Раннее старообрядчество в Латвии

История расселения старообрядцев на этнической территории Латвии рассматривалась в трудах ряда авторов. В 30-х гг. ХХ в. к этому вопросу обращались А. Волович 1, И. Заволоко 2 и другие. Из современных исследователей проблеме появления и становления старообрядчества в Латвии значительное внимание уделено в работах А. Завариной 3, А. Подмазова 4, З. Зимовой 5, В. Никонова и других. Эти же проблемы затрагивались в трудах некоторых латышских историков, таких как М. Скуениек 6, А. Шилде 7, Х. Строд 8 и других.

В то же время ряд аспектов этой проблемы все еще не получил достаточного освещения в литературе и требует дальнейшего изучения. К тому же опубликованные в настоящее время работы выходили крайне ограниченными тиражами и мало доступны читателям.

Актуальность таких публикаций повышается в связи с тем, что в условиях разгула русофобии навязывается мысль о том, что длительное совместное проживание латышей и русских является мифом, что если русские и появлялись в Риге, то это были всего лишь бурлаки, которые тратили заработанные деньги в кабаках на водку и на проституток, а возвращаясь домой без гроша в кармане, грабили несчастных латышей (например, В. Зариньш 9).

Появление старообрядцев на территории Латвии было вызвано обострением социальных противоречий в Русском государстве в середине XVII века, борьбой вокруг церковной реформы и жестокими репрессиями против сторонников дореформенного православия, что привело к массовому бегству последних на окраины государства и за границу.

Значительная часть территории Латвии, в особенности Латгалия, входившая с 1581 г. в состав Речи Посполитой и герцогства Курляндского, в середине XVII века была сильно опустошена в ходе русско-польско-шведской войны. С 1657 по 1661 гг. в Курляндии свирепствовала эпидемия чумы. В результате резко сократилась численность населения, многие земли были заброшены и превратились в пустоши. В этих условиях землевладельцы были крайне заинтересованы в притоке работников и всячески поощряли переселение, которое стимулировалось на государственном уровне. Так, польский король Ян Собеский уздал указ "О свободном жительстве раскольников в польских пределах..." 10.

На бегство старообрядцев на территорию нынешней Латвии уже в середине XVII века указывают несколько источников. Но это документы более позднего периода и ранняя дата переселения в них точно не указывается. В этой связи особую ценность представляет летопись "Дегутская хроника" 11. Согласно документу первые организованные группы старообрядцев появились в герцогстве Курляндском в 1659 году, а в 1660 году около г. Динабурга в деревне Лигинишки ("от града Динабурга сущи яко три поприща") был построен молитвенный храм – первый "древлеправославного христианства". В настоящее время это место находится в черте г. Даугавпилса, в 2003 году здесь был установлен памятный крест 12. В летописи указана и причина переселения – религиозные гонения ("от патриаршего гнева побегоша") 13. Согласно исследованиям В. В. Никонова, проведенным в архивах Латвии, России, Белоруссии, приблизительно в это же время появляются старообрядцы и в Латгалии. По некоторым источникам уже в 1659 году старообрядцы проживали в деревне Войново (община существует до нстоящего времени и является старейшей в Латвии). В 1673–75 гг. основывается община в д. Ломы (Прейльский р-н).

Приведенные выше даты являются исходной точкой отсчета истории старообрядчества в Латвии. С этого времени старообрядцы постепенно расселяются в Латгалии и Герцогстве Курляндском. Это подтверждается и хранящимися в архивах аналитическими записками ряда царских чиновников, которые пользовались при их составлении уже исчезнувшими к настоящему времени источниками. Так, говоря о восточной части Латвии и Эстонии, царский чиновник Крегер считает достоверным, что в конце XVII века здесь "жили во множестве раскольники" 14. Известно также, что еще в 1692 г. новгородские старообрядцы посылали одного из видных руководителей Феодосия Васильева "за польский рубеж" (куда входила и Латгалия) для "обличения отступников", желавших вернуться в православие 15.

Уже в конце XVII века сложилась и в дальнейшем совершенствовалась определенная система переправки беглых за границу Русского государства. Как пишет один из исследователей раннего старообрядчества П. Д. Иустинов "...дорога из новгородских пределов в Польшу была торная, и немало до Феодосия прошло и проехало по ней христиан и в одиночку и большими толпами" 16. Но именно с Феодосием связана наиболее значительная волна первоначального переселения старообрядцев на территорию нынешней Латвии.

