Владычицы всея Руси

Избрание Маргот Кессманн главой Евангелической Церкви Германии вызвало много споров. Московский Патриархат даже приостановил контакты с ЕЦГ. Верующие разных конфессий обсуждают это событие, прикидывая, возможно ли такое в их религиозной организации. Тем интереснее будет узнать, что во главе церковных структур империи пусть формально, но все же находились представительницы слабого пола.

Император есть глава Церкви

"Духовный регламент" (1721), написанный по указанию Петра I Феофаном (Прокоповичем) и вошедший позже в "Свод законов Российской империи", утверждал: "Император яко христианский Государь есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния". Для управления Церковью Петр I учредил Святейший Синод, текст присяги которого включал слова: "Исповедую же с клятвою крайняго Судию Духовныя сея Коллегии, быти Самаго Всероссийскаго Монарха".

Стоит отметить, что статусе монарха как "защитника веры" российский император подчеркнуто сам короновал себя, принимая венец из рук подносившего ее митрополита. Император сам лично снимал и назначал епископов и митрополитов, а если того требовали обстоятельства, то и отправлял их в ссылку или в заточение.

А как руководили жизнью Церкви коронованные особы женского пола? Ведь в ХVIII веке на протяжении 66 лет в России правили женщины.

Эпоха трех императриц

Все началось с Екатерины I, пришедшей на смену Петру I. Не принижая роль Верховного тайного совета, сразу заметим, что она активно являла себя в церковной политике.

Была способной и на гибкость. Зная о сопротивлении архиереев синодальному строю, шла порой на уступки. В 1726 году понизила статус "ока государева" в Синоде, назначив туда вместо обер-прокурора, столь ненавистного синодалам, простого прокурора. В то же время повелела о снятии с Синода именования "Правительствующий".

Более того, разделила Синод на два департамента. Второй из них, объединяя светских лиц, должен был ведать церковными имениями с целью лишить Церковь экономической самостоятельности, что означало полное подчинение ее государству. Разделение Синода приблизило секуляризацию церковных имений, но к этому шли постепенно. Разделение – и как акт недоверия к духовенству, которое все больше дискредитировало себя.

Синод изучал печальные дела, о которых могла знать и Екатерина: архимандрит смоленского Авраамиева монастыря, "гнавший вино на два котла", обвинялся в спаивании народа, Ипатьевский монастырь – в захвате крестьянских земель, священник Холмогорской епархии – в насиловании крестьянок из церковной вотчины и битье крестьян "смертным боем"... Архивы полны подобным материалом: обилие его шокирует исследователя. Но грустно рыться в "окаменевшем..." Духовенство восприняло в то время почти все пороки прочих сословий. Но вряд ли стало самым порочным...

Тем не менее императрица шла на уступки. В 1727 году, получив письмо от архиепископа Феофилакта (Лопатинского), распорядилась не облагать пошлиной приобретение им подворья в столице.

Она все больше вникала в дела. Однажды поручила сверить новоисправленный перевод Библии с греческим оригиналом. Занялась и делом о жалованье синодалов, которое могло выплачиваться за минусом епархиальных доходов, что, однако, утаивалось ради поживы из казны. Виновным пришлось отвечать пред императрицей. Ведомость о доходах поручалось собрать, "несмотря ни на какие отговорки".

Духовенство подчеркивало величие Екатерины. Архимандрит Троице-Сергиева монастыря Варлаам (Высоцкий) клялся ей в преданности: "яко Самого Христа, ножки Ваши объемля, кланяюсь". Не явное ли здесь обожествление человека?

Что до Анны Иоанновны, то ей тоже курили фимиам. "О ветво святая святаго корене! Богом увенчанная главо! – ораторствовал Феофан (Прокопович) в адрес императрицы после ее коронации. – Бессмертному Царю молитися не перестаем, да ею же десницею насадил тебя на престоле сем, тою да и содержит..." Именно на нее, "непобедимую заступницу", "данную от Бога", рассчитывал архиепископ Феофан, ставший одним из фаворитов императрицы.

