"Поста бояться не надо!"

Как только становится на душе тяжело, собираюсь я в гости к деду Феодору Гусельникову. И вот – воскресный день недели "О блудном сыне"... Екатеринбург укутался морозом, как красна девица в шубу. С каждым километром дальше от большого города, севернее в сторону Верхней Пышмы дышать становилось все легче и легче...

К его домику я подошел, когда невысоко над лесом разыгрался волшебный закат, да такой яркий, что с улицы уходить не хотелось. Хозяин долго не отворял, потом в сенях что-то зашуршало, и на пороге, как всегда появился Феодор Дмитрич. Нынче зимой исполнилось семь лет нашей христианской дружбы. С того дня, когда меня – еще школьника – дед Никифор впервые привез сюда, много воды утекло, а Феодор словно и не изменился ничуть, даже борода его нисколько не поседела, вот разве что добавились чуть приметные морщинки у глаз...

Жарко в избе. До заговения на мясо оставалась неделя и потому разговоры наши в этот раз были в основном о Великом посте – грядущем времени подвига для всякой души христианской.

– Я тебе так скажу: бояться поста не надо. Строгие дни грядут, верно. Да только именно в это время мы и можем почистить свою душу, доказать любовь Богу, – говорил Феодор, неспешно накрывая на стол. – Нынче пост особо строгий, только по выходным масло дозволено, а рыбу и вовсе один раз вкушать будем.

Супруга хозяина Лизавета Васильевна отдыхает сегодня в комнате. Бабушка Лиза в последнее время с ногами мается. А еще пару месяцев назад все переживала, что без исповеди, не приведи Бог, останется. Однако, приняв рождественским постом в своей избе священника, "отдав" грехи духовному отцу Иоанну Устинову и сподобившись причаститься Св.Тайн, повеселела, вроде и окрепла. Да и сам хозяин приободрился: все чаще глядя на супругу улыбаться стал, да и взгляд как будто стал мягче.

Вот уж второй год немудреное хозяйство Гусельниковых – дом, собачошка да две козы – держится на его стариковских, но как и прежде по-молодецки выносливых плечах.

...Сварил сегодня пельменей, положил по-деревенски – в две огромные чашки.

– У нас это первое блюдо на столе в праздники, – говорил хозяин, баюкая меня своим говором. – Изысками мы небогаты, а вот пельмени жалуем вместе с бабушкой. У нас из радостей-то сейчас молоко, да пельмени. А другой раз схожу на рынок, рыбку куплю, принесу и уху варим. Но пост ли на дворе или нет, я часто картошку парю в чашке, заливаю маслом, – и никакого мне мяса не надо!

А в один из первых своих визитов в этот хранимый Богом домик угощал меня Феодор мелко рубленым козьим мясом, да показывал шкурки, подкладывая небольшой мягкий коврик мне под ноги – из козьей "шубки".

Правда, сегодня обе деловито снующие в "стайке" козы, о которых бабушка Лиза печется едва ли не больше, чем о себе ("нынче сено закупил, да привезли нам крупной травы, вот Лиза у меня и встает раньше, идет мелко-мелко его режет, да потом кормит их", – рассказывает), молоко давать перестали: потомство ждут.

– Нынче козла от соседки приводил, так теперь пополнения все вместе ждем, как о своих детках заботимся. Да молоко-то сейчас и не нужно будет – говенье начнется, все равно бы его продавать, – рассуждает хозяин. – Тут соседи ходить стали, просят, мол, продавай нам молока понемножку, у дочки с организмом плохо, а у тебя козоньки чистые, молочком ее отпаивать будем – и исправно каждый вечер приходили за свеженьким. А теперь, – смеется, гостеприимный хозяин, – и соседям "поговеть" время настанет.

С тех пор, как Елизавета Васильевна приболела, стал Феодор сам хозяйничать – и на дворе, и в огороде, и в кухоньке. Чего уж тут говорить: тяжело без женской руки, многого приходится себя лишать даже и в дни мясоеда, но уже привык, хотя и вздыхает грустно, отчего в сердце натягивается тонкая струнка сопереживания:

– Поутру как встану, варю суп, почти что постный, картошки да капусты порежу, свеклу нашинкую, морковки, лука. Разве вот майонеза или сметаны в него кладем потом, так что почти ничего в постной жизни менять не придется.

