Сочинения Ивана Алексеева († 1776) Сочинения о бегствующем священстве Часть 1

І.

Не мал убо воистинну сей божественный человеческому роду дар на исправление дадеся – истории о древних вещех и делах полагати в безсмертную тех память и в пользу многих. Коликия бы дражайшия пользы хотяху погибнути от нас, аще бы преславная дела честных мужей историями не подтвердилися! Ныне же не тако; но благия ревности и предивная дела боголюбивых мужей, аки свещи возсиявшия в мире, писанию предаятися обыче, да же, сия разгибающе, ревностнии предуспевают в силе, немощнии исправляются и к лучшему преуспевают, а ленивии восприемлют чувство свого небрежения. Дерзну же глаголати: истории древних дел, паче же нравоучительных и правильных, весть человеческие нравы исправляти и к Богу приводити внимающих. Тем же и Павел глаголет: помните наставники ваша. Но како их мощно помнити, аще историй о них не возъимамы? Сего ради аз многое и неусыпное тщание возъимех – историю сию о бегствующем иерействе обрести, вины ради сицевы: понеже частое воспрошение ко иерейству сему от нас бываше, почему оно введено и по какой силе действует. На сие от них скорое и удобное всякому во ответ слово: отцы наши первейшия иереи сие ввели и благословили, и тех благословением действуем. Тем же нужда ми бысть историю сию начати от первых времен пременения и повести сию, описуючи коегождо от священных чинов даже до наших времен и показуючи всех тех дела, аки на длани перста, во еже от древних признати настоящих. Но понеже всем небрежно бяше о сем (чтобы описати самех тех и дела их); аще и мнози во устех их имут, обаче память о них аки искра в пепеле погибати хотяше. И нам уже поздно на се взыскание случися приити, яко совершенно ведущих едва обрести; не мал труд на се восприях, испытуя некия от инок и бельцев искусных, како кто от древних священников с новодогматствующими поступаше, и от тех како кого приимаше, и коим образом сии новорукоположенцы введошася. И елико от кого что, аки пчела, обретох, ныне во един сот сея истории связах и пред очи всех предложити намерен есмь. Аще ли кто более сего весть, да приложит; аще ли ни, то за благо сия да приимет, о чем зде предлагаем.

И первее реку о отцех соловецких, благочестия ради изрядных страдальцев(х). Посылаем бо бысть исперва к ним по царскому указу и по совету Никона патриарха новорукоположенный архимандрит Иосиф, от собора духовных, на место Никанора, бывшаго в них архимандрита, с новыми догматы. Отцы же соловецстии не токмо догматов тех не прияша, но и архимандрита безделна вспять отслаша. Оному же прибывшу к Москве, на гнев велий царя подвиже. Сего ради царь некоего воеводу Игнатия со оным архимандритом в Соловецкую обитель ко отцем паки посла, придав ему сто человек воинов, повелевая, да в степень оную приимут архимандрита отцы, аще ли ни, то силою се да сотворит воевода. Видевше же отцы таковое бедство, на них нашедшее, положишася вси на подвиг мученичества, о чем особливо пространная история написана.

По сих восприимем повествование о Иове попе, благочестия ради по многим странам скитающемся. Сей убо Иов исперва бяше литовския земли, от родителей шляхетских рожден, отца имяше именем Тимофея. И внегда послан бысть Филарет, митрополит Ростовский, по совету духовнаго и мирскаго чина, от Москвы к королю в Литву, лета 7119, для прошения сына его на российское царство, в коем прошении за слово крещения сына его прогневан король удержа сего митрополита в неволи на много время, – и тем временем Филарет преосвященный приобрете сего Иова. И егда свобожден бысть от короля, взя с собою сего Иова, еще в юности суща. И прибыв с ним в российское государство, при келии его держав время (и смиренныя его ради поступи), облече его во иноческий образ. И бысть сей Иов искусен инок, проходя иноческое дело, живя во всяких добродетелех и послушании изрядне. Видев же его Филарет, уже патриаршеский престол имеяй, такими добродетели и разумом Иова украшенна, посвяти его во иерея. И в сицевом чину Иов тверд ум стяжа и сердце боголюбиво, чего ради по прозбе его отпусти его на собственное жительство, дав ему благословение, да идеже может, соберет себе духовная чада и научит иноческой философии. Отшедшу же сему Иову, прежде жительство возъиме в Тверском уезде к Новуграду, при граде Старицы, проходя тамо безмолвное житие, духом горя Господеви, его же тамо Тверский митрополит довольно знаяше, якоже услышим по сих. Видяще же его людие сие добродетельное житие, мнози начаша к нему собиратися на жительство. И сицевыя ради вины нужда бяше ему составити монастырь, иже и доныне той нарицается монастырь Раков. Нецыи же глаголют, яко, отходящу ему от Москвы, научи себе некое детище, именем Иоасафа, и имяше его в послужение свое, о нем же будет последи слово. Но яко сей Иов зело любя безмолвное житие, того ради в новосоделанном монастыри устрои братству началъника, а сам отъиде оттуду, и поселился не зело далече (в том же уезде Тверском) на утишии. Но како мощно свещи, светло горящей светом добродетели, во тме утаитися? И тамо един по единому, уведав его пребывание, притекаху к нему, требующе его разумом на путь спасения наставлятися. И сице ту мнози в жительство собрашася, коего ради множества нужда ему бысть другий монастырь состроити, иже и доныне наричется монастырь Никольский; и в сем монастыри сей Иов поживе до Никона патриарха. Внегда же настати новым догматом в России и сих ради староцерковное предание держащим утеснятися, дойде и до сего монастыря Иовлева нужда приневоления к новым догматом. Тогда, не могий ту Иов пребывати, отъиде в Рыльский уезд, и живяше при городеньстве. Но помалу и малу и тамо, аки древу стоящу ему на высоте добродетелей, мнози под сению его птицы словеснии желающе обитати, их же ради и третий монастырь, нарицаемый Льгов, лета 7177, содела. И сие бысть во дни царя Алексия Михайловича и патриарха Иоакима. Сия же вся ему содея и споспеши, во еже наздати толикия ограды и в них собрати словесныя овцы и толикой иноческой философии преданиям обучити, не что ино, токмо оное святейшаго Филарета благословение и изрядный его разум, чрез неже Всевышняго поспешество в том ему бысть. Но понеже широко новым догматом раздающимся и прещению повсюду належащу, тесно бысть сему Иову в том монастыри пребывати, изыде из тоя обители, преходя, крыяся по местом, прииде к Дону и поселися тамо при Чире реце. И виде братство к нему собирающеся, построи и тамо четвертый монастырь, и в нем постави церковь, и тоя поставление смертию своею запечатле, остави ю неосвященну, жив вяще ста лет. Старец опасный бяше благочестия хранитель и отец чад духовных изрядный, и любовный сих питатель млеком учения; отъиде от сего света временна в вечный по мзду трудов своего странствия, печаль и плачь остави последующим ему.