Но сначала Анна кого-то из духовных ввела в чувство: ведь сообщались факты неприсягания ей. Как и о жестокой эксплуатации церковных крестьян, спаивании духовенством народа, о разных непотребствах священнослужителей. Так, архимандрит Дионисий (Крапивин) "бил безвинно плетьми, сажал на цепи и морил голодом... вотчинных крестьян... чинил с них излишние сборы..." И понятно, почему Анна уже в 1730 году запретила монастырям приобретать земли. Требовались радикальные меры – отмена церковного "крепостного права", что снизило бы напряженность в обществе. Не случайно в 1738 году встал вопрос о переподчинении Сенату Коллегии экономии – синодального учреждения, ведавшего церковными имениями. За тем, чтобы Церковь не располагала экономической самостоятельностью, Анна следила особо.

По ее воле ряд архиереев был лишен сана и сослан. Что до лучших, то их оставляли на своих местах. Как архиепископа Черниговского Иродиона (Жураковского) с его гуманным отношением к духовенству, или архиепископа Киевского Рафаила (Зборовского), много сделавшего для Киевской духовной академии, или прославленных в лике святых епископа Иркутского Иннокентия (Кульчинского) и митрополита Тобольского Антония (Стаховского).

К воздействию на духовенство подключили Тайную канцелярию. Иных клириков отправили на военную службу. Так, "за блудное сожитие с девкой, за побег из пустыни и бродяжничество в светском платье монах Старицкого монастыря был наказан при барабанном бое плетьми публично и сдан в солдаты".

Легко впасть в заблуждение, объясняя опалы духовенства "бироновщиной". Но Эрнест-Иоанн Бирон занимался внешней политикой. Дореволюционный историк Церкви Борис Титлинов утверждал: "Документальных свидетельств, что Бирон вообще участвовал в обсуждении и решении вопросов церковных, мы не имеем..." Внутренние проблемы были поручены Генриху-Иоганну Остерману, который исходил из соображений государственного блага.

Но при анализе церковной политики первостепенного упоминания стоит императрица, сразу же заявившая о своей преданности делу великого дяди. Так что "в аннинское время не было ни одного значительного распоряжения касательно Церкви, которое не опиралось бы на петровские указы".

Вмешательство в "каноническую" жизнь Церкви тоже заметно. В 1734 году Анна повелела, чтобы есаул Семен Карпека был разрешен от церковного запрещения, для чего Синоду поручалось выслать соответствующий указ архиерею, наложившему запрещение. Кадровая политика Церкви тоже контролировалась императрицей. В 1733 году она приказала, чтобы архимандрит Иосиф (Маевский) никуда не переводился без ее указа. Распоряжаясь, Анна была жесткой и настойчивой.

Но являла и милость. Значимо ее письмо 1737 года московскому генерал-губернатору. Узнав, что по его приказу архиепископ Иларион (Рогалевский) содержится "под крепким караулом", она велела освободить архиерея, продолжив тем не менее "надлежащим порядком" следствие об его "продерзостных словах". Обвинив чиновника в забвении ее власти, она призвала его думать о последствиях принимаемых решений. И мы видим, что, распоряжаясь в отношении Церкви, Анна была осмотрительной. Порой урезонивала и Кабинет, призывая решать дела Церкви путем "сношения с Синодом".

Она не дистанцировалась от духовенства, общение с ним могло быть непосредственным. В 1732 году синодалы были приглашены на обед к Анне Иоанновне.

Исправлять духовных она предполагала разными мерами. Очень важны ее просветительские дела, особо открытие 16 духовных семинарий. Просветительские проблемы часто волновали императрицу. В 1731 году она распорядилась "немедленно" доставить ей книгу немецкого юриста Самуэля Пуфендорфа "Введение в историю европейскую" – как оригинал (на латыни), так и перевод, выполненный епископом Гавриилом (Бужинским). Вследствие ошибок переводчика, позволившего себе во многом светский взгляд на государственно-церковный диалог, книгу изъяли из оборота, чтобы по исправлении вернуть первоначальным владельцам, что и сделали. Не пример ли то интеллектуальных занятий императрицы? Пуфендорфа, кстати, любил Феофан (Прокопович), который мог бы сам проверить качество перевода.

