Богослужение: зачем мы храним "преданья старины глубокой"?

Пожалуй, самая яркая и сразу бросающаяся в глаза черта Православного Богослужения – традиционность. В самом деле, ежедневно в православных храмах совершается литургия Иоанна Златоустого (годы жизни 347-407), и это не какое-то почетное или условное название – текст этой важнейшей службы действительно был составлен великим константинопольским пастырем и богословом более 1600 лет назад, а практика проведения ее в наши дни очень мало отличается от той, что была привычной святителю. Просто представьте себе: 16 столетий!

В древних церквях – как дома

Если бы современный православный христианин попал в древние времена, он, хотя и отметил бы некоторые необычные мелочи, но в целом чувствовал бы себя в древних церквях, как дома. В то же время при столкновении с абсолютно любым другим аспектом жизни того времени – бытом, этикетом, правосудием, строительством, сельским хозяйством, военной службой– нашего с вами современника ждал бы жесточайший культурный шок.

Но и 16 столетий – не предел. В некоторых православных храмах литургия и сегодня совершается по чину апостола Иакова, брата Господня, первого епископа Иерусалимского. Да, этот чин, довольно распространенный в первом тысячелетии,дошел до нас со значительными изменениями, и, пожалуй, можно оспорить авторство апостола Иакова. Но тем не менее нет никаких сомнений, что в значительной своей части он восходит к апостольским временам!

Как тут не вспомнить довольно распространенное в наши дни (к сожалению, не только в среде протестантов, но и в широких массах) заблуждение, что апостолы и их последователи в первые века совершали Богослужение бесчинно и вне какой-либо традиции?

Действительно, при поверхностном прочтении Нового Завета кажется, что ни Сам Спаситель, ни апостолы не следовали каким-то формальным правилам в своей молитвенной и Богослужебной жизни. Да и вообще, эта сторона их жизни будто находится "за кадром" Писания.

Это может показаться весьма странным для протестантов, исповедующих ложный принцип "sola scriptura" (раз Писание – это единственное, что Бог нам дал в качестве руководства, то почему Он не объяснил нам там толком, как Ему служить и как Ему молиться?), но совершенно не должно удивлять православного читателя, знающего о Священном Предании.

Священное Предание и "предание человеческое"

Для поверхностного читателя Библии сама идея Священного Предания может показаться противоречащей новозаветному учению. Можно вспомнить огненные, клеймящие фарисеев слова Иисуса в Мф 15:"...Зачем и вы преступаете заповедь Божию ради предания вашего?... Но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим." Или вот, уже апостол Павел в Кол 2:8 осуждает "предание человеческое": "Смотрите, (братия,) чтобы кто не увлек вас философиею и пустым обольщением, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христу."

Подпись: Фото orthphoto.net

Но у апостола Павла есть и другие слова о предании (2Фес 2:15): "Итак, братия, стойте и держите предания, которым вы научены или словом, или посланием нашим." (курсив наш)

Очевидно, что в Кол 2:8 и в 2Фес 2:15 речь идет о двух совершенно разных преданиях. Кроме предания человеческого есть еще и Предание Божественное, Священное. Последнее имеет две формы – "словом" и "посланием".

Именно существование словесного Апостольского Предания проясняет, почему в Новом Завете почти не затронуты практические аспекты молитвы и Богослужения. Апостолы и их ученики прекрасно знали, что любой практической деятельности гораздо легче учиться под руководством опытного учителя, чем по книгам. Поэтому им не было нужды писать о том, как молиться или служить Богу – они это показывали своим личным примером.

Таким образом, именно в словесном предании, которое долгое время никак не фиксировалось, передавались все важнейшие аспекты христианского Богослужения. Но можно не сомневаться, что в силу греховной человеческой натуры на них наслаивалась и "человеческая традиция".

Как же их различать? Ведь даже апостолы могут ошибаться! Можно вспомнить хотя бы рассказ о колебаниях апостола Петра и других по поводу иудейско-языческой дилеммы в Деян 11 и Гал 2, или то, что апостол Иоанн несколько раз пытался поклониться ангелам в нарушение одной из важнейших заповедей (Втор 6:13, Мф 4:10, Лк 4:8), и ангелам самим приходилось его поправлять (Откр 19:10, 22:8-9).

