Круглый стол "СМИ и миссия"

Православное братство "Радонеж"

5 марта, Москва,

Международный фонд славянской письменности и культуры.

Е.К. Никифоров, председатель Братства "Радонеж":

Проект Межсоборного присутствия я считаю крайне важным не только для церковной жизни, но и для жизни всего нашего народа. Поэтому для меня огромная честь быть его членом, да еще сразу по двум комиссиям – СМИ и миссии. И мое горячее желание – чтобы работа этих комиссий была продуктивной. Именно поэтому, дорогие коллеги, я пригласил вас принять участие в Круглом столе "СМИ и миссия" с тем, чтобы сформулировать для соответствующих комиссий ваше видение этих отношений. Господь заповедал: идите и проповедуйте всем народам. Задача каждого православного человека быть миссионером, проповедовать Евангелие. Как мы, православные люди, должны исполнять эту заповедь в своей профессиональной сфере – в журналистике, да и насколько СМИ способны быть проводником христианских идей, может ли Церковь опираться на современные политтехнологии, пиар, пропаганду и другие манипулятивные технологии – все это далеко не тривиальные вопросы. В этом смысле, поставленная задача – определить, что такое "информационная политика Церкви" – представляется крайне интересной. Дело в том, что у нас довольно туманное представление о содержании понятия "информационная политика Церкви", то есть присутствуют лишь смутные представления о том, что нужно делать, а что нет. При этом предполагается по умолчанию, что мы владеем неким общественно значимым содержанием. Что только дай нам силу, власть и деньги, и тут же "мир ляжет к нашим ногам", все будут слушать только нас. Патриарх и синодальные отделы будут возглашать, а всем остальным остается решить только технические вопросы: как донести сказанное до максимально большой аудитории. Тут есть очень верная интуиция, что главное наше сокровище – Христос, Слово Божие, – это действительно то, к чему следует прислушаться. Но вопрос в том, как донести это слово, как сделать так, чтобы к нему прислушались? Состоит ли церковная информационная политика лишь в проведении согласованных информационных компаний? Это ли цель деятельности православных журналистов? Церковь настолько велика, просто соразмерна всему нашему российскому обществу, настолько разнообразна в своих средствах массовых коммуникаций ... Можно ли выстроить из всего этого какую-то гигантскую и при этом управляемую структуру? А может нужно и то, и другое. Но тогда нужно ясно сформулировать и развести, и не путать задачи. Все это требует осмысления.

Холмогоров Егор Станиславович, главный редактор интернет – журнала "Русский Обозреватель".

Проблема в том, что нас действительно критически мало по нескольким причинам. Во-первых, наше православное сообщество существует в России в несколько двусмысленном положении, то есть, с одной стороны, мы представляем как бы абсолютное большинство граждан России. Но, с другой стороны, большинство граждан России о том, что они православные, узнает раз-два в год, даже не тогда когда оно ходит на кладбища, а когда оно включает телевизор и краем глаза отмечает: "О, патриаршая Литургия в Рождество, хорошо, благодать!"

При новом Патриархе тема массового обращения людей поставлена во главу угла. Слово "миссия" звучит отовсюду, но почему-то мы используем латинизм. Наверное, прежде всего потому, что мы представляем эту миссию немножко на латинский манер: стройные ряды иезуитов, все как один, в мягких бархатных сутанах, тая под ними информационные кинжалы. Потом этими кинжалами: лестью, обманом, коварством, насилием обращать всех остальных. Но я глубоко уверен, что этот метод неорганичен для православного сообщества. Иными словами, когда у нас говорится о миссии и миссионерстве, то имеется в виду, что Церковь должна освоить технологии манипуляции человеческим сознанием. Должна она или не должна это делать, это на самом деле не простой вопрос, потому что, если посмотрим на церковную историю не сквозь розовые очки, а с минимальным реализмом, то мы обнаружим, что во времена тех же Вселенских соборов некоторые святые отцы очень памятны именно своими блестящими совершенно политтехнологическими ходами. Святитель Кирилл Александрийский, например, и многие другие – использовали весьма жесткие приемы.