По смерти же сего Иова, некий бяше на Тихвине игумен, именем Досифей: и той, новых ради догматов и належащаго принуждения, остави свой монастырь и пространство жития, поиде тесным путем, укрываяся по разным местам, в недрах своих храня древния церкве разум, в ней же бяше крещен и рукоположен истинно. И тако прииде на Дон к месту оному новосоделаннаго монастыря Иовом. Людие же, по Иове оставшиися, видевше таковаго отца приход к ним, не меньша суща добродетелию и разумом Иова, радостное ему приветство творяще, приемлюще его и приход его облобызающе, вторыя радости виновный, вменяюще пришествие его Иовлево быти воскресение, и аки живописанен Иова образ предстающь явлен быти им Досифей. Внегда же вселитися ему во Иовлев монастырь, виде ту церковь новосоделанную еще не посвященну, по прошению же ту живущих, посвяти ю с присутствием некоего диакона Герасима, живша во Льгове при Иове оном. И в той новоосвященной церкви служил пять лет, принося безкровныя жертвы. Но яко не может град укрытися, верху горы стоящ: по многим странам ведома та церковь и действо их сотворися. Убояся сего сей Досифей, тем и не дожидаючися от архиерея каковых посылок, потщася гонзнути мучительских рук: оставя церковь и монастырь, прейде оттуду за Астрахань, к Хвалынскому морю, и поселися тамо близ Кумы реки, жив во оном месте лета некая богоугодно, сохраняя древнее благочестие непреклонно к противному разуму, общества всякаго со иноверными удаляяся, не по угодию плоти, презирая настоящаго века вещи, весь Богови положися [приложися], тесными пути ходя, образ показуя небеснаго звания, прейде от сея скорбныя жизни в вечный покой. Но о, колик плачь и рыдание последующим себе остави! паче, неже Иовлева плача! В толиком оземствовании, в толиком удаленном странствии, сирых, бедных и непризорных толикий отец чадолюбивый, толикий пастырь изрядный и руководец истиннаго пути, на таковой пустыни их остави, еликаго уже надеятися не можаху! Плакаху над ним мужи, рыдаху боголюбныя жены, юноши слезяху, от очию слезные источники извождаху о бедствии своем. И тако предаша тело его гробу честно, кое тело погребенное в нетлении прославленно бысть, скорбящим во утешение и во известие его спасения. По времени же некоем, оставшиися дети его духовныя, не могуще ту жити о себе, поидоша оттуду на Кубань, взявше с собою тело Досифеево, якоже иногда израильтяне кости Иосифовы. Но яко неподобательно взяша оно, – подсыпавше бо под тело его много серебра, коего отец, жив сый, отвращашеся, того ради Божий суд лиши его от них. Идущим бо им путем оным, нападше на них татарове, обоз их разбиша, а при теле том обретше сребро, взяша, и тело оно на части разсекоша и по полю на снедение зверем и птицам разметаша, кои части последи донские казаки, собравше и к своим местам приложьше, погребоша. И тако таковых иереов тамо преста быти.

Но грядем ныне ко иным странам глаголати. Настающу в Москве велию на староверцы гонению, а наипаче вины ради сея. Понеже в лето 7174 от всякаго священнейшаго чина в Москве собор бе, и на нем о коемждо священном действе с подтверждением извержения, отлучения, проклятия, подробну нововводное уставление положено, и писанное то свиток наречено, кое при Служебнике в лето 7176-е напечатано: откуду всяк священнодействуяй и людин опасно наблюдаем в том бяше. Сего ради напряжения некто бывый в Москве поп именем Козма, службу имеяй в церкви Всех Святых на Кулишках, видя сия належания, совет положи с духовными детьми своими отъити в стародубские пределы: бяше бо ему на той час стародубский полковник зело знаем и друг, Гавриила Иванович, его же в некоих напастех укрываше. И угодно бысть всем совещание то: оставльше жительства своя, поидоша в Стародуб. Полковник же, видев Козму попа, любовное приятство всем сущим с ним показа и на прошения их написа лист (и) посла их ко атаману куркувскому Ламаке, повелевая листом оным отвести им на жительство место, нарицаемое Понуровку. И тамо вси пришедшии с Козмою, числом 20, поселишася при реце [Ревне], в лето 7177.

