Во время Великой Отечественной епископ-хирург провел сотни сложнейших операций, спасая раненых защитников Отечества. Даже власть "убежденных атеистов" была вынуждена признать его заслуги и духовный подвиг. За свой научный труд "Очерки гнойной хирургии" Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий – так величали его в миру – получил Сталинскую премию. Рассказывали, что на правительственном приеме в Кремле вождь, бывший когда-то семинаристом, ухмыльнувшись, спросил епископа Луку: "Ну что, хирург, ты много операций сделал, а видел ли ты когда-нибудь человеческую душу?" И получил ответ: "Мне много раз приходилось делать операции на голове и вскрывать черепную коробку, но я никогда не видел ума. А мы знаем, что ум существует, – так, говорят".
РГ: Когда же возглавили Среднеазиатскую епархию вы?
Владимир: На Ташкентскую и Среднеазиатскую кафедру я был призван 20 июля 1990 года Указом Святейшего Патриарха Алексия II. Это же был самый разгар политических смут, вызванных "перестройкой". Так получилось, что в Ташкент я прибыл после паломничества в Грецию и на Святую Гору Афон. Там жара стояла за 30, очень трудно дышалось. В Ташкенте оказалось еще жарче – плюс 40, но дышалось намного легче, и это я посчитал добрым предзнаменованием. К тому же приехал в канун праздника Успения Божией Матери. Уже наутро служил Литургию. Благоговейность и ревностность ташкентской паствы, заполнившей весь храм и двор собора, произвели на меня самое отрадное впечатление.
РГ: Власть приняла вас столь же благосклонно?
Владимир: Жаловаться грех. Вскоре я понял, что в Средней Азии открылось широкое поле для православия. Между прочим, здесь гораздо легче, чем в России, без тяжб и скандалов, верующим вернули храмы, уцелевшие после большевистского варварства. Во всех наших начинаниях энергичное участие принимают главы государств Средней Азии. Так, президент Узбекистана Ислам Каримов по первой же просьбе распорядился выделить землю для строительства Православного духовно-административного центра в Ташкенте. По указу президента Кыргызстана Аскара Акаева был зарожден Православный духовный центр в Бишкеке. Выстроили прекрасное здание епархиального управления, возвели новый придел Бишкекского Воскресенского собора, была выделена территория для нового собора князя Владимира. Приснопамятный президент Туркменистана Сапармурат Ниязов, помнится, сам выбрал и подарил православной церкви для строительства Воскресенского собора и Духовного центра один из красивейших участков Ашхабада. Всегда внимателен к нашим нуждам и сменивший его на высоком посту Гурбангулы Бердымухаммедов. Таджикский президент Эмомали Рахмон также делает всё, чтобы интересы нашей веры не страдали.
Убежден: у православия в Средней Азии светлое будущее. Здесь живут около двух миллионов русских, и они не собираются никуда уезжать – тут их родина, их корни, в этой земле похоронены их близкие. Нелепо смотреть на них как на каких-то "заложников". Напротив, это "золотой фонд" России, они – носители русского духа, залог дружбы между нашими государствами, мира и спокойствия.
Кого ждут мешки с ядовитыми змеями
РГ: Согласитесь: до мира и спокойствия как в Азии, так и других частях света пока далеко. Уж слишком много угроз несет всем нам сегодняшнее бытие. Чего стоит проблема наркоугрозы! Как вы считаете, насколько правы эксперты ООН, определяющие сегодня Среднюю Азию как международный центр наркоторговли и наркотрафика? Ведь они утверждают, что 80 процентов героина, потребляемого в Западной Европе, поступает из Афганистана и Пакистана по возрождаемому древнему Великому шелковому пути, существенная часть которого проходит по территории вашей епархии.
Владимир: Спорить не стану: ООН – серьезная организация. Наркотики же – общечеловеческое зло. Ислам воспрещает своим последователям употреблять даже алкоголь, а уж к наркотикам относится совершенно непримиримо. Согласно трактовке целого ряда сур Корана, наркоделец приравнивается к отравителю, а наркоман – к самоубийце. Первый, по действовавшим во времена "четырех праведных халифов" нормам шариата, должен был быть зашит в мешок с ядовитыми змеями и утоплен в стоячей воде. О втором сказано в хадисе: "Тот, кто убил себя какой-либо вещью, на Страшном Суде будет казним этой вещью", т.е. наркоман обрекается на вечную "ломку" в адской бездне. Ни наркоман, ни тем более наркоделец правоверными мусульманами быть не могут. Мусульманство по сути своей религия трезвенная.