Но вопрос в том, что порой в разговоре о миссии у нас делают вольную или невольную подмену. Если можно так выразится, хирургический надрез путают с лечением. Потому что одно дело использовать определенное оружие, в том числе и жесткое оружие, против врага, который пользуется таким оружием, но гораздо худшим, гораздо более грязным. И совершенно другое дело – воспринимать использование этого оружия как свою конечную цель, как самоцель. То есть понятное дело, что вам десять тысяч раз громко скажут о том, что нет, наша конечная цель приведение людей ко Христу и т. д., но за этим стоит совершенно мирское восприятие реальности. Конечный результат многие себе представляют как формирование очень сильно обмирщенного православного сообщества, которое является инструментом политического влияния. Грубо говоря, это формирование некой светской среды.

А вот что дальше, зачем, для чего все это? Вот это главный вопрос, который возникает, и здесь мы столкнулись с некоторыми, на мой взгляд, существенными проблемами.

Проблема первая, что люди которые себе представляют ситуацию так, что у нас должно быть миссионерство любой ценой, тем не менее с очень с большим недоверием относятся именно к тому, что можно назвать проповедью широкой массе, проповедью русскому народу. Выясняется, что даже просто среднему обывателю на языке этой карманной миссии сказать нечего. То есть, если за этого обывателя есть какие-то зацепки: он гоняет на мотоцикле, ходит на рок-концерты, он гастарбайтер, в конце концов, вот давайте обратимся к нему: а давай-ка ты, наш брат гастарбайтер, обратишься в православие. У отца Даниила Сысоева была такая идея – светлая ему память. Он прекрасно работал с сектантами. Точно также, скажем, отец Сергий Рыбко работал с рокерами, это тоже хорошо.

Но ошибочно было бы, чтобы эта совокупность частных методов была объявлена центром миссии, при этом действительно главное в этой миссии, а именно обращение к простому человеку, к рядовому человеку, которого надо вытягивать из того болота, в котором он находится сейчас (а надо понимать очень четко, что он действительно находится в информационном, в идеологическом, в житейском болоте) оставалось вне нашего внимания. И вот оказалось, что мы все время ходим по окраине, пытаемся от этих маргинальных обществ отщипнуть какую-то мелочь и эту мелочь сложить в копилку.

На мой взгляд, это происходит из-за зараженности чисто западническими представлениями, что для нас важны группы влияния: мол, будем формировать совокупность из групп влияния, меньшинств, и они нам дадут гораздо больше, чем любое большинство, даже если большинство у нас завтра поголовно обратится.

Разумеется, в той медийной парадигме, в которой мы существуем сейчас, даже самое крепкое, самое прочное большинство ничего не дает. Но задача в том, что нужно ломать эту парадигму, причем это нужно делать не только усилиями и средствами Церкви, но усилиями совместными Церкви и государства, и государство к этой работе готово.

Е.Н: Да, Егор, в связи с этим мы и пытаемся понять и сформулировать содержание информационной политики Церкви, какой вы ее видите?

Е.Х: Ну вот смотрите, опять-таки у нас сформировалась определенная среда. На мой взгляд, достаточно позитивная. У нас из всех живых институтов гражданского общества самым живым и самым демократичным на начало середины 2000 годов оказалась Церковь. Мне представляется принципиально важной задачей не допустить воспроизведения в нашей церковной властной вертикали той же информационной политики, которая сформировалась у нас в государстве, и от которой само государство начинает у нас медленно, но отходить. Необходимо не допустить того, что называется – по аналогии с управляемой демократией – управляемой церковной медиасредой.

