Какие надежды несет каждый раз пост! Его первый день хотя бы в мечтах каждому, кто хоть немного хочет войти в церковную жизнь, грезится тем самым понедельником, с которого начнется "новая жизнь". Покаяние, подвиг... Это стремление внутреннего человека выражал Великий канон: "В покаянии мя приими и в разум призови, да не буду стяжание, ни брашно чуждему, Спасе, Сам мя ущедри" (да не буду я добычей и снедью чуждого мне духа лжи... смилуйся надо мною, Спаситель мой!).
У многих эти надежды быстро рушатся, – а чаще лишь кажется, будто не оправдываются. И даже человек, которому далась благодатная возможность пройти вместе с Церковью богослужебный путь первой седмицы, все четыре первых вечера помолиться на Великом каноне и не покинуть дивной службы повечерия, и вырвать время даже для потрясающих по силе дневных служб этих дней, – и такой человек может прийти к исповеди и причастию в день Торжества Православия с недоумением и печалью: а я – прежний.
Казалось, пройдешь за эту неделю такой огромный путь! Хоть как-то разрыхлится окаменелая земля сердца, появится хоть проблеск видения своих грехов... А чувство, будто ничего и не начато...
Но, падая и вставая, или еще не встав толком, однако с хотя бы малой надеждой встать (вот что нельзя терять – так эту надежду!), мы приходим на Торжество Православия. Все силы на исповедь, пусть еще предваряющую будущее покаяние, пусть только первые пласты снимающую с окаменевшей почвы сердца, которую даже Великий канон размягчить не смог, – но исповедь, начало пути покаянного. И всеобщее причащение.
День победы над ересью иконоборчества стал праздноваться как торжество православного исповедания над всеми искажениями веры. Празднуя это Торжество Православия в первое воскресенье Четыредесятницы, мы идем вслед за тем, первым византийским чином: торжественное утверждение иконопочитания было совершено царицей Феодорой именно в первое воскресенье Великого поста. Связь с аскетикой Поста, с его внутренним деланием здесь, казалось бы, скорее внешняя, ассоциативная...
Но это только при поверхностном взгляде. Снова Триодь дает нам в службе этого дня важнейшие ключи к тому, чем мы будем жить в предстоящие недели. Вовсе не случайно мы празднуем именно утверждение почитания икон, а не просто правоверия. Служба обращает нас к цели нашего странствия – запечатлению, а точнее расчистке, восстановлению образа Христова во внутреннем человеке. Об этом говорит кондак праздника:
Неописанное (неизобразимое) Слово Отчее из Тебе, Богородице, описася воплощаемь (изобразилось при воплощении), и оскверншийся образ в древнее вообразив (вернув к первоначальному образу), Божественною добротою смеси (соединило с Божественной красотой). Но исповедающе спасение, делом и словом сие воображаем (изображаем).
Наша подлинность, наша правда – это образ Божий в нас. Он замутнен, помрачен, но этот "оскверншийся образ" может и должен "в древнее вообразиться" – вернуться к первоначальной чистоте и силе. К этому и направлен путь Поста. И одновременно – к Боговидению. Триодь неоднократно поминает в связи с постом боговидцев Ветхого Завета – Моисея и Илию.
Моисей дивный, постом очищься, виде Желаемаго. Сему убо поревновавши, смиренная душе моя, потщися в день воздержания от злых очиститися, яко да Господа? дающаго тебе оставление и очищение и избавление, узриши Сущаго, Благаго и Человеколюбиваго (в Неделю вечера)
Постов ныне двоеседмичие (то есть вторую седмицу) светло начнем, совершающе день от дне, братие, колесницу огненну соделавше нам, якоже Илиа Фесвитянин, четыре великия добродетели, ум возвысим безстрастием, плоть вооружим чистотою, текуще и побеждающе врага.
Здесь четырем колесам возносящей на небо колесницы уподоблены "четыре великих добродетели" – вера, надежда, любовь и мудрость.
В первую седмицу силы должны были уходить на вхождение во внешний строй поста – на пищевые ограничения, которые поначалу особенно тяжелы, на количественное усиление молитвы, на максимальное время в храме. Искушения валятся одно за другим, их трудно переносить, трудно бороться с раздражением или же не впадать в угрюмую замкнутость. Да некоторая замкнутость и необходима в эту пору: без нее уберечь свой пост, свой подвиг возможно только человеку с подлинной чистотой сердца, то есть святостью, которой у нас с вами нет.
В трипеснце вторника второй седмицы подводится итог прошедшей недели: Увидехом, познахом, яко благо нам в покаяние время, еже определил еси, – мы увидели и познали, реально ощутили, что пост, данный нам на покаяние – благ.
И уж сколько мы сумели отстоять внутреннего пространства для подвига – то и постараемся не потерять. А теперь, во "вторую седмицу светотворных постов" (из трипеснца понедельника), пора усиливать другую сторону поста – милость:
Пост чистый, удаление греха, отчуждение страстей, любовь к Богу, молитвы прилежание, слезы со умилением, и о убогих попечение Христос в писаниих завеща (трипеснец понедельника).
Постимся от страстей гнева, насладимся любве неложныя, напитаим убогия хлебом, Божественною питаеми благодатию...
Приидите, очистим себе милостынями и щедротами убогих, не трубяще, ни являюще наше благотворение, да не увесть шуица десницы дело (да не узнает левая рука дела правой), да не расточит тщеславие плод милостыни, но в тайне тайная ведущему возовем: Отче, остави прегрешения наша, яко Человеколюбец.
Покаяния время, и жизни вечныя ходатай нам есть постный подвиг, аще прострем руки во благотворение: ничесоже бо тако спасает душу, якоже подаяние требующим. Милостыня, растворенная постом, от смерти избавляет человека: сию целуим, ейже ничтоже равно, довольна бо есть спасти души наша (четверток).
Первая седмица, если не потерять ее плодов, порождает недовольство собой, стремление измениться... и ощущение собственной расщепленности, раздробленности: разум отщеплен от чувства, чувство – от воли, интеллектуальные "постижения" не сопровождаются сердечным восприятием, и катастрофически не дается внимание – ни в молитве, к словам и смыслу ее, ни в повседневных жизненных проявлениях – к внутреннему своему состоянию. Исцеление, то есть возведение к целостности внутреннего человека, несет нам полнота образа Христова – Крест:
На Кресте распростерл еси Христе, пречистеи руце Твои, собирая концы. Темже зову Ти: расточенный ум мой собери, плененный, влекомый страстьми, и страданий Твоих общника мя покажи, воздержанием всего очищена (стихира вторника).
Триодь, говоря о Кресте, возвещает не только скорбь, но и величайшую радость. И пост – не только "время светлое" (тема света звучала во многих стихирах первой седмицы и будет звучать и впредь), но и "время веселое". Кстати, в первую седмицу поста в храме на лицах многих заметно сдерживаемое сияние радости, какой-то особый задор... как у добрых воинов перед решающей битвой. И в стихире вторника слова о веселье, свете и сладости – не риторика, а подлинная сила этих дней:
Время веселое поста, темже чистоты световидныя, и любве чистыя, молитвы светозарныя, и всякия иныя добродетели насытившеся богатно, светло возопиим: Кресте Христов всесвятый, возрастивый сладость жизни, всех чистым сердцем тебе поклонитися сподоби нас, очищение нам дая и велию милость.
Источник: Православие и мир