Феодосий Васильев к девяностым годам XVII века стал широко известен среди старообрядцев, был одним из руководителей тайных новгородских соборов 1692 и 1694 гг., много путешествовал по селам и городам не только "в Росии сущия, но и в Немецких и Польских владениях лежащия" 17. В этих краях Феодосий приобрел значительное влияние и, как сообщает чиновник по особым поручениям Министерства внутренних дел Самарин, "увлек за собою лифляндских раскольников, которые прозывались его именем" 18.

Выходцы из русского государства проживали на территории Латвии в течение нескольких веков еще до раскола. Первоначально это были купцы и их работники, а также различного рода беглые. Периодически здесь строились православные церкви, в которых служили священники, назначаемые из Пскова и Полоцка. Со времени раскола беглые старообрядцы входили в контакт с уже проживающими здесь с более древних времен православными. Другим контингентом живущих здесь русских были последователи различных еретических движений, бежавшие от репрессий на религиозной почве. Например, историк М. Скуениекс считает достоверным, что последователи еретических движений еще в середине XVI века основали поселение на левом берегу Даугавы напротив Крейцбурга 19. Спустя сто лет, когда поселение разрослось за счет притока беглых, в том числе старообрядцев, герцог Якоб в феврале 1670 г. даровал ему права города (ныне Екабпилс) 20.

Проживание на территории Латвии последователей бежавших из Русского государства еретических движений подтверждается множеством источников. Так, один из исследователей раннего старообрядчества А. Журавлев, утверждает, что последователи еретических движений "во множестве за шведскую и польскую границу разбежались и в Курляндии поселились, где и ныне под именем старообрядцев существуют" 21.

Старообрядцы, естественно, никакого отношения к прежним ересям не имели. Но бежавшие из Русского государства так называемые "еретики", проживали разрозненными группами, а в чисто религиозном плане не отвергали правславия в целом и сравнительно легко могли ассимилироваться более организованными и более подготовленными в области догматики старообрядцами.

Таким образом, еще до начала переселения старообрядцев на территорию Латвии здесь уже находился значительный контингент, являвшийся объектом для проповеднической деятельности последователей Феодосия Васильева, с именем которого связан важный период истории старообрядчества. Феодосий Васильев по праву считается основоположником одного из течений в старообрядческой беспоповщине. Раннее старообрядчество в Латвии было именно федосеевским течением, и таковым оставалось до начала XIX века. И только в первой половине XIX в. начинается постепенная трансформация федосеевского толка в поморский.

Таким образом, с середины и до конца XVII в. идет первая волна переселения старообрядцев на территорию нынешней Латвии. Этот период характеризуется доброжелательным отношением местных властей и землевладельцев к переселенцам, свободой вероисповедания, началом строительства старообрядческих храмов, налаживанием и укреплением связей между общинами, высокой интенсивностью трудовой деятельности их членов. Первоначально старообрядцы селились преимущественно в сельской местности, занимались земледелием, рыболовством, кустарными промыслами, перевозкой грузов, проводкой судов по рекам и т. д. Вторая волна бегства старообрядцев из России была обусловлена воздействием нового комплекса факторов периода правления Петра I .

После возвращения в 1693 году из-за границы Петр I начинает осуществлять свои реформы, которые тяжелым бременем легли на народные мсассы. Была увеличена подушная подать – основной налог того времени. Кроме того, без конца появлялись указы о новых налогах и поборах для ведения войн, на строительство дорог и каналов, на строительство Санкт-Петербурга, Таганрога. Крестьяне должны были дополнительно поставлять провиант, фураж; их постоянно мобилизовывали на различные строительные работы и лесоразработки, реквизировали лошадей и скот. Рекрутские наборы в армию и флот также подрывали крестьянские хозяйства, вырывая из них наиболее работоспособную молодежь. Но даже при мобилизации мужчин из крестьянских семей в армию размер налогов на семью оставался прежним.

В результате проведения реформ за счет народных масс крестьяне, – по словам выдающегося публициста и экономиста того времени И. Т. Посошкова, – "от несносных поборов во всеконечную нищету пришли" 22.