То есть понятное дело, что должны быть рупоры, инстанции, которые вполне официально выражают церковный голос. Но это должен быть действительно официальный ответственный церковный голос, что называется, на уровне "ТАСС уполномочен заявить". Потому что, когда в "Журнале Московской Патриархии" появляется пропаганда учебника товарищей известных, где ну ладно, что они там про Власова и все подобное, но когда там пропагандируется книга, в которой ставится под сомнение каноничность Русской православной церкви – где логика?

В результате получается самая худшая ситуация, когда у нас, вместо жесткой вертикали и вместо плюрализма, складывается ситуация, если можно так выразится, кликовой вертикали. То есть когда группа людей, которая громче орет, которая ближе пролезла и т. д, начинают транслировать некий месседж как бы от имени и никто не может понять: по поручению или нет? Понятное дело, что отчасти и для священноначалия эта ситуация может до какого то момента представляться удобной: ляпнул кто-то что-то, провел некую идею, а мы за нее не отвечаем. Но дело в том, что в какой-то момент за безответственные заявления от ее имени и сама власть начинает жестоко расплачиваться. Я очень не хотел бы, чтобы наша медиа-среда приобрела такой оттенок безответственных выкриков, имеющих псевдо-административный статус.

Основная проблема православных СМИ – крайне низкий профессионализм. Причем эта проблема, как и в большинстве случаев околоцерковной работы, вызвана двумя факторами. Во-первых, есть очень малое количество людей, которые хотят и умеют это делать и которым допускается это делать, и, во-вторых, предполагается, что эти люди должны работать на каких-то, видимо, нематериальных ресурсах. В наших православных СМИ, как правило, нет нормальной полиграфической базы, сотрудникам таких СМИ платят копейки, неорганизована система распространения и т.д. Исключения очень редки. Люди в православных СМИ в основном работают за счет полупринудительного энтузиазма. Разумеется, в результате проигрыш в качестве чудовищный. Достаточно указать на тот факт, что уже почти десять лет существует такое явно агрессивно-антицерковное издание как Портал-Кредо.ru, и при этом за это время в православной среде так и не было создано никакой альтернативы. Это притом, что тратятся большие деньги на самые разные проекты, а элементарного информационного оружия, которое отражало бы антицерковные нападки, в нашем распоряжении по-прежнему нет.

Для продвижения вперед в этих вопросах мы должны уяснить две вещи. Во-первых, следует проводить различные семинары, тренинги, регулярные конференции не чисто церковных журналистов, а именно журналистов, являющихся православными христианами. Подобные мероприятия помогли бы им грамотно освещать события и выражать свои убеждения в светских СМИ. И, таким образом, действительно сделать так, чтобы в светских СМИ позиция православных журналистов (каковых немало) была представлена достаточно широко. Во-вторых, нам нужно создавать иные церковные СМИ в формате очень высокого и очень конкретного и жесткого профессионализма. На это нужно привлекать серьезные качественные кадры, и не жалеть ни сил, ни денег, ни ресурсов для того, чтобы сделать чисто церковные и православные издания, ориентированные на светского читателя, ведущими по качеству. Сейчас, с нынешним состоянием рынка СМИ, это сделать, в общем-то, не так сложно. Потому что его состояние сегодня отнюдь не блестящее, – в этой сфере очень мало интересных проектов, очень мало интересных имен. Грамотная деятельность Церкви в этом направлении могла бы много дать, если бы мы занимались этим систематически.

Говоря о том, каким должен быть тематический ряд православных СМИ, хотелось бы отметить, что в данном случае католический опыт вполне уместен. Например, официальное газетное издание Ватикана "L’Osservatore Romano" – это абсолютно светское по тематике издание, освещающее политические, экономические, культурные события, но поданные с католической точки зрения. Таких СМИ в католическом и протестантском мире довольно много. Причина, по которой таких СМИ практически нет в православном сообществе, остается большой загадкой. Несомненно, мы должны иметь издания такого типа, и, я думаю, что Московской Патриархии вполне по силам организовать православных благотворителей для того, чтобы они такие издания спонсировали. С другой стороны, должен быть достаточно обширный класс церковно-общественных СМИ, которые рассказывают не только о церковных событиях, но и высказывают свою точку зрения, как по церковным, так и по светским вопросам.