Церковь на страже правды

Сам Спаситель показал нам путь к разрешению этой проблемы, когда сказал (Ин16:13): "Когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину." Только Церковь в своей полноте под водительством Святого Духа способна различить истинное Предание. Именно поэтому проводились соборы, в частности Карфагенский собор 397 г., на котором был утвержден канон книг Священного Писания.

Как же Церковь знала, какие книги избрать? Никак иначе, кроме как по критерию соответствия доктринам, собранным и переданным в устной традиции.

Церковь стоит на страже правды (1Тим 3:14-15):"Сие пишу тебе... чтобы... ты знал, как должно поступать в доме Божием, который есть Церковь Бога живого, столп и утверждение истины." Она является единственным хранителем, интерпретатором – да, пожалуй, и писателем – Священного Писания. И она же хранит Священное Предание, единственный источник которого – Сам Бог.

В свете этого совершенно абсурдно, даже с точки зрения элементарной житейской логики, делать то, что в наши дни делают столь многие: принимать Писание и в то же время отвергать авторитет Церкви и Предания. Современный евангелизм, словно в насмешку над собой, создал новое предание противодействия Преданию, традицию оппозиции к Церковной Традиции.

На этом месте в апологетике практики Православного Богослужения – совершаемого Церковью и донесенного до нас Священным Преданием – для верных чад Церкви можно было бы поставить большую жирную точку. Но, поскольку мало кто из нас может сказать о себе нечто большее, чем просто "сомневающийся", все-таки продолжим.

Даже несмотря на то, что, как мы выяснили, авторы книг Нового Завета не пытались систематически донести до нас Богослужебную практику Иисуса Христа и апостолов, при внимательном прочтении и в Новом Завете можно найти много интересных свидетельств.

Например, вот совсем, казалось бы, нейтральное место: "Когда они служили Господу и постились, Дух Святый сказал: отделите Мне Варнаву и Савла на дело, к которому Я призвал их." (Деян 13:2, курсив автора).

Но если мы откроем греческий оригинал текста и посмотрим выделенное слово, то увидим, что оно пишется вот так:"λειτουργουντων", или, в кириллической транслитерации, "литургунтон" (в начальной форме, соответственно "λειτουργεω" – "литургео").

Даже в своем древнегреческом значении этот глагол обозначает формальную или официальную службу, в библейском же языке его применение практически исключительно связано с практикой иудейского ритуального богослужения (напр. Числ 18:2, Исх 29:30, Евр 10:11) и, пожалуй, в переводе не нуждается: апостолы совершали литургию в современном смысле этого слова – то есть участвовали в формализованном, ритуальном Богослужении.

Еще пример: "И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах." (Деян 2:42, курсив наш) В греческом оригинале перед словом "молитвы" стоит определенный артикль, т.е. речь идет не просто о каких-то молитвах и ни в коем случае не о некоей молитвенной импровизации, а именно о формальном, структурированном молении, скорее всего это ссылка на практику иудейских молитв, в которых Церковь тогда продолжала участвовать (что видно, например, по Деян 3:1).

Христианская Церковь – наследница Церкви ветхозаветной

Именно тем, что ранняя Церковь продолжала практику церкви ветхозаветной – синагогальных молитв и псалмопения – можно объяснить то, что наряду нужды первых иудеохристианских общин вполне удовлетворялись теми текстами, которые у них уже были. В частности, основой практически любого Богослужения в те времена являлась Псалтирь – что, на самом деле, справедливо в отношении православного Богослужения во все времена, вплоть до наших дней.

Можно привести много евангельских примеров того, как Иисус Христос участвовал в иудейских праздниках и в храмовом Богослужении. В Евангелии самым ярким примером практики ритуального Богослужения является описание первой – а в эсхатологическом смысле и единственной – Литургии, Тайной Вечери.

В своей книге "Над строками Нового Завета" священник Георгий Чистяков отмечает, что, устанавливая Таинство Евхаристии, Спаситель опирается на обычные иудейские ритуалы и молитвы седера, т. е. пасхальной трапезы: "...Господь использует древний ритуал, который к моменту Тайной Вечери насчитывает уже более тысячи лет истории. Если мы посмотрим богослужебные книги иудеев, то обнаружим там те же элементы службы, которые присутствуют в Литургиях Иоанна Златоуста или Василия Великого. Это и приношение даров, и каждение, и омовение рук, и диалог того, кто совершает службу, с молящимися... Важно понять, что Христос всю новизну Евангелия вкладывает в древний ритуал. Возможно, именно благодаря этому литургическая мистика оказывается доступной не избранным, но каждому. Литургия даёт верующему возможность жить в полноте мистического единения со Христом. Через неё достигается глубокое мистическое и интимное единение каждого со Христом."