В еще более тяжелом положении оказались старообрядцы. Старая вера была Петру ненавистна. Со старой верой был связан стрелецкий бунт, астраханское восстание, восстание К. Булавина, уход в Турцию атамана Некрасова с последователями. Старая вера являлась наглядным выразителем политической оппозиции государству. Ее последователи противились Петру в большом и малом: не признавали ни официальной государственной религии, ни верховенства светской власти в делах религиозных. Это противоречило установкам Петра, согласно которым власти светская и духовная должны были быть сосредоточены в одних руках, а церковь – стать составной частью государственного аппарата и безоговорочно служить самодержавному монарху. Отступление от государственной религии Петр рассматривал как проявление политической неблагонадежности. Старообрядцы же отказывались принять новшества, вводимые даже на бытовом уровне: они отвергали новую одежду, бритье бороды, курение и т. д., видя в них посягательства на прежнюю веру, культуру, обычаи.

Однако характер взаимоотношений между старообрядческими организациями и государством при Петре I со временем несколько видоизменялся. При все своей неприязни к старой вере, в которой он видел препятствие на пути преобразований, будучи довольно трезвомыслящим прагматиком, Петр I отказался от прямолинейного и крайне жесткого курса своей сестры царевны Софьи. Ее драконовкие "Статьи" больше не действовали. Старообрядцы получили право легализовать свое существование. Но взамен они должны были платить двойной налог, откупать право ношения бороды, носить особую одежду и т. д. Как и прежде они были лишены практически всех гражданских прав. А в экономическом отношении их положение стало просто безвыходным.

При Петре I происходило не только обострение социальных противоречий, но усиливались и эсхатологические настроения. Появляются и распространяются рукописи, в которых царь отождествлялся с антихристом. Доказательства приводились веские и понятные для всех ("В книгах писано, – утверждает одна из рукописей, – что при антихристе людям будут великие тягости") 23. Характерно, что эсхатологическая пропаганда находила поддержку и в церковных кругах официального православия. Этой же цели служили всевозможные легенды о чудесах, небесных знамениях, обновляющихся и плачущих иконах и т. д. Таким образом, и среди православных широко распространялись настроения, созвучные со старообрядческими. К этому времени в старообрядчестве уже окончательно сформировалась идея о необходимости бегства от антихриста. Поток беглых старообрядцев захватил и некоторых православных, которые в значительной части сливались с последователями "старой веры".

Масштабы бегства впечатляли. С 1716 года периодически стали проводиться ревизии (переписи, учет) старообрядцев для обложения их двойным налогом. При этом четко прослеживались две закономерности. Во-первых, численность "записанных в раскол" оказалась крайне ничтожной, учитывая распространенность и влияние старообрядчества. Во-вторых, вскоре после проведения ревизии количество и "записных раскольников" многократно сократилось. Например, по подсчетам историка Н. Н. Покровского, с начала учета в 1716 году было записано в раскол 190 944 человека, а к началу проведения второй ревизии (1744–1745 гг.) из прежних осталось лишь 14 757. Второй ревизией было зафиксировано 42 207 старообрядцев, но уже через восемь лет их оставалось лишь 15 308 24.

Приведенные данные наглядно свидетельствуют о стремлении скрыть принадлежность к старообрядчеству, – и это при том, что во многих регионах их численность составляла от одной трети до одной пятой всего населения. По свидетельству Посошкова (ок. 1710 г.) в Новгороде "правоверных" (т. е. православных) насчитывалось едва десять процентов 25. Необычайно быстрое и многократное сокращение учтенных "раскольников" свидетельствовало и о масштабах побегов.

Массовые побеги старообрядцев в период правления Петра I и несколько позже привели к увеличению их численности в Латгалии, Видземе, герцогстве Курляндском. Постепенно значительным центром старообрядчества становятся Динабург, Режица, Якобштадт и, особенно, Рига.

Точной даты появления старообрядцев в Риге не установлено. Но известно, что уже в начале XVIII века здесь их проживало достаточно много. Во всяком случае в августе 1723 года обер-иеромонах Маркел Радишевский доносил синоду об итогах переписи старообрядцев в Риге. Он сообщил о том, что многие в "святую четыредесятницу" (великий пост) из Риги поуходили и укрылись поблизости в Курляндии, и только не успевших укрыться было "записано душ более пятисот" 26. Понятно, что такая масса людей появиться сразу не могла. А если учесть, что для обложения налогом записывали только мужчин (а многие из них укрылись в Курляндии – благо граница была рядом), то названное количество впечатляет.