Но роль фаворитов была ограниченной. Подтверждает это аннинский указ Феофану "с повелением не ссылать Рязанского архиерея Алексия (Титова) под начал". "Стоявшая" над Феофаном, она наверняка "стояла" над Остерманом и Бироном, "иногда прямо сдерживала Кабинет в его поползновениях". Известно, что перед смертью она долго думала, прежде чем назначить Бирона регентом.

Она вникала в дела конкретных структур, помогала им. Особо благоволила к подмосковному Троице-Сергиеву монастырю. По ее приказу обители возвратили села и деревни, которых та лишилась при Петре I. Указом 1730 года туда были направлены "разного звания служители". Императрица инициировала введение соборного управления в монастыре (по образцу Киево-Печерской лавры), распорядилась об открытии в нем семинарии. У Амвросия (Орнатского) находим: она "построила к гробу Преподобного Сергия сень среброкованную на столбах серебряных с балдахином серебряным же, в коей весу 25 пудов, 29 фунтов, притом многие богатые утвари, из коих некоторые собственных Ее рук работы, пожалованные Ее Величеством в обитель сию". Итак, свыше 400 кг серебра вместе с высокохудожественной работой. Украшение это и сейчас на своем месте, напоминает об усердии Анны к Церкви.

В 1741 году, к радости духовенства, на престол взошла Елизавета Петровна. Но надежды на новую императрицу оказались преувеличены. Почти все исследователи ее церковной политики не заметили важного обстоятельства – "генеральных ревизий" (переписей) духовенства, проведенных в ее царствование для пополнения податного сословия "излишними церковниками".

Кадровой политикой в рамках Церкви Елизавета занималась тоже. Именно по ее приказу Арсения (Могилянского) посвятили в архиереи. Мало того, всей своей карьерой он обязан императрице.

Тем не менее Елизавета была готова и к строгостям. В 1752 году вынесла выговор епископу Сарскому Илариону (Григоровичу) "с изъявлением, что он не для того в архиереи произведен, чтоб от непомерных расходов долги наживать". Вспоминается Порфирий (Успенский) – епископ ХIХ века: "Русский архиерей... Это поп над попами, поп и только".

Как бы то ни было, лесть духовенства Елизавете цвела пышным цветом, превосходя подобные панегирики Феофана (Прокоповича). Известнейший иерарх тех лет Арсений (Мацеевич) называл себя "всегдашним рабом" императрицы: "всепокорнейше рабское мое приношу Вашему Императорскому Величеству при всенижайшем моем поклонении благодарение..."

При Елизавете синодалы достигли выгодных для себя перемен. Коленопреклоненно умоляя ее, они добились отставки обер-прокурора Якова Шаховского. Синод вновь именуется "Правительствующим". Но ясно, что закрыть Синод, чего жаждали архиереи, верная "дщерь Петрова" не хотела.

Екатерина II продолжает дело Петра

Взойдя на престол, Екатерина II тоже не пренебрегала церковной политикой. К примеру, лично контролировала Синод. Получив в 1767 году жалобу на него от одного из священников, она передала обер-прокурору: "Мы, рассматривая по тому челобитью взятую из Синода справку, нашли, что по всем его (жалобщика. – В.В.) делам определено справедливо..." Есть свидетельства доверия Екатерины II синодалам. В ряде писем ее встречается: "передаю я на рассуждение Синода" (но это всё специальные церковные вопросы).

Тем не менее практика прямого руководства Церковью главой государства сохранялась. В 1767 году через обер-прокурора Ивана Мелиссино Екатерина распорядилась: "Тамбовской епархии попа Иосию Иоаникиева, подававшего ко мне предерзостное на Синод... челобитье... послать в какой-нибудь монастырь на некоторое время для усмирения под начал..." В том же году размышляла, кем заместить вакансию протопопа Успенского собора. А в 1771 году приказала архиереям совершать молебны о спасении от чумы (точно они не догадывались об этом). В свое время при аналогичной ситуации жаловался архиепископ Феодосий (Яновский): "Какое тиранство, чего-де Церковь дождалась! Мирская власть повелевает духовной молиться..."