В Великороссии же, елико день, толико умножашеся на староверцы гонение, ищуще тыя и к новшествам принуждающе силою и муками. Коих страшных прещений не могуще носити, многие народы, оставляюще своя природная места, сродники и други, течаху в стародубскую область, и тамо пустыни населяюще: откуду населися Белый Колодезь и Синей, Замишево, Шеломы – слободы. И по сих прииде еще некий поп из Белева, именем Стефан, такожде, якоже Козма, имея на себе крещение и поставление старое, муж великия ревности благочестия исполнь, взыскуя себе тихаго и безмолвнаго жития, всякаго покоя телеснаго и славы бегая. Тем (времени зовущу) службу по обычаю простых для собрания творяше, литургии же никакоже касаяся, и ниже прочих таин действоваше, новая же тако ненавидя, яко аще бы кто к нему от таковых крещен пришел, не второкрестя на общение не приимаше, новорукоположенцов за освященныя не вменяше, и детем о них впредь запрещаше. Исперва сей Стефан в Замишеве живяше, и потом в заселенную с сыном его Димитрием в слободу Митковку на жительство прейде.

И сия вся поселения в стародубском полку в царство царя Алексия Михайловича бяше. Живущу же Стефану в Митковке, прииде указ о новорожденном сему царю сыне Петре Алексиевиче в Стародуб, идеже быти на той час сыну Стефанову случися, и слыша чтомый сей указ. Умершу царю Алексию Михайловичу, на место его дщерь его Софья Алексиевна приимши скипетр царства великороссийскаго. И сия слышавше таковых слобод стародубских население, повеле послати к черниговскому архиерею и стародубскому полковнику указ (на кой час уже не оный Гавриила, но Симеон полковник в Стародубе бяше), в коем указе повелевая, дабы такие забеглые народы или ласкою, или прещением градским к новым догматом приводили. Такову указу разгласившуся, ревнителе древних преданий бегу яшася, по разным местам разсеяшася. Слабейшии же, не хотяще стяжания и домов лишитися, к новодогматствованию приступиша. Времени убо некоему в том пребывающу, утишися таковая зельность гонения, и бысть тишина: паки собрашася гонимии. Но паки от того же Симеона гонение наста. Видевше же людие толику бурю гонения на них возстающа, обще вси совет (с Козмою и Стефаном) положиша отъити в Полшу. И тако усоветоваша, – поидоша и поселишася во области пана Халецкаго, при реце Ветки. Стефан насельник бысть ту, идеже последи монастырь и цер-ковь бе, а Козма на край слободы Кехальцу [к Халцу]. И сице уселившися, на молитву кийждо со своими в храмех простых собирахуся, и пение церковнаго чина кроме литургии совершаху. Гонению же в Великороссии на староверцы належащу, мнози, оставляюще своя отечества, течаху во оная на Ветке прославляемая места, изволяюще странствие, оземствование, паче утешения своих мест со отступлением. И сицевыми народы пустыя места и зверопаственная населяхуся, и вместо древес людей умножение показася, трава и терния растущая в вертограды и садовия обратишася, гради втории показашася населением человек, ими же населися Косецкая, Романово, Леонтиево. Нецыи же глаголют, яко (по) населении Косецкия слободы отлучися Козма от Стефана, и живяше на Косецкой. Вина же сему разделению наипаче сия бысть: понеже Козма иерей бяше сын некоего утешения и человек бяше свободныя мысли града Москвы, изволи на позывание народное к службе пробрести колокола, и устави звон; Стефан же поп бяше прикрут и тверд верою, памятуючи российское себе гонение, зело сокрывая себе, любя под неким спудом жити и (в) неведомстве. Тем и зело сваряшеся во оном звоне на Козму попа, глаголя: мы (рече) не славитися семо забегохом, но от новин и гонений укрытися, и в тайных сокровищах сих цело и непорочно благочестие соблюсти древнее; а он глас издает, чтобы призвати на ся паки гонение. Но сицевый между ими свар и разделение ревности единой оставляется, благоверию же ничто касаемо. Якоже и Козма иногда с Дамианом посваришася о яйце, обаче обои быша небеснаго звания, а не раздорницы святыя церкве. Времени же некоему минувшу, отъиде Стефан от Ветки в Лоев, ревнитель сый велий староцерковных преданий, и живяше в слободе Карпове [Карповке] на утишии, славы человеческия бегая, духом горя, присно взыскуяй горняго, и в той слободе жизнь свою сконча. При смерти детем своим духовным ни о чем тако наказоваше, точию о сем, да блюдутся новин и древния церкве предания опасно да соблюдут, и глагола, да всячески от новаго рукоположения сохранят себе, и да изволят тако умрети, нежели от тех действа приятниками быти. И в том наказании отъиде на вечную жизнь, о чем мнози свидетели и доднесь обретаются.