Нужно отметить, что после присоединения в 1710 году Риги к Российской империи условия для деятельности старообрядческих общин существенно не изменились, "ибо местными администраторами оставались те же землевладельцы, те же помещики – то же сословие, которое управляло... и при польском, и при шведском владычестве, и еще раньше, во время буйного, полуразбойничьего, полумонашеского ордена меченосцев" 27. Таким образоми, старообрядцы в Риге и окрестностях еще целое столетие фактически до конца двадцатых годов XIX века находились вне досягаемости как царских чиновников, так и православного духовенства. Не случайно в дальнейшем, вплоть до конца XIX века, анализируя причины роста в Прибалтике "раскола", как чиновники, так и миссионеры в качестве одной из основных причин дружно называли равнодушие к этому вопросу местных властей. Без их всесторонней поддержки не могла проявить большой активности в борьбе с расколом и официальная православная церковь. К тому же в первой половине XVIII века она в прибалтийских губерниях была еще слаба как в количественном, так и в организационном отношении. Для управления православной церковью в Риге в 1927 году была учреждена "Контора духовных дел", преобразованная в 1750 году в "Рижское духовное управление".

Несмотря на то, что в период правления Петра I от помещиков бежали крестьяне и православного вероисповедания, беглых старообрядцев было значительно больше, что и привело к закреплению на окраинах русского государства и за границей, в том числе и в Прибалтике, прежде всего старообрядчества. Но так как все беглые крестьяне вынуждены были скрываться, то и для православного сам факт побега являлся разрывом с официальной государственной церковью, которой, кстати, часто вменялись и чисто полицейские функции. Так, весной 1708 года, в самый разгар восстания К. Булавина, по епархиям и приходам от имени местоблюстителя патриаршего престола С. Яворского был разослан секретный указ, требовавший использования исповеди для выявления недовольных и злоумышленников. Все это часто побуждало прибывающих в места постоянного поселения беглых православного вероисповедания прибегать к помощи местных старообрядцев, уже имевших здесь свои общины, и ассимилироваться с ними.

В конце XVII – первой половине XVIII вв. положение старообрядцев в трех частях Латвии – Видземе, Курземе и Латгале, входивших тогда в состав разных государств, отличалось незначительно. Везде помещики были заинтересованы в дешевой рабочей силе и покровительствовали беглецам. Такое же положение сохранялось и после присоединения всей территории Латвии к Российской империи, вплоть до конца двадцатых годов XIX века. И хотя неоднократно царской властью издавались законы, запрещавшие укрывать беглых и предписывающие из возврат прежним владельцам, местные помещики всячески их игнорировали. В архивах сохранилась масса документов, свидетельствующих об укрытии местными помещиками беглых. Например, граф К. Плятер, которому принадлежали обширные земли в Динабургском уезде, приказывал управляющим своих многочисленных имений принимать всех беглых и запрещал выяснять, откуда они родом 28. То же практиковали и другие помещики. А беглецам нужна была уверенность в том, что они не будут пойманы и возвращены обратно. И одной из гарантий этого они видели в покровительстве местных помещиков, которые, кстати, не только принимали и укрывали беглецов, но и направляли в Россию своих людей, так называемых "подговорщиков", которые различными посулами побуждали крестьян к побегу. В архивах сохранилось немало жалоб помещиков на этих "подговорщиков", уводивших с собой крестьян.

Совершенно очевидно, что беглецы не имели никаких прав, а посему вынуждены были постепенно попадать в крепостную зависимость. Поэтому перед наиболее предприимчивыми и активными возникала проблема получения гарантий более надежных, чем покровительство помещиков. К тому же часть переселенцев оседала в городах, где проблема легализации стояла значительно острее. Выход был найден. Беглецы с помощью уже проживавших здесь старообрядцев получали фальшивые документы. Родственники или близкие умерших старообрядцев не сдавали властям их паспорта или виды на жительство, а передавали их беглецам, о чем свидетельствуют материалы канцелярии генерал-губернатора. Ко всему прочему некоторые горожане продавали свои документы, заявляя властям об их утрате. Таким образом виды на жительство и паспорта можно было купить на базаре, в корчме и других местах скопления бедноты. Как отмечает этнограф А. Заварина, по этой причине многие старообрядцы имели явно нерусские фамилии, такие как Шепст, Шляхта, Цвек, Зиль и многие другие 29.