РГ: Кто же тогда занимается наркобизнесом?
Владимир: Восток не только дело тонкое, но и разноликое. У меня в первую очередь перед глазами пример Узбекистана. Тут оптовая наркоторговля расценивается как особо тяжкое, а розничная – как тяжкое преступление. Местный криминалитет давно понял, что в этой сфере больше потеряешь, чем найдешь. Потому, наверное, сегодня в Узбекистане самый низкий уровень наркотизации среди стран СНГ. Я вообще считаю, что Узбекистан для Центральной Азии – это оплот борьбы с терроризмом и наркобизнесом, а попытки США опорочить эту защиту весьма показательны.
РГ: Разве американцы против борьбы с наркобизнесом? Ведь они так яро и настойчиво декларируют эту необходимость.
Владимир: К сожалению, современный мир так устроен, что самые расчудесные слова далеко не всегда совпадают с делами. Начиная войну против талибов, США обещали покончить не только с терроризмом, но и с главной его экономической составляющей – афганской наркомафией. Что же произошло на самом деле? Оккупировав Афганистан, они уподобились "крыше", под защитой которой местные наркобароны ставят все новые рекорды по производству героина. Кстати, львиная доля "белой смерти" именно оттуда до сих пор поступает в Россию. По экспертным оценкам, через северный маршрут, а значит, через страны Центральной Азии в Россию и дальше в Европу проходит до 70 тонн героина в год. При советской власти, между прочим, этого "добра" проходило меньше в разы.
РГ: Почему же так происходит?
Владимир: После оккупации возглавляемое США западное сообщество сулило Афганистану золотые горы для создания цивилизованной экономики, однако правительство Карзая получило лишь жалкие крохи. Где обещанные заводы и фабрики, где сельское хозяйство, производящее пищу, а не отраву? Еще во времена господства "Талибана" президент Раббани говорил: "Мой народ доведен до такого положения, когда для него нет другой работы, кроме занятия наркотиками".
РГ: Но именно в те времена – в середине 90-х – мне довелось встречаться с министром обороны Афганистана Ахмад Шах Масудом в его родовом поместье в Панджшерском ущелье. Так вот, на мой прямой вопрос, признают ли они наркотики как средство выживания своего народа в сложнейшей экономической ситуации, он лишь покачал головой. "Что он хотел этим сказать?" – спросил я нашего переводчика. Побледневший от страха знаток всех диалектов фарси прошептал лишь одно: "Сейчас нас повесят. Здесь о таком не спрашивают". Кстати, мой вопрос о наркотиках он переводить отказался. На что Масуд лишь усмехнулся: он прекрасно все понял, потому как русским владел неплохо. До сих пор не пойму, что же он мне ответил.
Владимир: С Ахмад Шах Масудом мы не встречались, но я много о нем наслышан и весьма лестного. Он был не только бесстрашным воином, но и дипломатом искусным.
РГ: Но разве только в американцах источник наших бед и проблем?
Владимир: Нет, конечно. Самое ужасное, что в России до сих пор не дано должной оценки наркоугрозе. Политики, законодатели, общество – где они?
Из досье "РГ"
Митрополит Ташкентский и Среднеазиатский Владимир, в миру – Василий Захарович Иким, родился в 1940 году в Каларашском районе Молдовы в крестьянской семье. По окончании школы поступил в Одесскую духовную семинарию, откуда был призван в армию. Окончил Московскую духовную академию. Служил настоятелем храма, подворья, представителем Патриарха Московского и всея Руси в Карловых Варах. В 1985 году посвящен в сан епископа Подольского, викария Московского Патриархата. В 1988 году – начальник штаба по проведению празднования 1000-летия Крещения Руси, зампред Отдела внешних церковных сношений. В 1990 году назначен на Ташкентскую и Среднеазиатскую епископскую кафедру. Член оргкомитета мирового общественного форума "Диалог цивилизаций".
Источник: Российская газета – неделя