В девятое [десятое] убо лето по настатии заграничных слобод нача место Вылев [Былев], реки и пути, людьми населятися, кое место от Ветки 20 верст к границе. Во второе же лето населения Вылева, прииде к ним черный поп Иоасаф (о нем же прежде рех, быти ему келейником у священноинока Иова выше помянутаго) [на поле рукописи: Нецыи глаголют приити ему от Обояни в Шегольския Буды], и постави вниз по пути при реце келию, отстоянием от Вылевския слободы пять верст, и пребываше в той кели уединен, проходя безмолвное житие. Бяше же в народе велие сомнение о нем и, злословие на него мещуще, нарицаху его не Иоасафом, но Асапом, вины ради сея, яко сей поп аще и стараго бяше крещения, обаче о рукоположении подзор имяше, о нем же сказати ми леть есть. Пребывающу бо Иову в монастыри Лгов [на поле: Лгов строен лета 7177] (о нем же выше), при нем же и сей Иоасаф живяше, уже иноческим одеянием облечен. Имяше же сей Иов с Тверским архиереем велие дружество, кой архиерей, аще и имяше крещение и рукоположение староцерковнаго предания, однакоже по новым книгам служение совершая. К нему посла Иов сего служителя своего Иоасафа, прося да посвятит его по старым книгам. Но яко еще не весьма новое в них бяше укоренено, посвяти Иоасафа Тверский архиерей по чину древнему, о нем же проси Иов. И тако Иоасаф восприя рукоположение, прииде паки ко Иову. Егда же Иову отъити на Дон, осташася в монастыри Льгове сей Иоасаф и иеродиакон Герасим. Но яко тесно бяше ту житие от новодогматствования, разыдошася, и Иоасаф отъиде на Амону реку, в пасеку, и по оным местам крыяся прииде на Вылев. Его же рукоположение оно стоящии при Стефане людие слышавше, яко аще и по старым ставлен, но от отступника, гнушахуся рукоположением того, и тако ругателно его поношаху и злословяху. Видев же Иоасаф тако от народа себе хулима и презираема, пути ятся к оному помянутому Досифею на Дон, (еще ему тогда в животе бывшу, и отец его духовный сей Досифей бяше, негли камо пребывая с ними по отлучении Тихвина тако ему бысть). И пришед на Дон Иоасаф, проси отца своего Досифеа, да онаго ради народнаго соблажнения в того рукоположении не повелит ему священнодействовать. Что же той на его прошение сотвори? Не словом тое прошение разреши, но метну жребий, что тем показано будет: и паде жребий на Иоасафа священнодействовать. И тако извещен быв о себе Иоасаф, отъиде оттуду [от Дону], и прииде паки в Рыльский предел, и живяше на реце Амони при деревенках, и оттуду в пограничный город Трубчевск отшед, и потом в Сумы, малороссийский город, к полковнику в пасеку, а из сея во Обоянщину, в Шегальскую Буду, а из сея паки на Вылев прииде, и поселися уже от Вылева вниз по пути 7 верст. Во времени же сем не малая бяше вылевским в священнодействе нужда: того ради, пришедше ко оному Иоасафу, просяху его, да преселится близ слободы их. Иоасаф же бяше благонравен и легок во обычаи, не помяну их первыя досады, преклонися на прошение их, – прииде. И поставиша ему келию при слободе Вылеве. К нему же мнози на пение собирающеся, духовне себе наслаждаху.

Под сие время умре Козма поп, живый на Косецком [Косецкой], о нем же нецыи сказуют, яко погребе сего, Козму, Иоасаф поп. И тако Ветка опусте от иерейства. Приспевающу некогда дню светоноснаго Воскресения, но, от неимения иерея, не малое ветковскому народу наступаше сетование. Положьшеся общим советом на таковый день праздника Владычня призвати от Вылева сего Иоасафа. Того ради пришедше к нему лучшия люди, просиша его, да приидет он к ним на Ветку на общую радость в день толикаго торжества службы совершити. Той же, яко благоприятен сый к людем, не презре толикаго их дальнаго труда и усерднаго прошения, пойде с ними к Ветке, и, обычными пении почтив торжество, хотя паки возвратитися к Вылеву. Народи же вси, собравшеся, падающе к ногам его и просяще со умилением, извщающе толикия и таковыя своя нужды в нем, да не отъидет от них, ниже да сирых тех оставит, аки овец непризорно ходящих. Видев же Иоасаф, яко тии бяху смятени душами и оставленнии аки овцы не имущии пастыря, милосердовав о них, – оставя Вылев, преселися на Ветку жити, в месте онаго предреченнаго Стефана. И на Ветке сей Иоасаф живя, видев, – елико далея временем, толико множашеся народ, а таинству святыя евхаристии оскудевающу, собрав стадо свое словесное, предложи им нужду святаго причащения, и глагола, яко подобает сего ради церкви быти. Людие, се слово услышавше, благословиша предложение се, и вси даша обеты на труд созидания церкве. И по разшествии, в радости сердец яшася вси дела, кийждо древо на строение тоя представляюще. И тако множество древ на показанное место навезоша. И состроися сия церковь при Иоасафе. И тако пребыв Иоасаф, на Ветку пришед, 5 лет, умре, остави сию новосоделанную церковь непосвященну, старости глубокия достиг, иноческаго жития добре изучен. Похваляют его (нецыи) нравы, яко бяше тих, благоуветен, разсуждения изряднаго, возраста мернаго, благолепною сединою украшен, всех от образа могий благочинию научити, ревнитель сый и подражатель во всем первым отцем умершим, токмо един порок в ставлении прия, староцерковнаго же ради предания много преседений име, и много странствуя, потом прейде от здешних.

