Староверы Эстонии

Теперь смотреть, показывать и пробовать можно все. Современники захлебываются, давятся и все равно не успевают переваривать обвалившееся изобилие. Привычная, из века в век декларируемая проблема выбора трансформировалась в формы, существенно отличающиеся от традиционных. Доходит до того, что мы потребляем, не успев выбрать. Отсюда несварения, завороты и разнообразные психические отклонения. Многие болеют, но в помощи не нуждаются, потому что думают, что не болеют, а процветают. Это очень специфическое заболевание со своеобразными симптомами утробного благополучия. Болезнь поражает мозг и приводит к хронической духовной патологии, которая большинством воспринимается нормой жизни. А между тем последствия ужасны. Чтобы понять это, достаточно включить телевизор.

Нельзя сказать, что все умное поглупело, возвышенное – пало, духовное – материализовалось. Учебные заведения учат, музеи функционируют, а со стороны церкви слабо слышится невнятно сформулированные призывы жить по совести, не нарушать заповедей, вернуться в лоно и припасть к истокам. Постсоветские массы растерянно мечутся в поисках тех мест, к которым следует припасть и, на всякий случай, почитают китайские анималистические традиции с собаками, свиньями и прочими животными, празднуют католическое и православное Рождество, Новый год, а также байрам. То есть жизнь, украшенная современниками, переполненными бытовым, гастрономическим и духовным изобилием, разнообразна, добродушна и космополитична.

И в каких-то совершенно иных формах живет то, что, с надоевшей академической серьезностью и сухостью, объявляется фундаментальной и основополагающей сутью жизни. То, что с определенной периодичностью, связанной, в частности, с выборами, боятся утратить и призывают сохранить разнообразные культурные ведомства. Имеются в виду подлинные традиции, истинные ценности. Зря боятся и напрасно призывают. Как можно утратить то, что объективно и бесстрастно существует помимо нашей воли, потому что произошло когда-то, укоренилось в подсознании, в глубокой сути национального естества. Можно забыть, отвергнуть, пройти мимо, но в этих частных делах отдельно взятого человека, с ярко выраженной потерей исторической памяти, угрозы для существования прошлого нет. Поэтому полезнее, здоровее и естественнее знать, чем не знать. Причем не буксовать в болоте полузнания, интуитивно что-то чувствуя, страдая неосознанным, непросвещенным зудом духовного голода и в конце концов сдуру угодить в какую-нибудь секту и потом стоять возле Балтийского вокзала с простым русским лицом, с выражением туповатого умиления, впаривая прохожим печатную сектанщину. Свое прошлое надо знать, как анатомию. А то иногда что-то болит в душе, а что – непонятно.

Тому, кто знает, никуда не деться от своего долга, благородной и счастливой обузы доносить это до других. Такой далекий, смутившийся и почти исчезнувший в прошлом долг просветительства.

В фойе Академической библиотеки Таллиннского университета (Рявала пст., 10) открыта выставка "Староверы Эстонии: вера, традиционный уклад, культура". Следует осознать ее стержневое, основополагающее содержание. Это не этнографическая, узкоспециальная тема, посвященная малочисленному народу, сгрудившемуся, по воле случая, на побережье Чудского озера и рассеянному по малочисленным общинам в населенных пунктах Эстонии, который, по причине неведомого упрямства, хранит старый хлам отживших традиций. Представленное является отражением сути естественного исторического развития России, свободного от искусственно-надуманного, событийного вихляния никонианских, петровских и всех последующих реформ, социальных потрясений и разнообразных революций. И смотреть экспозицию нужно не в расслабленном состоянии праздного любопытства, но в значительной степени интеллектуального напряжения,

2 х фото автора

История русского старообрядчества в Эстонии началась в конце XVII столетия и явилась выразительным фрагментом и существенной составляющей мощного социально-нравственного сдвига общероссийской истории. Суть составляющей легче понять, постигая смысл общего, поэтому без короткого введения в содержание этого сдвига не обойтись.