В этих условиях попытки вернуть беглых крестьян прежним владельцам не давали желаемых результатов, о чем свидетельствует большое количество жалоб российских помещиков. Лишь воинским отрядам иногда удавалось захватить какое-то количество беглых. Так, в 1783 году царское правительство послало отряд солдат в Курляндию (Курземе) для поимки беглых и возвращения их в Россию. В результате этой акции было "найдено разного рода России принадлежащих беглых людей, жительствующих своими домами 4514 душ (от Якобштадта и Крейцбурга до Варнович, неподалеку от литовского местечка Друи). В Семигалии (Земгале) жили целыми деревнями в столь значительном числе, что арестовать их не было никакой возможности. В Западной Курляндии было обнаружено и арестовано: в Тукуме – 22, Кулдиге – 39, Либаве – 26, в Пильтенском округе – 150" 30.

Источники не сообщают о религиозной принадлежности этих беглецов. Но сопоставление приведенных данных с другими источникми позволяет предположить, что в значительной мере (если не в большинстве) это были старообрядцы.

К сожалению, не представляется возможности определить точно численность старообрядцев в ранний период их проживания на территории Латвии. Скудные, отрывочные данные имеют территориальную ограниченность и относятся к какому-то конкретному временному периоду.

В 1780 г. в Латгалии была проведена перепись населения, согласно которой там проживало 3982 старовера, причем в Динабургском уезде – 2864, в Режицком – 778 и в Люцинском – 340 31. учитывая, что старообрядцы были склонны скрывать свое происхождение, эти данные нельзя считать полными. К тому же сам факт переписи населения вызывал у старообрядцев крайне негативное отношение, побуждая их скрываться, меняя место жительства, или же, как упоминалось выше, скрывать свою религиозную принадлежность, что, в общем-то не составляло большого труда, ибо сами старообрядцы всегда считали себя православными, доказывая, что именно они сохранили настоящее православие, а отступниками являются никониане, т. е. последователи официального государственного православия. Да и чиновники, проводившие перепись, не всегда достаточно разбирались в этих тонкостях.

На численность старообрядцев в Латвии влияла и смена политической ситуации в стране. Так, в период правления Екатерины II гонения на старообрядцев затухают. Более того – появляется ряд Манифестов (1762 г, 1763 г.), призывающих бежавших за границу старообрядцев вернуться на родину; им были обещаны некоторые льготы и свобода вероисповедания. Некоторая часть беглых поверила этим посулам и вернулась в Россию.

Присоединение Латгалии в 1772 году и Курляндии в 1795 году к Российской империи первоначально вызвало отток из этих областей старообрядцев. Некоторые из них бежали дальше – в Польшу и даже в Пруссию, где несколько общин существуют до настоящего времени. Но были и такие, которые возвращались обратно.

Таким образом, уже первоначальная история старообрядчества в Латвии связана с определенными приливами и отливами беглецов. В силу различных обстоятельств некоторые из них оставались на территории Латвии, другие уходили в другие земли. Но в целом численность старообрядцев увеличивалась, складывались новые старообрядческие общины.

С середины XVIII века более быстрыми темпами в городах развиваются капиталистические отношения, появляются все больше кустарных, полупромышленных и промышленных производств, на которых использовался наемный труд. Но в условиях крепостничества в городах все острее ощущался дефицит рабочей силы. Это привело к тому, что с середины XVIII века начинает меняться направление потоков беглых – крестьяне все чаще бегут не в самые отдаленные и недоступные места, а в крупные города, где складывались капиталистические отношения. Но для адаптации на новом месте необходимо прежде всего какое-то укрытие, какой-то приют. Вот тут и проявилась роль старообрядческих организаций, которые могли предоставить беглым крышу над головой, помочь им найти работу, обзавестись документами и легализовать свое положение. Не случайно в архивах сохранилось множество документов, свидетельствующих об укрытии старообрядцами беглых.

Субъективные предпосылки успехов в экономической деятельности были заложены в старообрядчестве как бы изначально, ибо бежали прежде всего наиболее деятельные, предприимчивые, здоровые люди. Суровые условия жизни не создавали возможностей для праздности, требовали непрерывного напряженного труда, в результате чего вырабатывался тип человека настойчивого, бережливого, расчетливого, упорного в труде и изворотливого в ведении дел.