Вестно же буди о сих, любезный читателю, яко пять сих иереев – Козма, Стефан, Иев, Досифей и сей Иоасаф, приходяще от Великой России, кроме Досифеа, службы простыя пояху, не требующе от иных иереев на священнодейство благословения, (благословлением) тех архиереев удовляющеся пребываху, от них же рукоположени быша, а воздательныя благодати во иереех не исповедающе. Приходящих убо от Великороссии новокрещеных повторяху своим крещением, новорукоположенных же никако приемлюще иереев, но и заповедающе всем по них наставшим не приимати таковых, о чем свидетельствуют вси, якоже иноческаго чина, тако и мирскаго людие древнии; а наипаче подтверждает сие наше слово Ответов Диаконовых вопрос 58, и книжица диаконовых о сравнении согласие 11.

Но грядем к сказанию о Феодосии иереи [на поле: А сей Феодосий в Великороссии новокрещенныя повторяше]. Кой Феодосий бяше крещения и поставления древняго: рукоположен бо бысть Иосифом патриархом московским, во град Рыльск, в церковь Василия Неокесарийскаго, Никольскаго монастыря. Утеснен же быв тамо новодогматных введением, отшед оттуду, прииде на Донец реку, и живяше тамо в пустыни. Некогда же ему ехавшу с трудником своим по Донцу, впаде в руки Белогородскаго архиерея розсылным. Они же, емше его, представиша архиерею. И той, много нудився привести его к новопреданиям, но не возможе: посла его к Москве к патриарху Иоакиму, идеже отдан бысть в градский суд. И тамо томим муками и принуждаем, не покорився, послан бысть в ссылку под начал в монастырь Кирилов. Седев седмь лет в темнице нужней и водней, от уныния писаше книги, которыя тесноты не стерпев, склонися к новотворным догматом (на кои присяги еще не бяше), и приставиша его ко чтению синодика. Малу же времени в том минувшу, тайно подъехаша нецыи, увезоша его в Поморье, а оттуду в Керженец, на Белмаш. И сущии ту от иноческаго чина молиша, да не оставит их при духовной нужди. Он же отрицаяся сего дела, предлагая им оно к новотворным пристатие. Тии же, припадающе к ногам его, просяще его со слезами, обще вопиюще к нему: на нас буди грех сего падения, о отче! Видев же он всеусердное тех моление се и слезы, преклонися на прошения их, и в нуждах крещения, исповедания и постригания не оставляше их. И по некоем времени съехав от них в Калугу, и тамо в праздной церкви, в день великаго четвертка, нощию литургию совершив, и ко удовлению причастия агнец запасный сотвори. Уведано убо бысть о сем Феодосии на Ветке, яко в Калуге пребывает: нужды ради своея великия, от общаго совета послаша некоего инока искуснаго Нифонта в Калугу просити сего Феодосия граматами, да приидет на Ветку, предлагающе ему народное собрание и великия свои нужды во иерействе. Нифонт с посланными граматами достиг града Калуги, подаде Феодосию сия, к ним же и просительная своя словеса приложи. Соизволи прошению их Феодосий, – прейде от Великороссии в польскую область, идеже радостными приветствы возблагодариша приход его к ним, и вси радостное торжество о нем сотворяюще, всяко место и всяк дом радостное возглашающе, ликующе купно и веселящеся на вступлении того, вси увядшии печалию весело хождаху. Пришед убо на Ветку сей Феодосий, видев мног народ стекающся на общую молитву, и толико, яко оной новопостроенной церкви не вмещати их, приложи радение и повеле оную церковь, Иоасафом соделанную, в длину и в ширину под крыльями распространити. И тако разширенне ей бывши, проси Феодосий калужан, да обретающийся церковный канастас [иконостас] и со олтарными дверми купленныя, от построенныя церкве царя Иоанна Васильевича оставшиися, в новосоделанную церковь на Ветку пришлют. Они же по просьбе его присланным от Феодосия вся сия вдаша, ими же Феодосий изрядно украси церковь. И сице украшенной церкви бывши, призва Феодосий от Рыльска брата своего, попа белаго Александра, новоставлена, его же последи во иноческий облече образ, и еще другаго попа белаго же, новое поставление имуща, именем Григория, от Москвы призва. И с сими двома, без диакона, Феодосий освяти церковь, во имя Покрова Пресвятыя Богородицы [На поле: посвящена бысть ветковская церковь лета 7203 г.], в ню же антиминс положен бяше оный, кой Мелания старица Белевка привезла еще ко Иоасафу попу. Неции о сем антимисе глаголют, яко на оном антимисе не бяше еще написания, внегда Феодосий храм освящаше: тогда и подписан бысть; а подписал его, сказуют, Афанасий уставщик сице: Освятися олтарь священноиноком Феодосием, и прочая.