Где-то ко второй четверти XVII века в России было тихо, мирно, достойно и даже величественно. Жизнь убродилась после великой смуты начала века, государство духовно крепло, превращаясь в "подлинно православную державу", и тут, в 1652 году неожиданно помер патриарх Иосиф. Духовник царя Алексея Михайловича "Стефан Вонифатьев смиренно отказался стать предстоятелем русской церкви. И тогда по личному выбору царя на патриаршем престоле оказался высокомерный и властолюбивый Никон, архиепископ Новгородский" (С.А.Зеньковский). Вот краткое изложение классически нелепой случайности, свернувшей голову последующей духовной истории русского народа. Причины в авторитарном чванстве, в волевой несгибаемости отдельно взятой личности, своевольно вторгшейся в историю. Никаких закономерностей тут нет. Личность в истории – это всегда случайность. Другое дело что из подобной случайности, в силу фатальной безысходности, начинают проистекать закономерности последующих событий.

Известно, что прямолинейной несгибаемостью в убеждениях страдают люди недалекие. Никон имел нездоровую склонность к тому, что позже вылилось в идеологию западничества. "Видя некоторое различие между русскими и современными им греческими обрядами и богослужебными текстами, патриарх, не созывая церковного Собора и не посоветовавшись ни с одной из церковных инстанций, приказал привести русские обряды и книги в соответствие с греческими". Правда, потом оказалось, что "... русские тексты и обряды были на деле гораздо ближе к ранневизантийским, чем современные им греческие", но было уже поздно. Как часто бывает в истории, дальше дело было не в логике, а в принципе. А в принципах редко присутствуют здравые начала. Принципы – производное самолюбий, тщеславий и амбиций. Причина, порожденная пустячной случайностью, выродилась в чудовищные последствия. Россия содрогнулась в кровавой печали. Еще одна выразительная цитата из выдающегося труда С.А.Зеньковского "Русское старообрядчество": "Конфликт между ними (приверженцами традиционного русского православия) и официальной церковью вырос в мощное движение, получившее название "старообрядческого раскола". Это движение быстро охватило значительную часть православных верующих: историки согласны в том, что только в XVIII веке более одного миллиона старообрядцев покинули Россию из-за преследований со стороны Церкви и государства, расставшись ради свободы вероисповедания с землей своих предков. Эта волна эмиграции из России была самой большой вплоть до 1917 года и прямо свидетельствовала о большом количестве русских, объединенных религиозным "инакомыслием" и отвергнувших новые порядки, насаждавшиеся в Церкви государством и иерархами. Согласно статистике XIX века, как минимум четверть, если не треть великороссов стали приверженцами различных толков старообрядчества". И так далее. Два тома фундаментального труда видного исследователя старообрядчества, которые даже в таком объеме охватывают явление фрагментарно. Но даже в нескольких, скудных по объему цитатах выражена суть явления, верным вступлением к постижению которого является настоящая выставка.

Старообрядцы (из собрания И. Н. Заволоко).

Так, исконная, подлинная Россия стала обретать устойчивую традицию жить в местах малодоступных, на сибирских и северных выселках, а то и вовсе за пределами державы. Оказалось, что традиции, подлинный уклад истинной России легче сберегать за пределами мест, их породивших.

Именно так в Причудье появились староверы поморского и федосеевского согласия. История обителей и старообрядческих общин в Ряпино, Калласте, Колкья, Варнья, Муствеэ, Дерпте, Ревеле и других городах и деревнях Эстонии переполнена трагическими событиями и потрясениями, с короткими паузами покоя и относительного благополучия. Обо всем этом можно узнать из книги "Староверы Эстонии. Краткий исторический справочник" (Галина Пономарева, Татьяна Шор), изданной в Тарту в 2006 году. О книге стоит упомянуть хотя бы потому, что она является прекрасным содержательным прологом к смысловому объединению бытовых вещей, предметов прикладного искусства, фотографий, рукописей, книг, икон, вышивок – всего представленного на выставке. А, кроме того, книга сама по себе достойна быть представленной на выставке, прежде всего по причине ее превосходных художественных достоинств. С большим вкусом и мастерством, с превосходным знанием материала и обстоятельным соблюдением традиций древнерусских рукописных книг она оформлена Павлом Варуниным – председателем Союза старообрядческих общин в Эстонии и прекрасным художником. На выставке представлен ряд его работ: несколько листов иллюстраций, исполненных акварелью в традициях русского народного лубка, к новой готовящейся к изданию книге, посвященной повседневному быту причудских староверов, и чудесные иконы, выполненные в технике резьбы по дереву.