Должна быть вся линейка средств массовой информации – и по родам СМИ (газеты, журналы, сайты, радиостанции и, по возможности, телеканалы) и по спектру охвата, по всему спектру медийной работы, включая организацию публичных мероприятий (лекций, дискуссий с представителями противоположных точек зрения). Должно быть все.

Вопрос, опять же, только в кадрах, и скорее даже не столько в кадрах самих по себе (в медийной среде реально православных людей достаточно много), сколько в правильной мобилизации этих кадров. Необходимо чтобы человек, который является православным христианином и работает в информационной сфере, понимал, что его христианская позиция может выражаться не только в том, что он будет непрерывно писать о поездках и выступлениях Патриарха, а в том, что он будет по любому вопросу занимать церковную позицию.

Существует мнение, что православные СМИ должны избегать освещения скандалов. Однако, ни одно средство массовой информации, в том числе и православное, не может избежать скандалов. уже не одно десятилетие скандал является формой функционирования медийной среды. Грубо говоря, любое медийное движение происходит следующим образом: случается, выдумывается или провоцируется некий скандал, и далее вокруг этого скандала выстраиваются некие события, разные точки зрения и дискуссии. К сожалению, современные медиа не функционируют по-другому. Либо нам нужен гений, который придумает какой-то другой способ функционирования медиа и успешно его внедрит, либо нам, если мы хотим обойтись без скандалов, надо из медиа сферы уходить.

Пока же вопрос состоит в том – являетесь ли вы в скандале стороной, которая держит в своих руках его нити, или же вы являетесь жертвой или пассивной стороной, каковой, к сожалению, в последнее время нередко оказывается наше церковное сообщество, – когда кто-то провоцирует скандал извне, навязывает нам тему, формат обсуждения, и выдвигает свои обвинения. Такое положение вещей можно показать с помощью примера безобразного фальсифицированного скандала вокруг приезда Патриарха в МИФИ, когда было заявлено, что снесли некую скульптуру ("символ МИФИ") ради того, чтобы к приезду Патриарха поставить крест. Потом выяснилось, что эту скульптуру не снесли, а перенесли, и не к приезду Патриарха, а год назад, и что установка креста никак не связана с визитом Патриарха. Кроме того, выяснилось, что сама скульптура никакой особой ценности не представляет, и до того дня, пока на ее месте не появился крест, все отзывались о ней исключительно с иронией и насмешкой. И вдруг сразу же в глазах скандалистов она превратилась в "символ МИФИ".

В подобных ситуациях, похожих на вышеописанную, мы либо занимаем активную и жесткую позицию, не боясь самим устраивать медиа-скандал первыми и контролировать его течение, либо мы вяло и с опозданием отбиваемся от информационных атак. Сейчас практически вся наша церковная информационная политика, к сожалению, состоит в том, что мы раз за разом выступаем пассивными жертвами провоцируемых извне скандалов, что, разумеется, и в глазах внешней публики, и в наших собственных глазах не прибавляет нам никакого престижа.

В 2005 году во время дискуссии на богословской конференции Русской Православной Церкви Сергей Чапнин, нынешний глава "Журнала Московской Патриархии", начал сетовать на то, что СМИ интересуют только плохие новости и скандальные события – несчастья, убийства, крушения и т.д. Тогда он задался вопросом, что нам делать, учитывая, что мы не создаем и не передаем плохие новости? Я тогда сказал, что ответ на этот вопрос элементарен: нужно просто создавать собственные плохие новости. Вспомним, как все встали на уши, когда в 1997 году Русская Православная Церковь одним махом отлучила от себя десяток разных сект во главе с Рерихом. Это был прекрасный пример того, как мы создали плохую новость. В той ситуации мы были наступающей стороной, тогда мы замечательно эту ситуацию отыграли. Тогда я предложил: давайте каждые полтора-два года кого-нибудь отлучать из тех, кто этого достоин. Все слушатели несколько удивленно похлопали глазами. У меня создалось впечатление, что они не поняли эту идею, а между тем, если не уметь управлять медиа пространством в своих интересах, то оно будет управлять нами, попутно внося расколы в церковную среду и т.д.