На толикую убо славу новоосвященныя церкве вси народы во всех странах радости исполнишася, на ню же отвсюду приходяще людие, видети толикий храм церкве желающе, его же ради и паче людие, оставляюще домы, в толикий путь труды восприимаху: господие честнии о зданиях своих вознерадеша, и госпожи честныя течаху на оное жительство, девы отхождаху родителей своих, на вечную чистоту вдающеся, иноческим одеянием покрывахуся. Откуду безчисленными народы наполнися ветковское жительство, и аки град велик в населении тех явися. Но яко толику множеству стекшуся народа, мирское житие проходящим, велия наста нужда в тайне брака: чесо ради от общаго совета послаша некоего старца в Калугу, и оттуду привезоша Бориса белаго попа, такожде крещение имуща старое, а рукоположение новое. И сего священноинок Феодосий благослови церковныя тайны по древнему совершати, кой поп в Ветки многое время пожив, прейде оттуду в Воронок слободу.

По сем умре священноинок Феодосий, старости достиг глубокия. Похваляют его нецыи нравы, яко бяше смирен и благоприятен, прост, зависти лишен, мира церковнаго хранитель, един порок имея, во еже от немощи долговременныя темницы, для слободы, к новым догматом пристати, при сем же и новорукоположеным дверь отверсти и начало подати оным священнодействовати, откуда поступающии по нем уже и новокрещеных и новорукоположеных попов приемлют, и дают власть священная деяти, не яко прежнии иереи. Обаче сей Феодосий, якоже и прежнии, новотворных крещение повторяше своим крещением и в сем согласоваше древним иереем, пред ним бывшим. Настоящии же по нем, в приеме хиротонии новых согласуют Феодосию, а в крещении новотворных иначе поступают.

По Феодосии оста Александр, и друзии новорукоположеннии. И на сих преста древняго рукоположения иерейство. Показуется же от граматы Александра диакона, яко во дни Феодосия и миро древнее окончася, о чем пространное имеется послание.

И таковой убо нужде новорукоположенными иереи на многая лета простирающися, восхотеша народы из сего новоприятия извинутися в древния рукоположенных обычаи. Иначе же не возмогоша извинутиси, токмо да посвящен им будет какой либо от новых епископ, и сей по древним да хиротонисает им иереев. Что же о том и сотвориша? Вдавшеся обще радетельством во искание се, и не обретоша к нему удобства, точию в Волоской земли, в ней же удобоприступна себе Ясскаго митрополита Антония обретоша, к нему же тамо живущии староверцы свободный вход в разговор имуще чрез многа: тем и дерзновенно просиша его, да посвятит им из них человека во епископа. Он же на се соизволи, и повеле подати доношение, кое поданное доношение яве сотворено бысть господарю и прочим советником его. И вси радостно соизволяху на то, и обещавше церковь каменную им дати.

По сем еще в лето Господне 1731 ветковскаго монастыря игумен иеромонах Власий, от всего собора, о том же к господарю Волховскому грамату писа сице: Благородному и высокопочтенному, во благочестии сиятельнейшему и прочая. Ниже: В прошлом 1730 годе, преосвященному всея Молдавии и прочих стран кир господину Антонию подали доношение, и прочая, – в коем послании просиша, да повелит митрополиту от Ветки посланнаго человека посвятити. Временем же сего належания и патриарх Цареградский в Яссы прибысть, муж высокаго учения. И сему явлена бысть доношение и граматы, и персональное от староверцов [обоего согласия, ветковскаго и диаконова] прошение. Патриарх убо приятствова их, обаче ответствова им, яко аз един без прочих вселенских патриархов совета не могу сотворити; обаче обеща им на то скорый ответ из Царяграда прислати. По мале же времени отшествия патриарха, присланы быша из Царяграда 12 пунктов в Яссы, гречески писаны. Но яко словенски учившимся не возможно читати, просиша, да преведены будут на словенский язык. Сему же сотворшуся, един ветковскаго согласия похити оныя, и Ветке вдася. Диаконова же согласия не ведуще о том преводе, просиша митрополита, да повелит превести пункты на словенский язык. Видев то митрополит, возмне шпирство некое от них быти, яростно их отсла от себе. Они же, познавше лукавый ветковских подлог, скрышася от лица митрополита, да не бедне их живот скончается. И на том преста взыскание то. Пункты же оныя присланныя 12 бяху в таковом разуме, да хотяй ставитися исповедание даст – новотворные догматы хранити и в них спасение веровати и прочих сему научити.