Несколько образцов русского медного литья, представленных на выставке, – это скромное предисловие к неисчерпаемой теме блистательной истории развития и совершенствования одного из существенных направлений русского прикладного искусства, воплощающего в себе трепетное взаимодействие бытовой культуры с духовной атмосферой повседневного православия. В истории бытования и развития русской медной пластики с некоторой досадой опять сталкиваешься с нелепыми фактами государственной склонности к национальному самоистреблению. В 1722 и 1723 годах были изданы правительственные указы "О воспрещении употреблять в церковных и частных домах резные и отливные иконы". Русская империя, обольщенная западноевропейской легковесной светскостью и увлеченно прорубавшая окно в Европу, никак не хотела постигать простые правила кропотливой, самобытно-национальной последовательности развития. Она резала мужикам бороды, нахлобучивала парики, учила расшаркиваться на паркетах петровских Ассамблей и трещать по-басурмански. После упомянутых указов медное литье превратилось в нелегальный промысел. Изощренный, нездоровый смысл сложившейся ситуации породил своеобразную логику бытия: нелегальный промысел обрел пристанище в нелегальных староверческих общинах. "Необходимость отливки медных крестов и створов явилась ... в связи с вопросом о форме креста, титлы на нем, о запрещении молиться на чужие иконы и потребностью иметь при себе собственную правильную икону во время странствий и путешествий" (В.Г.Дружинин). Старообрядческие литейщики, не нарушая канонических принципов, оберегая священные принципы мастерства, достигли в своем искусстве безукоризненного совершенства в тончайшей и прихотливейшей барельефной моделировке сакральных сюжетов, облагораживая их локальными, звонкими и разнообразными цветами природных эмалей.

Множество фотографий – бесспорное достоинство выставки. Они объединяют представленные предметы в пространстве реальной, фотографически запечатленной жизни, возвращают их содержание из неподвижного состояния музейного экспоната в покинутое бытие функционального или духовного предназначения. Одно дело видеть сарафан с превосходной вышивкой на выставочном манекене или в альбоме "Древне-русская вышивка" (И.Н.Заволоко. Рига. 1939 год), и совсем другое, не этнографическое, а живое чувство пробуждает фотография девушек из Причудья, наряженных в сарафаны, юбки и кофты с подобными вышивками.

Большое удовольствие доставляет созерцание чудесной иконки "Св. Антоний", и очень уместны на выставке фотографии великих причудских иконописцев Пимена Максимовича Софронова и Гавриила Ефимовича Фролова. В иконографическом ряду старообрядческих лиц, освященных внутренним чувством достоинства, глубокой погруженностью в духовное бытие с одновременной, не противоречивой, благообразной обстоятельностью, – облик Ивана Никифоровича Заволоко, рижского старовера, выдающегося исследователя старообрядчества, создателя "Общества ревнителей русской старины", посвятившего много времени поездкам в Причудье и его изучению. После этих бородатых ликов в лица многих современников и смотреть-то неловко – обескураживает торжество причудливого симбиоза либеральной скудости и материальной ненасытности. Это естественное последствие непреложного правила: лицо отражает то, что впитывает.

Выставка состоялась благодаря энтузиазму, с некоторой долей просветительской одержимости, руководителя проекта Земфиры Лампманн, исключительной заинтересованности и поддержке упомянутого Павла Варунина, вместе с которым была разработана структура выставки, и, конечно же, благодаря благожелательному отношению большинства староверов Эстонии, многие из которых предоставили основную часть предметов, фотографий, книг из своих семейных архивов.

И, конечно же, следует упомянуть благожелательного куратора выставок Академической библиотеки Таллиннского университета Марику Плооман, оказавшую неоценимую помощь в предоставлении площади, комплектовании материала и во множестве прочих рутинных организационных дел.

Выставка имеет глубокий смысл начала, введения в необъятную тему нашего прошлого, за которым непременно должно последовать тщательное, углубленное и последовательное продолжение.