"Школа" сквозь бумажные стены

11-го января на "Первом канале" вышел сериал "Школа" Валерии Гай Германики, которая прославилась благодаря нашумевшему фильму "Все умрут, а я останусь". "Школа" шумит тоже. Интернет-форумы и блоги до отказа забиты суждениями о пользе и вреде сериала, депутаты Госдумы и российские учителя требуют запретить показ, а школьники... Школьники по-прежнему ходят в школу и смотрят сериал на "Первом".

Диапазон мнений о сериале не отличается особым разнообразием, скорее, представлены две крайние позиции: в основном, о "Школе" говорят либо как о диверсии, чернухе, провокации, "подрыве моральных устоев", либо как о талантливом кино и жестокой, необходимой правде, на которую все до 11-го января почему-то закрывали глаза. Нет смысла становиться ни на ту, ни на другую сторону, ни тем более, копать в глубину: сериал этот далек от того, чтобы считать его произведением искусства. Но стоит взглянуть на "Школу" без излишней пристрастности и агрессии – просто как на феномен сегодняшней реальности.

Итак, мы видим обычную жизнь учеников 9 "А" класса одной из российских школ. Их повседневность такова: они ссорятся, дерутся, курят, матерятся, унижают друг друга и учителей. Детки тяжело взрослеют, причем настолько тяжело, что многим зрителям тошно. Впрочем, и учителя в "Школе" хороши: по сюжету они соответствуют занимаемой должности чисто фиктивно, ибо все они родом из "совка" и мало что знают (и знать ничего не хотят) о современных подростках. В общем, не особо приятны в сериале ни дети, ни взрослые. По мысли автора, состояние школы сейчас – это помесь тюрьмы и закрытого колледжа, эдакий монастырь для падших. Подобная художественная концепция – повод для основных претензий к "Школе". Плюс ко всему сериал показывается в прайм-тайм на главном федеральном канале страны.

Видимо, Валерия Гай Германика – все-таки талантливый режиссер. Тут уж спорь не спорь о гении и злодействе, а некий дар видеть и показывать у нее есть (другое дело, что Германика видит и показывает только плохое – таланты-то разные бывают). И в "Школе" это тоже заметно: сериал снимается в стиле так называемого "нового реализма", псевдодокументального кино, снимается так, словно нет ни режиссеров, ни актеров, а в кадре действуют люди – "такие как ты и как я". К тому же, многие кинокритики отмечали умение Германики сократить дистанцию между тем, что происходит в фильме, и между зрителем до минимума. Может быть, и в этом также кроется причина такой бурной нелюбви к сериалу. Ведь получается, что зрителю приходится входить в заэкранный мир, жить там вместе с героями, а это подчас невыносимо. В общем, "Школа" – это хорошо сделанное нечто о самом плохом. Нужно ли оно и кому?

"Первому каналу" нужен высокий рейтинг в прайм-тайм, Валерии Гай Германике – возможность работать и зарабатывать, благо тема ей знакома. А что же зрители? Учителя и большинство родителей утверждают, что сериал учит плохому. Кто-то из пап и мам смотрит сериал как учебник. Кто-то из школьников и недавних выпускников говорит, что все, что показывается – неправда, а кто-то наоборот призывается не пенять на зеркало, коли рожа крива... Такое разнообразие мнений свидетельствует, что тема, затронутая в "Школе" – серьезная и больная. И ничего тут не поделаешь, так просто от нее не отмахнуться.

Странно было бы полагать, что при всех тех застарелых болезнях, которыми страдает российское общество, школа существует благополучно: давно и громко звучат предупреждения, что подрастающее поколение гибнет, и мало кто из нынешних 16-20-летних доживет до пенсии. Я бы не стала так драматизировать, но с молодежью явно что-то не так – и это не предпенсионное бурчание, это факт. Нам – мне и моим одноклассникам – повезло: мы жили в двух странах – в Советском Союзе и в России, в двух эпохах – до – и послеперестроечной. У меня и моих сверстников есть прививка в виде критического отношения к реальности: даже вступив в пионеры, мы уже понимали, что это все показуха, но при этом помогали ветеранам от чистого сердца, а не потому, что Марь Иванна велела. Ведь кроме пионерской организации были еще и книги, фильмы, родители. Голова на плечах, в конце концов. Когда пришло время, мы все, наверное, попробовали "запретный плод" – сигареты и вино. Мы дрались и строили друг другу козни как умели. Мы все влюблялись друг в друга и творили глупости, однако мы не были настолько циничны, как современные 16-летние на экране. Никто – даже самые последние оторвяги нашего недружного класса. У каждого из нас была мечта – у кого-то о красивом доме и большой семье, у кого-то о хорошей работе и любимом человеке, у кого-то о мире во всем мире... Нам повезло и в том, что наши учителя тоже были начисто лишены цинизма и, несмотря на крошечные зарплаты, учили нас всему тому, что знали сами. Бывали и конфликты, мировоззренческие споры, ссоры – но никому не приходило в голову решать их настолько радикально, как показано в "Школе". Конечно, сериал – это сгущение красок, аккумуляция идеи в сжатом времени и пространстве. Но получается, что он еще и сосредоточие цинизма, некий источник мертвечины, где нет и не может быть ничего живого, нет никакой любви, никакой надежды и никакой веры. Неужели это правда?

Вряд ли. А если предположить, что выход "Школы" – провокация и способ хоть какого-то протеста против сложившейся реальности? Думаю, можно ответить – "да".

Мы живем в обществе, где все знают о том плохом, что есть вокруг, но стараются огородить это плохое чем-то вроде бумажных стен: сквозь них ничего не видно, но время от времени стены прорываются, не выдерживая. Бумажными стенами огораживаются проблемы в образовании, здравоохранении, армии, ЖКХ, да где угодно. Огораживаться бумажными стенами вообще в природе человека, причем это свойственно ему с детства – вспомним, как прятались от страшного под одеяло... Не замечать болезнь можно, но вопрос в том, как долго. Если применять врачебную терминологию: появление "Школы" на ТВ – симптом болезни, которую надо лечить. Дело в другом – можно ли лечить ее посредством сериала? Обладает ли шок хоть каким-то исцеляющим действием? Сдается мне, что нет, и ничего не изменится, пока мы сами не изменимся, пока не станем разговаривать друг с другом на языке мира и искренности, а не провокации и войны.

Дети копируют взрослых – это общее место. Но оно уже настолько общее, что прорывается сквозь бумажные стены и вываливается прямо под ноги, на глаза. И нельзя делать вид, что ничего не происходит.