Не по многих сего случая, бяше некий чернец в Киеве, имеяше от митрополита Киевскаго не малую милость, почему (вместо игуменства) припущен был к приказных дел отправлению. И уверившися, украл из секрета с письма архиерейскаго печать Лвовскаго и Галицкаго. И сочинившу воровския письма, будто по прошению их поехал тайно до Ясс на посвящение архиерейское. И в Яссы приехав, привез великия подарунки господарю Михайле и митрополиту Георгию, и объявив лист за руками, аки бы града Чигирина людие просят его на епископию. И господарь велел митрополиту его поставить. Приявши же сей Епифаний архиерейства чин, поехал от Ясс аки в Чигирин, но объявился на Украйне, в Польше, и тамо испроси у поезднаго официала Лвовскаго епископа, чтоб ему на Украйне жить, и сорок церквей попов ставить. И егда от архиереа велено яти его, он убег за Днепр, и в Киеве ят, вдан был под караул. И по описке в Синод, а из Синода в Яссы, повелено сего Епифания от чина епископскаго обнажити: и обнажен бысть в Киеве, и растрижен, и плетьми наказан, послан бысть в ссылку, в поморския страны. И преехавши Ярославль, на лесу отбили, и за границу в некия пустынки привезен, и там пребысть недель с десять, и на день Преображения Господня в Ветку взят, и без всякаго испытания на архиерейское действо определен, лета 7242. И тако на оном возведении быв, многих во диаконы и в попы поставил. Помале же освидетельствован и обретен сей быти новых догматов человек: откуду ветковцы чувство приявше, за епископа его не почтоша и от ставленных им грамматы начаша отбирати. Уведавше же то прочие попы, отбегоша с грамматами в разная места, и доныне в великой чести священная действуют. А Епифаний (мнимый епископ) в ветковское разорение в Киев скорбен взят, и тамо умре и без пения [На поле: Слышно было, что некоему солдату велено его погребсти].

По сем в лето 7258 явися в подольских странах некий человек от Великороссии, именем Анфиноген: быв иногда диакон, нарицаше себе епископа [На поле: Анфиноген был ключарем Воскресенскаго монастыря ризницы]. И по староверцах грамматы своя разсылаше, велика себе некоего именуя, и весьма хитро пиша, призывая к себе забеглых попов и прочих знатных ветковскаго и диаконова согласия, обещаваяся им поставити или дияконов, или попов, или самого епископа. И сия убо слышавше, потрясошася мнози, удивляющеся незапному его появлению, притекающе на видение его. И тако оному архиерейская действующу, неких во диаконы и в попы рукоположи. Некто же бяше чернец Анфим, муж забеглаго ума, и удивлен в том многим, но своенравен и безсоветен. Сей иногда за древняя в Москве много пострада, но и велие безумие от любоначальства на себе показа, им же ослепе, нача себе глаголати попа, о чем до того ведущии его отнюдь ни в мысли имяху. И тако нарицая себе, притече к нему, нарицающемуся епископу Анфиногену, и от него во архимандрита поставися; возвращься оттуду, восприя жительство между Гомиею и Веткою, при Соже реце в пустыни, и тамо обитель собираше. После же и во епископа заочно сей Анфим от Анфиногена (взгляд имея на Федима епископа, поставльшаго Григориа Неокесарийскаго) поставися; но прельстися: ибо в тое мнимое его поставление уже Анфиноген не епископом, но у некоего пана капитаном сотворися. Обаче некоим слепым Анфим за епископа вменися и действова епископская, и во диаконы и в попы поставляше, кои попы имеху не малыя подзоры, их же он постави, и до ныне священная действуют.

Тем же не вем, кому зде дивитися: народному ли нечювствию, или толикой страшной дерзости Анфимове, яко толикий муж ведущий и толико терпение за древнее пострадавый, легкими юзами любоначальства связан тако паде, и многим смех на себе привлече, разумным же страх, яко тако скорыми ногами к подложному епископу притече и неиспытно велие на себе обязательство оному даде, во вся дни почитати и покарятися тому, и прочая. Велию науку собою показа внимающим, что деет любоначальство, и коим концем любящия мирския чести овенчевают. После бо сего дерзновения Анфим отшед, и тамо по некоим странам преходя, апостольствуя, рукополагая прочих, возвратися оттуду, возмездие своего дела восприя: ят бо бысть некоими в Польше и Могилевскому епископу вдан, и той остриже ему главу и браду, в темницу затворити повеле. И тако прокажен, едва оттуду утече, и в некоих местах скрыся.

Не минем же и сие зде глаголати, что в нынешнее настоящее лето 7263 содеяся. Гомельские и ветковские по заграничью жителие, к ним же приложишася после и в Малороссии обретающиися в слободах, написаша тии челобитныя, просяще, да от великороссийских архипастырей поставится во епископа им человек на совершенства антимиса, мvра и на произведение попов, потом же и да благословят возградити сугубыя обители. И по сей челобитной еще известнаго несть, ибо на сем престаем глаголати.

Окончание.

Доселе убо сию историю о бегствующем иерействе, начен от первейших лет, в няже староцерковная пременения показашася, произведох, предлагая, како соловецстии [отцы] храняхуся от новшеств рукоположенных, не приимше онаго присланнаго к ним архимандрита, и каков бяше оный Стефан великия ревности и Козма попы, иже всячески новшеств охраняхуся, ни крещения, ни рукоположения тех приимаху. И не токмо сия сами не приимаху, но и последующим себе во исходе души своея наказоваху, да никтоже ни по какой нужде от новшеств рукоположенных приимет. И сице творяху не токмо сии, но и прочии. Свидетельствоваша сия приказания оставшияся тех иереев дети духовныя, в коем приказании и скончашася. Свидетельствуют сия и до днесь кои живии, слышавше и видевше тех детей, делом, и словом приказания их сохранших, и в том от сего света [века] отшедших. Аще ли Иоасафу и повелено бысть Иевом от Тверскаго архиереа поставитися в иереа, но в сем несть разгласия с соловецкими отцы: ибо они под исповеданием новых догмат ставленнаго не прияша; сей же Иоасаф во исповедании и поставлении древняго обычая рукоположен и прият бысть в действа. И ниже оное Иоасафово поставление на образец может быти нынешних взыскателей, сих ради вин. Первая вина: яко той архиерей Тверский имяше на себе крещение и рукоположение древнее. Вторая вина: яко и сам той архиерей, аще нуждею к новодогматствованию и привлечен, обаче древняя лобызаше, что свидетельствоваше и новгородский Сава: аще (рече) и новым касаюся, но весьма в сомнении. Третия вина: яко всех согласий разсудительнии таковых с новшествы рукоположенными не сравняют и не абие сих отвергают. Четвертая вина: яко сицевых и каноны не лишают еще благодати; глаголет бо Никон на первое правило Великаго Василия: яко первии отступльшии имут благодать рукоположения. И сих ради вин к новостем приставшии, а наипаче искру любве еще древних имущии, не подлежат всеконечному отвержению: тем и действуяй что в любви древних, благодатно содевает для приемлющия той персоны. Аще же первых попов дети духовныя за оное поставление Иоасафа и гаждаху, убо и не достойни суть кары.