По окончании же трапезы Спаситель и ученики "воспели" (Мф 26:30, Мк 14:26) – как полагалось по иудейской традиции, они пели благодарственные псалмы (Пс 112-117), которые и по сей день играют важную роль в Православном Богослужении.

Итак, мы видим, что Православное Богослужение опирается не просто на традицию первохристианских общин. В силу того, что последняя укоренена в иудейской литургической практике, в Православии мы во многом продолжаем быть хранителями гораздо более древних, ветхозаветных ритуалов и обрядов.

Зачем мы храним "преданья старины глубокой"?

Почему же Церковь так бережно относится к сохранению столь невероятно давних "преданий старины глубокой"?

Это нетрудно понять, если вспомнить, что Богослужение – это БОГОслужение. А Бог по своей природе неизменен: "Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же" (Евр 13:8).

"Всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца светов, у Которого нет изменения и ни тени перемены" (Иак 1:17).

Те же слова мы повторяем каждое утро в молитве Василия Великого: "Господи Вседержителю, ... Безначальный и Присносущный Свете, у Него же несть пременение, или преложения осенение..." (5-я молитва утреннего правила).

Богослужение должно отображать свой объект, значит служение неизменяемому Богу должно быть неизменно по своей природе.

Но и как БогоСЛУЖЕНИЕ оно требует единства. Вспомним уже упоминавшийся выше греческий глагол "служить", λειτουργεω, который дал название православной церковной службе. Этимологически этот глагол происходит от существительного λαος (в транслитерации "лаос") – "народ, община".

Служение можно совершать лишь вместе, всем народом Божиим, всей Церковью. Есть такая народная этимология слова Церковь – от слов "Царь" (здесь, конечно, подразумевается Царь царей, Иисус Христос) и "ковать", т. е. оно означает "скованные (воедино) Христом". В данном случае совершенно неважно, отражает ли она истинное происхождение слова, или это просто удачное совпадение, важно то, что она правильно отражает суть того, чем является Церковь – как мы ее характеризуем в Символе Веры – "единая, святая, соборная и апостольская".

При этом единство Церкви вовсе не ограничено лишь вселенскими, пространственными рамками. Одно из наиболее часто повторяемых в Православии окончаний молитв: "ныне, и присно, и во веки веков", – означает "сейчас, и во все времена, и в надвременной вечности" и указывает на то, что Церковь едина и во времени.

Православные христиане всех эпох молятся и служат вместе – вечному и неизменному Богу служит вечная и неизменная Церковь: "Один Господь, одна вера, одно крещение. Один Бог и Отец всех, Который над всеми, и чрез всех, и во всех нас" (Еф 4:5-6).

Таким образом, было бы весьма странно, если бы при этом в какую-то эпоху служба и молитва совершались бы совсем иначе, чем в другую.

"Возлюбленные! имея все усердие писать вам об общем спасении, я почел за нужное написать вам увещание – подвизаться за веру, однажды преданную святым." (Иуда 3, курсив автора).

Да будут все едино

Иисус Христос накануне своей страшной, но спасительной для нас смерти молился о своих учениках, то есть обо всех христианах: "Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, [так] и они да будут в Нас едино, – да уверует мир, что Ты послал Меня" (Ин 17:21).

Приходя на Богослужение в храм или совершая молитву дома, мы все хотим быть едиными с Богом, но забываем о том, что прежде нам необходимо объединиться друг с другом!

Но не вступает ли такая, как кто-то может сказать, "закостенелость" в традиции в противоречие с тем, что Церковь призывает своих чад к духовному росту?

Мы знаем о примерах поразительного преображения действием веры во Христа – таких, как Благоразумный Разбойник или Мария Египетская. Каждый из нас, участвуя в церковной жизни, надеется стать хоть чуточку лучше, и, несмотря на свою неизбывную греховность, когда мы оглядываемся на 10 или 20 лет назад, то порой удивляемся, какой огромный путь мы преодолели.

Казалось бы, новому духовному состоянию должны соответствовать новые методы – так же, как в некоторых эзотерических учениях и восточных религиях: с переходом на новый уровень посвящения ученику открываются некие новые знания и пути духовного совершенствования, иногда частично или полностью противоречащие тому, что он знал и делал на предыдущих уровнях.