Некоторые говорят, что иногда лучше промолчать, мол, проблема само собой с течением времени разрешиться. Однако, самое обидное то, что промолчать все равно не удается. В реальности, пока по церковным инстанциям идет процесс согласования по поводу того, "как реагировать", "что ответить", "как бы высказаться обтекаемо" и т.д., проходит достаточно много времени, и в результате мы выглядим вяло оправдывающимися тогда, когда информационный повод уже почти исчерпан. Надо осознавать, что в эпоху интернета скорость реакции на новости идет даже не на часы и, тем более, не на дни, а буквально на минуты. Сейчас случилось – сейчас надо прореагировать. Если ты сейчас не прореагировал, то через несколько часов твои заявления, оправдания, опровержения будут никому не интересны. Поэтому информационная политика должна быть оперативной, она должна иметь очень четкие и ясные цели и ценности, иначе мы все время будем проигрывать в информационной среде. Причем никакое государство, которому можно пожаловаться и попросить оградить нас от всех нападок, никогда не сможет обезопасить нас от всех информационных нападок.

Елена Яковлева, "Российская газета":

А меня совсем не смущает слово "миссия". Оно активно циркулирует сегодня в нашей речи. И важно не столько его происхождение из латинских корней, сколь эта его сегодняшняя активная циркуляция в бизнес-среде, в экономической среде. И мне кажется, это нужное слово, иначе бы язык его не принял.

Миссия предполагает наличие высшей цели. И некое напряжение, к которому эта цель зовет: "Хватит спать, мы должны пробудиться, и делать то, что больше нас самих".

Кроме того " миссия" предполагает действие "вне", мы не для себя, не о своем, мы вовне говорим.

О светской газете.

Я работаю в светской газете. Я верующий, церковный человек, но каждый раз, берясь за заметки, выволакиваю себя в некую третью позицию. И это не насилие над собой, я считаю, что это правильно. В этой "третьей позиции" я незыблемо соблюдаю три принципа: не позволять ни кому держать как доминирующую позицию нападок на Церковь, не позволять ошибок, ( и их еще очень много в разговоре на тему Церкви), и стараться провести мысль, что тот предмет, о котором я говорю, он есть драгоценность. Я не всегда говорю последнее прямо-поучительно, но считаю, что это должно быть растворено в моих заметках – моя любовь к Богу и к Церкви.

Если мы говорим о светских СМИ, об их работе для Церкви, то этот разговор, мне кажется, почти всегда ведется из подобной позиции пограничья. Мы не всегда можем в светских СМИ говорить из глубины собственной веры, собственного стояния (или "метания".) Более того, мне кажется, что эта работа выхода в "третью позицию" полезна. Как вообще часто бывает полезна некоторая дистанция. Мы лишаемся дидактизма. Мы входим в волны людских сомнений. Мы говорим, в том числе, и антицерковно настроенным людям. И понимать пестрость своей аудитории необходимо. Не для того, чтобы предавать Истину, но для того, чтобы уметь говорить "с эллинами, как эллин, с иудеями, как иудей".