Императрица сознавала свою роль. В 1767 году она отправила в ревельскую тюрьму митрополита Арсения (Мацеевича) за высказанное им недовольство текстом синодальной присяги, в которой император (или императрица) назывались "крайним Судией" и, как считал Мацеевич, приравнивались к самому Христу! В своих письмах к европейцам Екатерина прямо называла себя "Главой Церкви".

Говоря о вхождении синодальной Церкви в государственную сферу, все же отметим, что полного слияния двух сторон не произошло. При Екатерине II даже действовал принцип – не допускать Церковь в государственные дела. Так, в Совет при императрице не вошел ни один иерарх. Тем подчеркивалась подчиненная роль Церкви.

Одним из крупнейших дел Екатерины II стала секуляризация церковных земель, что, несомненно, находится в контексте реформы Петра I: подчиненная Церковь должна была потерять экономическую независимость. Секуляризация вызревала долгое время. Бедствия церковных крестьян были общеизвестны. Неприглядная их эксплуатация входила в традицию. Одного из подручных жестокого митрополита Павла (Конюшкевича) называли "кровожаждущим": таким был он к народу, работавшему на Церковь. В 1762 году наблюдались волнения монастырских крестьян, возмущенных отменой Екатериной II указа Петра III о переводе их в разряд государственных. Потребовались воинские команды. Духовенство приходилось защищать от населения. Одну лишь Троице-Сергиеву обитель в 1760 году охраняли 114 солдат, охраняли и ее имения. Но крепостнические (порой рабовладельческие) интересы духовенства следовало искоренить. Примеры таких интересов легко найти. В 1777 году архимандрит Евстафий купил у митрополита Анфима "арапа". "Слабости" духовных вызывали возмущение народа; особая статья – выступления тружеников из церковных вотчин.

Много внимания императрица посвятила и униатской проблеме, поддерживала Церковь на присоединенных территориях. На ризницы Минской епархии "пожертвовала свой гардероб".

Немка и в прошлом лютеранка, она усердно позиционировала себя православной, впечатляя народ своим внешним благочестием. К Пасхе 1779 года подарила Успенскому собору в Москве облачения на престол, жертвенник и прочее, что сделала собственноручно за два года и три месяца. Известна ее работа и над "Житием Сергия Радонежского". Добавим к тому факты ее конкретной заботы о православии. По словам митрополита Евгения (Болховитинова), "даже и христианских иноверческих книг, не согласных с нашей Церковью, не позволяла она выпускать на русском". Узнав в начале 1790-х годов, что ряд старых московских церквей намечено снести, она приказала обер-прокурору навести справку, сколько церквей и по какой причине.

Проводя церковную политику, она сталкивалась со многими трудностями. Духовенство все еще хромало на обе ноги. Сохранялась и "питейная" проблема. В 1773 году в связи "с подрывом в казенных кабаках питей" Синод констатировал умножение в Киеве шинков от Киево-Печерского монастыря и других обителей. К продаже вина через шинки в вотчинах Архиерейского дома был причастен и митрополит Белгородский Антоний (Черновский). Три корчмы принадлежало Минскому архиерейскому дому.

Тем не менее снисходительность к духовным Екатериной тоже не отрицалась. Рассмотрев 1765 году дело архимандрита Новоторжского монастыря Феофилакта, обвиненного в ряде преступлений, Синод подтвердил эту снисходительность: "Хотя (Феофилакт. – В.В.) по правам государственным и заслужил не только жестокое наказание, но и смертную казнь, но Ее Императорское Величество, по великодушному и человеколюбивому матернему своему милосердию, его... не только от смертной казни, но и от всех телесных наказаний всемилостивейше избавить соизволила..."

Были и те, в чьих достоинствах не усомнишься, сколько ни изучай документов. Никакая власть не мешала подвижничеству таких ярких представителей Церкви, как епископ Воронежский Тихон (Соколов), прославленный в лике святых как Тихон Задонский...

Была ли женщина главой Русской Церкви? Не дав однозначного ответа, заметим лишь, что историки еще не расставили все точки над "i" в этом вопросе.