Темже вся сия исторически о отцех древних предложивше, и словом их дела видевше, повратим очи свои на нынешнее иерейство и видим: сообразны ли суть тем, на них же они уповают? Ни. Реку же о сем сице: Аще бы оных отец соловецких и тех древних иереев от праха земнаго Господь Бог, зеницы их отрешив, их ревности благоверия, возставил бы и между сих настоящих иереев поставил, не аки ли бы злато посреде глины возблещали, и аки ангели посреде плотских человек воспрославили бы ся, и видели бы сих, под именем тех иерейства показующихся? В коликое уже безобразие и нелепотство настоящее иерейство прииде! Онии иереи быша ревнители благочестия духовнаго [древняго], сии чествования мирскаго. Онии утешающеся в дусе; сии же в брюхе. Онии упование свое имуще на Бога; сии же на злато и откупники свои. Онии прилежаще беседам духовным; сии же беседам мирским. Онии веру праву и догматы истинны соблюдаху: сии же трапезам веру непреложну имут. И что о сих реку? Онии иереи истиннии бяху; сии же истинных иереев токмо имена содержат, а достоинств правильных далече отстоят. Онии аки пчелныя матки быша; сии же шершни, жалы свои наготове имуще, да кого либо противных себе уязвят, уранят, изгонят. О, иерейства сего чюждеименнаго и своевольнаго! Всуе хвалится отцами, всуе во устех имя обносит! И сия убо слышав, православный читателю, аще чювство доброе имаши, от древняго слышания не мало настоящему удивишися, в коликое небрежение, в коликое своевольство и безобразие прииде – познати можеши. Кое уже снисхождение их видим не далече дверей отступления, яко не велико уже посредство содевается. И сему что виновное есть? – не обретаю, токмо в широкия врата единому другаго предварения, яко бы рещи: един законы плотскими не воздержно ходя слепоту налучи, в блате страстей погрязе, а ин, мняся светом разума ходя, той же вавилонской чаши желая, законы мамонныя поставляет и веру столовую снабдевает. Темже и купно един другаго предваряет в злобе, и надежды благия не вем откуду обрести, яко всем врата широкая любезна и многие усердствуют в ня входити, тесная же дверь благоверия презирается. И како кто может добре закон Божий церковный хранити? Ни како. Читаем бо во истории стрелецкой ["История о вере и челобитна о стрельцах" Саввы Романова], яко в лето 7195 восхотеша стрельцы древлецерковная паки возвратити и за то душы своя обещающе положити, о чем мнози не малыя труды показаша; но егда сии стрельцы с некоими посадскими разумнейшими, по царскому повелению, с Хованским князем, на разговор к Иоакиму патриарху посланы, тогда кия от них на патриаршие напитки вергошася, тии вси под руку патриаршу пойдоша, кроме любящих трезвость, и студ воздержным сотвориша, а наипаче егда тако о древностех старающимся стрельцам, прислан к ним бысть от двора царскаго человек, возвещающ им милость царску, на всякой десяток по ушату пива простова и подделнаго и по мере меда и вина: и се слышавше онии, оставиша той совет и по напитки побегоша, и в том питии мудрость их поглощена бысть, и забывше обеты свои ради покоя телеснаго отпадоша истины. Не вем же воистину, что хощет быти и в нас, яко всяко рачение преста, а плотский покой верх восприемлет. К коему еще злейше явися: во всех слободах кабацких домов умножися, на совершенное отгнание добраго разума, а исправляющаго о том несть. Мнимии бо духовнии, вместо законов церковных, сами сребролюбию и телесным прибытком раби быша, желающе в сем веце покоя и славы, и суще враги креста Христова сотворишася: тем и аки пси объюродеша, не могуще на всяко беззаконие лаяти, от коего молчания людскую выгоду себе приобретают, и в едином множестве закона похвалу имут, от чего не малая есть боязнь, да не оных стрельцов мрак и нас покрыет, ибо не новое то гонящим во след плотскаго мудрования отпадати Божия правды. Пишет Бароний, яко в гонения древняя мнози Христа отвергошася, а в первых сии, иже пространно живяху и благая мира любляху. От чего Боже сохрани нас и помилуй, и даруй нам по стопам Твоим ходити, и церкве Твоея святыя слушати, и со святыми избранными твоими угодити, и Тебе славу возсылати вовеки, аминь.

Следующая часть