Миссионеры ли мы, журналисты светских изданий? Я думаю, что нет. Но при осознании того, как особенно современное поле нашего миссионерства, я думаю, мы можем делать не меньше, а иногда и больше, чем прямые миссионеры. О. Андрей Кураев пишет учебник по ОПК, а мы устраиваем разговор об этом учебнике, в котором задаем ему любые и каверзные в том числе вопросы и как бы проворачиваем его учебник через поле сомнений – читатель больше доверяет содержанию, которое прошло обработку критикой и сомнением. ( Естественно, не в сумасшедших и откровенно невежественных вариантах.) Мы скорее "переводчики" для миссионеров. Но мы чуткие люди, если мы профессионалы, и от нас многое зависит.

Информационная политика Церкви – очень серьезная тема, требующая больших размышлений.

Первое, что приходит в голову – набор некоторых, может быть, неочевидных табу (например, мы никогда не отказываемся от диалога с несогласными и т.п.) Мне кажется, это не менее актуально, чем ответы на вопросы о допуске в информационную политику Церкви манипулятивных и политтехнологических практик и т. д. Я считаю, что последнего Церковь должна избегать всячески. Как аристократ – низости.

Второе предложение – люди в Церкви должны быть очень открыты журналистике. Двух-трех интеллектуалов от Церкви, которые открыты журналистам для комментариев, мало, их должно быть на порядок больше.

Третье замечание – мы, если мы ощущаем себя соучастниками информационной политики Церкви, не должны увлекаться нашими внутренними разборками, спорами, дискуссиями. Наши интеллектуальные потасовки – часто для мира "вовне" выглядят как жанр "петушиных боев". Мне кажется, полезно проверять себя этим взглядом извне. Вообще, все на свете что-то стоит, если оно выходит за рамки "своего".

Для кого миссия?

Я согласна с Егором, что главным объектом миссионерской работы должен быть не экзотичный духом и культурой гастарбайтер, а обычный, привычный, наш простой русский человек, простые люди. (Хотя я не уверена, что кто-то еще совершит и столь необходимую сегодня в стране работу по культурной ассимиляции гастарбайтеров).

И мне кажется, что на первое место выходит вопрос содержания. О чем писать, обращаясь к простому человеку. Если речь идет не о простой информации о церковных праздниках или визитах Патриарха, то сегодня пока, мне кажется, одно из самых интересных содержаний – это диалоги Патриарха с самыми разными группами населения, и прежде всего с молодежью и интеллектуалами. Но это содержание скорее для элитарного читателя.

Если же говорить о более широкой и простой читательской аудитории, ( у нашего приложения тираж, например, 3,5 миллиона человек) то это еще вопрос, как и о чем с ним говорить. Познавательно рассказывать о святынях, о монастырях? Или все-таки о живых людях – о монахах, о священниках-подвижниках, наших современниках, об их социальном служении? О милосердных делах паствы? О приходской жизни? О православной культуре? О человеческой судьбе? Не будем забывать и о том, что в светской газете ты заявляешь такие темы под рефрен " Мы не орган Московского Патриархата" и "У нас все конфессии равны". Это не жалоба, меня это даже по-своему "заводит", так интереснее, но все-таки мы должны понимать, что светские газеты – это светские газеты.

О качестве дискуссий.

Мне кажется, сегодня не хватает дискуссионных площадок внутри Церкви. Но не по образцу молодежных дискуссий на озере Селигер, а по образцу Религиозно-философского общества начала 20 века. Может быть, у нас здесь в "Радонеже" получится?

А.Н. Крутов: Вот вы говорите, о чем писать журналисту, который работает в светской газете? Вы как бы разделяете работу в светско-духовных СМИ и просто светских. Вы говорите, что мы не можем в светских изданиях говорить из глубины веры, я этого не могу понять. Что значит, я не могу говорить из глубины веры? Я должна занимать какую-то третью позицию. Это что значит: я немного православие отставляю в сторону и начинаю говорить на языке экуменистическом что ли? Или как понять?

Е.Я: Моя аудитория часто люди неверующие или не осознавшие веру, как говорил Егор. А общеполитическая газета – это особый культурный формат: ей нужны новости, она часто должна держаться отстраненной позиции, это не кафедра для проповеди. Но этот формат не требует измены своей вере.