Постепенно в старообрядчестве происходит социальное расслоение. В сельской местности складывается прослойка зажиточных крестьян, в городах растет число купцов-старообрядцев, а в самих общинах происходит первичное накопление капитала. В результате старообрядческие общины становятся организациями, в которых образуется определенный капитал и свободная рабочая сила, что предопределяет их втягивание в сферу капиталистического производства и дальнейший численный рост.

В Риге на развитие капиталистического производства решающее влияние оказывали капиталы остзейского дворянства и городской немецкой торгово-ростовщической буржуазии. Но в то же время в некоторых отраслях промышленности, таких, как кожевенная, деревообрабатывающая, кирпичная, металлообрабатывающая, заметную роль играли капиталы купцов-старообрядцев.

Примечательно, что первый старообрядческий храм в Риге, освященный в 1760 году, находился в здании и на земельном участке купца 1-й гильдии С. Дьяконова. Следует помнить, что немецкие правители в Риге исключительно ревностно оберегали свои интересы, стремились любым путем не допускать не-немцев к торгово-промышленной деятельности. Можно предположить, насколько умело и изощренно вел свои дела С. Дьяконов, чтобы стать купцом 1-й гильдии. Но С. Дьяконов был не один. Кроме него значительную роль в развитии производства в Риге играли капиталы купцов-старообрядцев Н. Артемьева, Б. Шелухина, Ф. Грязнова, Н. Иванова, И. Хлебникова и многих других.

Многие зажиточные старообрядцы в Риге становились владельцами земельных участков и недвижимости и жертвовали, а также часто завещали значительные суммы денег и имущество в пользу общины. Это дало возможность со временем построить при храме помещения для богадельни, приюта для сирот, больницы (бедным лекарства выдавались бесплатно), школы. Первый духовный наставник Ф. Саманский стоял у истоков созданной при храме книжницы – знаменитого собрания древних рукописей, летописей и книг, многие из которых были уникальными.

На рубеже XVIII – XIX вв. хозяйство рижских старообрядцев было уже обширным. Вместо деревянного храма в 1798 г. было возведено кирпичное здание, которое уже в 1802 г. было перестроено и увеличено вдвое. Этот момент показателен. Как отмечал позже рижский полицмейстер Вакульский, на строительство документов получено не было, а строение возведено со "словесного разрешения" генерал-губернатора. Примечательно, что в этом случае старообрядцы явно нарушили закон, запрещающий строительство каменных зданий в предместьях, которые во время войны, в случае приближения неприятеля, полагалось сжигать. Данный факт свидетельствует как о либеральном отношении местных властей к старообрядчеству, так и об умении старообрядцев успешно вести дела с чиновниками различных рангов.

На рубеже веков одного храма уже было недостаточно. На Московском форштадте возникла еще одна моленная, "Пушковская", по фамилии основавшего ее купца, а на Петербургском форштадте купец К. Панин оборудует третью моленную.

Построенные здания сгорели во время войны в 1812 году, когда, без всякой необходимости, было приказано сжечь Московский и Петербургский форштадты, населенные русскими и латышами. Но старообрядцы, имевшие к этому времени значительные капиталы и прочные позиции быстро построили новые. Уже в 1814 г. был освящен главный храм. Крупное и величественное здание, по словам одного из чиновников, имело "возвышенный" зал, было украшено прекрасным иконостасом, великолепным паникадилом, хорами и весьма хорошей утварью. В обиходе, а также в документах чиновников эта моленная получила название "Большая каменная".

В первой четверти XIX века старообрядчество в Риге получило еще большее развитие, а рижская община стала одной из крупнейших и авторитетнейших в государстве. Говоря об этом времени, известный писатель Н. С. Лесков, детально изучавший по заданию Министерства народного образования положение старообрядцев, писал: "Крепость и процветание рижской старообрядческой общины, имеющей свои больницы, заводы, мызы и школы, когда их и помину уже не было в Москве, удивляло всех".

В период правления Николая I (1825–1855 гг.) на старообрядчество вновь обрушились жестокие репрессии. Но завоеванные позиции, прежде всего в экономической сфере, позволили и на сей раз пережить время очередных гонений, чему способствовало и доброжелательное отношение к старообрядцам местного населения.