Но нет, в Православии всем открыты совершенно одинаковые пути, методы и средства – а, точнее, один Путь, Истина и Жизнь – Христос. Неофит легко может начать вести тот же образ жизни, что и умудренный годами святой старец. Конечно, это отнюдь не означает, что из этого подражания выйдет что-то хорошее – но факт в том, что при этом не будут нарушены никакие принципиальные церковные установления, не придется узнавать какие-то секретные молитвы или расшифровывать таинственные книги, открытые лишь посвященным.

Как рассказывает один афонский монах (в книге Кириакоса Маркидеса "Гора молчания"): "Первое послушание, которое я получил от своего старца, было пойти и вымыть пол в храме. Я ожидал, что он будет обучать меня тайнам умной молитвы и тому подобному. Вместо этого он дал мне веник, губку и ведро воды... Я вначале считал, что обучение Иисусовой молитве представляет собой некую сложную инициацию, через которую мне придется пройти, но когда я впервые встретил своего старца, он просто дал мне четки и попросил меня начать читать Иисусову молитву со смирением и без фантазий, ничего другого. "Иди и молись," – повелел он, – "и потом мы снова побеседуем."

Менять не богослужение, а себя самого

Духовный рост требует изменения – это так. Но изменения исключительно в нас самих, в нашей греховной натуре. То есть наш рост выражается в движении от переменчивости грешной человеческой натуры к эталонной неизменности Бога.

Богослужение, оставаясь традиционно неизменным, не только отражает совершенство и неизменность Бога, но и неизменный характер нашего стремления к Нему. Ему нет нужды подстраиваться под каждое наше духовное состояние, оно непостижимым и промыслительным образом уже подстроено под любое духовное состояние любого человека – так же, как и сам Бог приходит к любому из нас, независимо от наших "состояний", кто готов Его впустить в свое сердце и одинаково любит всех нас: "Се, стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною."(Откр 3:20)

А как же быть с тем, что Богослужение, хотя и оставаясь неизменным в своих основополагающих принципах, все же эволюционирует со временем по форме и содержанию – взять хотя бы упоминавшийся выше переход от апостольских литургий к литургии Иоанна Златоустого и другим современным чинам?

Здесь полная аналогия с догматикой. Как пишет в своей "Догматике Православной Церкви" преподобный Иустин Попович: "Все, что Господь Христос открыл и преподал людям, – вечно, неизменно, абсолютно, ибо и Сам Он вечен, неизменен, абсолютен... Самого Себя и Свое учение, во всей Богочеловеческой полноте, Он оставил Церкви как Своему Телу... Возвещая Церковью и из Церкви всю волю Божию (см.: Деян 20:27, Еф 1:11), апостолы предают анафеме всякого, кто в чем бы то ни было искажает Христово Евангелие и его вечные, непреложные истины: "аще мы, или ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет" (Гал 1:8).

Сознавая это, Христова Церковь с серафимской ревностью хранит все догматические истины Откровения в их Божественной чистоте и неизменности. Как Богом поставленная хранительница и истолковательница Святого Откровения, она, водимая Духом Святым, изъясняет, толкует и формулирует догматы так, как наставляет и учит ее Дух Святой. Об этом она печется, взирая на нужды своих верных чад, чтобы богооткровенные догматические истины сделать более доступными для человеческой мысли и восприятия. При этом она не вносит в святые догматические истины ничего нового, а лишь выражает их иным образом, дает им другую словесную окраску... Непрестанно заботясь о спасении своих верных, Церковь в борьбе с еретиками различными способами подчеркивала и выражала догматические истины Откровения... Церковь, особенно на Соборах, раскрывала, объясняла и истолковывала отдельные догматы... Этой своей деятельностью Церковь ничего нового не вносила в догматическое учение, почерпнутое ею из Святого Откровения, и не изменяла его; она лишь в новых формулировках обнародовала догматы, всегда существовавшие в ней как богооткровенные истины и как общее, вселенское, апостольское вероучение. Это подтверждает и тот факт, что святые Отцы Соборов все свои постановления о вере обычно сопровождали восклицаниями: "Это – вера апостольская! Это – вера отеческая! Это – вера вселенская!" "

Как Богословие не изменяется, просто некоторые тезисы формулируются четче и в форме, более подходящей конкретным обстоятельствам, так и Богослужение неизменно. Наша задача – не менять Богослужение, а искать более доходчивые слова и средства, чтобы еще полнее раскрыть его смысл и красоту.