Зри прежде всего в себя

– Сегодня хочу познакомить наших читателей со своим старинным другом. Зовут его – Павел Брюн. Творческая жизнь его связана с театром Пластической Драмы и с цирком. И первая моя просьба к нему – рассказать о своей цирковой судьбе.

– Начал я заниматься пантомимой аж в начале 70-х годов. Должен сказать, что стать профессиональным артистом в этом жанре можно после окончания циркового училища. Оно было одно в Москве, и попасть туда было не возможно. Мне это удалось, то шёл счастливый для меня 1974 год. Но очень скоро я понял, что не выдержу четырех лет обучения по очень сложной программе. И через год я ушел, сейчас я жалею об этом, поскольку был замечательный курс, на котором я учился, и замечательные педагоги... Будучи студентом, я понял, что очень многие цирковые дисциплины, такие как гимнастика, акробатика, жонглирование и другие механические дисциплины, как я уже сказал, могут здорово расширить возможности человека, который интересуется пластической драмой. И благодаря цирковому училищу тогда я осознал, что меня интересует не столько чистая пантомима и пластическая драма, как ее позднее стали называть, сколько "сплав" движенческих дисциплин, которые человечество вырабатывало за всю свою длинную историю. И, таким образом, в мою жизнь пришел цирк, где с моим другом и партнером Валентином Гневушевым мы основали экспериментальную мастерскую по созданию цирковых номеров, аттракционов и программ.

– Насколько я знаю, их было немного, всего пять-шесть.

– Примерно 17 номеров за два года. Конечно, немного. Но без ложной скромности скажу, что на сегодняшний день (прошло уже 21 год с тех пор) эти номера во многом диктуют идеологию и эстетику современного цирка не только в России, но и на Западе. Ажиотажа вокруг наших работ было предостаточно. Мы выигрывали какие-то конкурсы, на которые нас с трудом пропускали, Но люди, прослышав о нас, стали приезжать к нам сами. Так в нашей мастерской однажды возник человек по имени Ги Лалиберте. Многим знакомо его лицо, так как в качестве космического туриста он летал на КМС.

– Насколько я знаю, он владелец знаменитого цирка.

– Да! Он владелец знаменитого цирка "Дю Солей". Он рассказал нам о своем цирке и пригласил приехать к нему, в 89 году это было. Ну, я и приехал в Квебек, там находился его цирк, пришел в махонькое шапито, и увидел спектакль, в котором цирковые номера и вообще качество циркового ремесла были на уровне достаточно примитивном, но уровень искренности, актерской самоотдачи, меня просто потряс. И вот в этом маленьком, тогда только зарождавшемся, цирке увидел тот самый сплав, казалось бы, не совместимого, к которому я стремился всю свою жизнь. И я понял, что с того момента жизнь моя разделилась на до цирка Дю Солей и после. С канадскими артистами и, в частности, с самим Ги Лалиберте, у меня моментально нашёлся общий язык.

Ситуация с моим приездом в Квебек очень напоминает ту, когда Буратино попал в кукольный театр Карабаса Барабаса, где все сразу друг друга поняли. Ну так вот, я не говорил по-французски, они не говорили по-русски, но это не помешало нашей работе. Через какое то незначительное время после этой исторической встречи я подписал свой первый контракт с цирком Дю Солей, и уехал работать туда. Скажу так: в этом цирке прошло 10 лет моей жизни, за которые я поучаствовал в создании 4-х или 5-ти мега-проектов, которые существуют до сегодня. Моя первая работа в цирке Дю Солей была достаточно маленькой: я был ассистентом хореографа, это был 91-92 год. Закончил же свою работу в цирке Дю Солей главным режиссером и художественным руководителем Лас Вегоского отделения этой компании. Динамика роста такова: когда я начинал работать в цирке Дю Солей во всей компании работало около 100 человек, включая артистов, когда я из нее уходил, сотрудников было около 3 тысяч. И на сегодняшний день этот канадский цирк можно сравнить по мощи проникновения в мировую инфраструктуру, наверное, с такими компаниями, как Майкрософт Била Гейца или, в большей степени, пожалуй, Эпл или Макентош. Нравится мне это или не нравится другой вопрос, но факт некой монопольности присутствует на сегодняшний день, что было одной из причин моего ухода из этой корпорации.

– Скажи, пожалуйста, Павел, как связана твоя работа с верой. Ведь ты человек религиозный, христианин.

– Это очень трудный вопрос. Не так давно, читая переводы из древних сирийцев Аверинцева, я вдруг нахожу ссылки на каких то первых монахов, которые рассказывают притчу о том, как акробат был наказан за кощунственное изображение какой-то библейской сцены. Грубо говоря, цирк и религия, вера ходят по кругам очень близким. И тот факт, что отцы церкви, которых мы сейчас учим, читаем, каким то образом держали в поле своего зрения мимов, акробатов, гладиаторов, наверное, в этом что-то есть. Тот факт, что мы знаем много трагических и торжественных историй о мученической смерти, которую принимали первые христиане не где – нибудь, а в амфитеатрах, цирках, это все не случайно. Что же касается моего практического опыта, то были моменты, когда я чувствовал, что существует некий раскосяк между тем, что должно быть и тем, что происходит в моей работе, но это всегда становилось либо поводом для исповеди, либо, как это не печально говорить, поводом длительных отпадений от церкви, которые я переживал в своей жизни и в которых каюсь, Но, в конечном итоге, я сейчас прихожу к выводу, не без водительства моего духовного отца, что стяжи дух мирен и все произойдет так, как надо.