Старообрядцы никогда не были связаны с управленческим и репрессивным аппаратом, они разделяли историческую судьбу всего народа Латвии.

Источники и примечания

1 Волович А. И. Древлеправославие и первые старообрядческие храмы в Прибалтике. // "Родная старина". Пробный номер. Р., 1927. С. 10–13.

2 Заволоко И. Н. О старообрядцах г. Риги. Р., 1933; и другие.

3 Заварина А. А. Русское население Восточной Латвии во второй половине XIX – начале ХХ века. Р ., 1986; Lotgolas krivu idzeivotoji pec 1772. goda tautys skateisonys olatim. // Acta Latgalica. 8. Rezekne , 1994; Русское население Латвии (к истории появления). // Русские в Латвии. Вып. 3. Р., 2002 и другие.

4 Подмазов А. А. Церковь без священства. Р ., 1973; Vecticiba Latvija. R ., 2001. и другие.

5 Зимова З. Н. Старообрядцы Екабпилса. Р., 2003; и другие.

6 Skujenieks M. Latvija. Zeme un iedzivotaji. R., 1927.

7 Silde A. Latvijas vesture 1914–1940. Stokholma. 1976.

8 Strods H. Latgales iedzivotaju etniskais sastavs 1771.–1959. g. R., 1989.

9 Зариньш В. Интервью. // Вести сегодня. 29 сентября 2004.

10 Лилеев М. И. Из истории раскола на Ветке и Стародубье XVII – XVIII вв. Вып. 1. Киев, 1895. С. 121.

11 В некоторых источниках употребляются другие названия. Например: "Хронограф Курляндско-Литовский". Исследователь этого документа предлагает название "Дегутский летописец". – Маркелов Г. В. Дегутский летописец. // Древлехранилище Пушкинского дома: Материалы и ислледования. Л., 1990. С. 166–248.

12 Поморский вестник. Р., 2004. № 3 (15)

13 Дегуцкий летописец. Л. 62 об.

14 ЦГИА Латвии. Ф. 1. Оп. 10. Д. 885. Л. 13.

15 Есипов Г. Раскольничьи дела XVIII столетия. СПб., 1861. С. 87.

16 Иустинов П. Р. Федосеевщина при жизни ее основателя. // Христианские чтения. 1906. Февраль. С. 271.

17 Житие Феодосия Васильева, основателя федосеевского согласия, написанная сыном его Евстратом. // В кн.: Попов Н. Матреиалы для истории беспоповских согласий. М., 1870. С. 3.

18 ЦГИА России. Ф. 1473. Оп. 1. Д. 29. Л . 650.

19 Skujenieks M. Latviesu svesuma un citas tautas Latvija. R ., 1930. 40 lpp .

20 Дарованая грамота герцога Якоба воспроизведена: Поморский вестник. Р., 2004. № 1 (13). С. 8–9.

21 Журавлев А. Полное историческое известие о древних стригольниках и новых раскольниках, так называемых старообрядцах. СПб., 1855. С. 23.

22 Посошков И. Т. Книга о скудности и богатстве и другие сочинения. М., 1951. С. 195.

23 Мельгунов С. П. Москва и старая вера. М., 1917. С. 26.

24 Покровский Н. И. Крестьянские традиции освоения востока страны и старообрядческие миграции // Социально-демографические процессы в российской деревне ( XVI – начало XX вв.).

25 Смирнов Н. С. Споры и разделения в русском расколе в первой четверти XVIII века. СПб., 1909. С. 61.

26 Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православного исповедания Российской империи. Т. IV . СПб., 1876. С. 204.

27 Пшеничников П. Г. Русские в Прибалтийском крае. Р., 1910. С. 4.

28 ЦГИА Латвии. Ф. 712. Оп. 2. Д. 38.

29 Заварина А. Русское население Восточной Латвии во второй половине XIX – начале ХХ века. Р., 1986. С. 31.

30 Поммер А. Русские в Латвии. // Русские в Латвии. Р., 1992. С. 29.

31 Заварина А. Русское население Восточной Латвии во второй половине XIX – начале ХХ века. Р., 1986. С. 26.

32 Лесков Н. С. Иродова работа. // Исторический вестник. Т. 8. СПб., С. 188.