...Но это, конечно, скорее, шутка: любит Феодор Дмитрич кофе с молоком, да и от сладкого, если Устав не запрещает, не отказывается. И потому в строгие дни Великого поста от многого придется воздержаться. Иной раз и позавидуешь ему: мы, городские, привыкли все в магазинах покупать, а здесь не только уклад жизни иной, но и рецепты великопостные всегда наготове и позволяют выбирать, что поставить на стол сегодня, а что – завтра.

– Лизавета кашу себе сама варит, а я ее не люблю, для меня еда без картошечки – и не еда вовсе. Другой раз или отварю ее, а в пост чаще в духовке запекаю, ломтиками, – поделился он, да протянул тюбик с горчицей, посетовал, – чувствуешь, пахнет она чем-то, пробовал, неприятно и есть ее. Все в магазинах сегодня не важное стало, пора на овощи, да лесные травы переходить – здоровье-то одно нам дается, его уж не выкупишь.

А еще, прямо как у Шмелева в книге популярны в этом домике с синими ставенками соленья-варенья, да огурцы с грибами. Но, чтобы зимой в аскетичные дни поста было что поставить на стол, сколько трудов приходится положить летом! Да только Феодор Дмитрич редко когда пожалуется: с детства привык все на себе тянуть и потому к работам – снег ли убрать, коз ли выгулять, окучить, прополоть или болящей супруге Лизавете обед приготовить – ему не привыкать. Говорит, что сейчас даже и в радость такие труды, потому как позволяют о прошлом вспомянуть:

– Отец у меня очень строгий был, на станции начальником робил, а вот мама, как сейчас помню, иной раз слабинку нам давала. Оно и понятно: папа же целыми днями на дороге (путейцем был), а я прибегу из школы за шесть километров, голодный, озябший – вот и дрогнет иной раз сердце мамино.

Семья у Гусельниковых была большая – шестеро братьев да сестричка. И всех надо было обуть, накормить. Только вот церковь ближайшая, как это часто и бывало у наших отцов и дедов, стояла за десятки километров от дома.

И конечно, вспоминая о годах своей отцветшей юности, Феодор Дмитрич нет-нет, да и затронет тему вечных ценностей – такую важную для каждого из нас, молодых, не успевших еще остепениться староверов. Впрочем, о духовных и семейных ценностях мы часто рассуждаем с дедом Феодором за этим, ставшим и мне родным столом. Хозяин с улыбкой рассказывает об очередных своих переживаниях за современную молодежь, а я привожу ему в пример тех светлых душой парней и девушек, кто только начинает крепко врастать корнями в непаханую почву жизни.

...А уже через неделю, когда вот так же будет вечереть, и мир за окном неспешно заволокут суровые февральские сумерки, на столе будет закипать самовар, да румяниться картошка в печи – строгое меню поста без скидок на болезни. В такие моменты, с первых лет совместной жизни, да и по сей день, хозяева накрывают на стол, неустанно повторяя всем пришедшим на огонек – "великое говенье у нас".

В дни поста у божницы Феодора неугасимо светит лампада, неизменно освещая тропинку для наших душ на пути к Светлому Христову Воскресению...

P.S. Иной читатель, уже знакомый с Феодором Дмитричем, спросит меня: неужели не о ком больше писать? Конечно, есть. Однако в этом домике жизнь староверская – настоящая, духовная, – словно окрыляет и заставляет вновь и вновь включать диктофон или просто слушать – о переживаниях ли четы Гусельниковых за страну нашу, за веру, будущее которых зависит и от нас – тех, кто только начинает жить. Далеко не у всех царит такая атмосфера. Каждый мой визит сюда – это повод для отдельного очерка, герой которого – это неизменный Феодор со своими светлыми и такими простыми "без заморочек" мыслями. Даст Бог, еще не раз читатель вместе со мной побывает за столом у этого уральского старовера, где мы вместе узнаем о том, какие тяготы преодолевали уральцы в довоенные годы, чтобы раз в год попасть на богослужение, и о многом, многом другом...