– Но все-таки отношение к цирковым артистам особенно пристальное. Некоторые думают, вот, мол, какие они поверхностные люди, заботятся о том, чтобы достичь гибкости, силы тела, тут уж не до религиозности. Что ты скажешь по этому поводу?

– Я знаю людей очень верующих, очень церковных среди цирковых артистов. Некоторые приходят к Богу через болезни, травмы, через жуткие какие-то ситуации, потому что рискуют они жизнью ежеминутно. Но и сказать, что исключительно все циркачи духовные, – тоже нельзя.

Я работал в мега-проектах цирка Дю Солей в Лас Вегасе...

– Его описывают, иногда, как исчадие ада, – мол, центр рулетки, игрового бизнеса, туда люди явно едут не за благочестием.

– Это уж точно, но, тем не менее, я знал очень многих людей, которые находясь в этой пустыне, в прямом и переносном смысле, приходили к нахождению самих себя. Средний срок проживания в Лас Вегасе для американца – 3-4 года, заработал деньги и бегом оттуда, а я там прожил лет 12 – 13.

– А почему так?

– Потому что люди приезжают туда, зная, что смогут найти работу, заработать первоначальный капитал. За 12 лет чего я только не повидал! И самоубийства, и банкротства, и наркоманов... Люди приезжали вроде бы работать в цирке, но поскольку доступны все язвы, люди не справлялись с собой, и этот молох их под себя подминал очень лихо. Перемолол и выплюнул. Видел и другое: люди приходили в себя и обращались к Господу. Так что не известно, кто где обратится. Один приедет в Оптину и будет там жить бестолку, а другой – в Лас Вегас приедет и получит духовную пользу.

– А что вообще представляет собой западная культура. Можно ли говорить о некой динамике за последние двадцать лет. Здесь, в России, мы видим процессы такие безрадостные, когда искусство становится служанкой, покупается и продается за деньги. А деньги стимулируют развитие самого низкого, потому как оно продается лучше всего.

– Если говорить о поп культуре, то она сильно почернела в силу полит – корректности, в силу грешного осознания – вот надо же, мы её представителей угнетали а теперь надо им дать волю. С одной стороны это правильно, потому что культурная жизнь хороша в своем многообразии, ведь так? И когда на одном континенте живут англо-саксы или американские индейцы, латиносы и афро-американцы, а так же азиаты, то результат такого межрассового, межконфессионального симбиоза может быть очень интересный. Что, порой, и происходит. Но тираж и необходимость зарабатывать деньги, как правило, выталкивают на поверхность не самое лучшее. Отсюда появляется подмена таких понятий, как, например, айренби, монблюз, который в 60-е годы дал миру таких выдающихся людей, как Рей Чарльз, например. А сейчас исполнители этих стилей называют свою музыку так же, не имея на то никаких оснований, т. е., происходит подмена понятий, и это досадно. Когда человек пресыщен информативным потоком низкокачественной суб-культуры, поп-культуры и происходят такие вещи..... Есть несколько вариантов реакции на это: ныряние в этот нью-стрим, полный отказ от этого: выключи телевизор, и живи в своей "башне из слоновой кости", либо ищи альтернативу. И в этом случае появляются совершенно удивительные вещи в хореографии, в театре, в литературе, в музыке и т.д., через обращение к традициям.

В этом есть и парадокс, и рациональное зерно. И я видел многих молодых ребят, которые "нарепились" да "нахипхопились", и им стало тошно. Оглянулись назад и увидели, что все это вышло из очень мощной джазовой культуры. А откуда взялась джазовая культура? Из блюза и т. д. Вот вам и интересная динамика...

Я вернулся 2.5 года назад в Россию и окунулся в волну негатива по отношению к Америке, услышал много новых слов – америкос, пиндос, которые вошли в употребление. Я вот, например, пиндос, я же колбасный эмигрант, так меня называли.

– Почему колбасный? Что это означает?

– Я не знаю, надо у людей спросить. Видимо, по их мнению я уехал в Америку, потому что мне здесь не хватало колбасы, но, замечу, я ее в принципе не ем, ну, да ладно. Существует такой антиамериканский настрой. Мне человек говорит: я не люблю американцев. А кого ты не любишь из американцев конкретно? Джорджа Буша младшего? Ну да, я его тоже не особо жалую. Не любишь Генри Девида Таро, Серафима Роуза, Дюка Элингтона, Вильямса? Или: я не люблю черных! Опять же, кого конкретно? Наркоторговца, который пихает крэк твоему ребенку? Или Мартина Лютера Кинга?

Как бы там ни было, Америка интересна тем, что там можно найти самую разнообразную культуру, и вообще это разная страна. Я проехал практически все штаты и скажу вам, только по Нью Йорку судить по стране нельзя. Проехав по США, ты побываешь ну, как минимум, в 50-ти странах.

– А вернувшись через двенадцать лет в Россию, что тебе бросилось в глаза?

– На улицах очень много Бентли.

-И в них пендосы?

– Ну, естественно, бывшие колбасные мигранты. Можно смело сказать, что я вернулся в 2007 году совсем не в ту страну, которую знал. И скажу честно, для меня адаптироваться в Москве после 11 лет отсутствия было гораздо сложнее, чем адаптироваться в Америке.

– А почему?

– В моём возрасте уже нет гибкости молодости, и никто меня здесь не ждал с распростертыми объятиями. Может быть, потому, что я сейчас на белом коне. А, как выясняется, на белом коне в Москву мало кто возвращался. Я увидел, что со всем своим приобретенным ноу-хау, со своей репутацией, посидеть на кухне, поговорить с кем-то можно, а вот найти работу в этом возрасте, – ой как нелегко. Приведу один пример. Одному телевизионному каналу требовался главный режиссер и художественный руководитель. Это должен быть энергичный человек, с высшим образованием, желательно с ученой степенью. Обязательно знание 2-3 иностранных языков. Ну, думаю, это про меня. Отсылаю электронной почтой своё резюме. Что бы вы думали? Не проходит и дня, мне звонок. Павел, не могли бы вы провести с нами телефонное интервью? Конечно, мог бы.

И вот я сижу дома, и по американской привычке держу включенный диктофончик, подключенный к телефону. Ну, мало ли кто чего скажет, или я чего-нибудь не то скажу. Звонок. И начинается интервью. Ведет его девушка, вице-президент компании по кадрам, и ещё несколько человек. Разговаривали около часа. Меж нами любовь и согласие. Под конец спрашивают, когда я прилечу в Москву? Отвечаю, что завтра буду. И тут мне задаётся последний вопрос относительно моего возраста. Услышав цифру 49, на другом конце провода наступила тишина. А потом я услышал: понимаете ли, в нашей компании самому старшему сотруднику 35 лет. Это был вежливый отказ. Так что моя адаптация в России была очень даже не простой. Первые два-три месяца по моем приезде я находился в состоянии почти что коматозном. Но сейчас всё вроде бы хорошо.

– Помогай Бог! И, наконец, многие говорят, что Америка в духовном смысле пустыня, этакая Невада, среди которой встречаются яркие Лас Вегасы, где нет источника живой жизни и живой воды, хотя страна верующая, протестантская. Но всё равно многие тоскуют, потому что нет такой духовной жизни, такого общения, какое есть в России. У тебя были эти проблемы?

– Скажем так, мое пребывание в Америке я могу поделить на две очень далеких друг от друга составляющих. Одно время я жил в Монреале, в Канаде. Это совершенно другой мир, совершенно другая философия. Церковная моя жизнь в Канаде была достаточно здорово организована по той причине, что в Монреале, где я жил, достаточно много русских православных приходов. Когда же я осел в Лас Вегасе, то пережил много искушенй. Там нет церкви, вот и ходить не надо, как бы обрадовался я на какой-то момент. Потом я всё-таки разыскал православный храм и познакомился с замечательным отцом Николаем, в последствии Епископом Ситкинским и Аляскинским. Сейчас он на покое.

– В Лас Вегасе есть православные храмы?

– Если не ошибаюсь, 6 православных храмов, не считая коптских и всяких других. Другое дело, что они выглядят иначе. Может, ещё вчера он был каким-то заскорузлым магазинчиком, но какая-то добрая душа его выкупила, установила иконостас, и теперь там идёт служба. Но дело-то в том, что мы так странно устроены: купола не видно, церкви в нашем понимании нет, поста нет, значит можно не ходить. И это довело меня до такого душевного состояния, что дай Бог мне отмолить все мои завихрения. Если бы не отец Николай, вообще не знаю, что со мной было бы. В последствии мой сын алтарничал у владыки Николая.

В Москве меня Господь привел в храм Благовещение, что в Петровском парке, где настоятелем служит отец Димитрий Смирнов. Вот как все возвращается на круги своя. Ведь когда я принимал крещение в 82 году, я часто видел отца Димитрия, который помогал служить отцу Валерьяну в Отрадном. Теперь отец Димитрий известный проповедник, человек с чувством юмора, далекий от популизма, у него не забалуешь. Там же, в храме Благовещения в Петровском парке, служит и мой духовный отец Андрей Спиридонов, которого я очень почитаю и иду по жизни под его водительством.

– Что бы ты, Павел, сказал на последок?

– Я бы хотел сказать, чтобы люди построже относились к себе и искали причины своих неудач тоже в себе. Там все ответы на наши проблемы.