А.К.: Я понимаю, вы не меняете свою веру, свои убеждения. Но поймет ли человек, к которому вы обращаетесь то, что вы хотите ему донести о вере?! Если вы сами искренне все это не доносите до него, он не почувствует этой проповеди. Он не видит искренности в ваших словах, в вашем писании тем более, когда вы говорите: о чем писать?! О святых местах? Как о чем писать, я вообще никогда не разделяю журналистику на светскую и какая там еще...Писать о том, что волнует человека, о его проблемах, о жизни, о взаимоотношениях с властью. То, что он живет на этом отрезке земли в своей стране, как она живет. Как ей управляют, как он живет и как будут жить его дети, писать о том, что его волнует, а что еще придумать можно. И задача-то журналистики объяснять, рассказывать, информировать об этом, о жизни...

Елена Чудинова, писатель, автор журнала "Эксперт":

Правительственная газета, конечно, вынуждена придерживаться установки, что все религии равны. Но если мы не будем говорить, что религия существует только одна, та, которая истинна, и только в одной максимальной полноте – православии, то мы просто губим свою бессмертную душу. Конечно, я понимаю, что такое работать в светской газете. Не хочешь, а станешь политкорректным. Но на самом-то деле все западноевропейские государства уже потихоньку начинают понимать, в какой тупик их завела секулярность. Недавно я писала о том, что Запад навязывает эту мульти-пульти-культурность нам как секонд-хенд своей идеологии. Сами сели на ней в лужу, так почему бы русских не посадить, всё равно ведь – чем русские послабже, тем с ними дело-то иметь легче, это же банальный "реалполитик". То есть, навязывая идеологический секонд-хенд через всякие центры "Сова" и прочая таковая, Западная Европа сама потихоньку будет совершать отход от мультикультурности. В какой луже сидят они сегодня, мы еще, благодарение Богу, себе представить не можем. Но и у нас позиция уже мультикультурная, хотя по стандартам ЮНЕСКО мы монокультурное государство. И если те, кто сотрудничает в светских газетах, будут послушны этой установке – ну, что ж, такова их сиюминутная выгода, их сиюминутная проблема. Но это недальновидно, ибо весь текущий процесс в Европе показывает, что обратная христианизация континента неизбежна: альтернатива его – гибель. Гибнуть на самом деле люди не хотят, так что поосторожнее надо быть со старьем демократического образца и порешительнее в отстаивании наших христианских ценностей. И вне зависимости от того, что мы сотрудничаем со светскими изданиями. Я тоже сотрудничаю со светским изданием – журналом "Эксперт" – и излагаю там свою христианскую точку зрения, и никто от этого не умер. Мне кажется, что должны подниматься проблемы злобы дня, и они должны решаться синхронно средствами светских СМИ и церковных. Например, я вижу одну проблему, я сегодня с ней пришла сюда, потому что, кстати говоря, здесь сегодня присутствует Егор Холмогоров, которому я хочу лично вынести свою благодарность за прекрасную статью об отце Данииле Сысоеве, но, к сожалению, с которым я никак не могу согласиться в его недавнем классификационном демарше. По Холмогорову существуют маргинальные сталинисты – это те, которые хотят расстрелов. И позитивные сталинисты – это те, которые расстрелов не хотят, их отрицать не надо, их надо интегрировать. Наши православные коммунисты – это вообще большая отдельная песня, наболевший оксюморон. Сегодня вышла хорошая статья молодого публициста Дометия Завольского "Правозащитник Сталина и дизельпанк", о том, что сужение национального духовного и культурного пространства гипертрофирует такие фигуры, как, в частности, Сталин. Вот эта проблема информационной работы – и церковной, и светской, и духовной в самом широком смысле. Я еще раз призываю над этим подумать всех, потому что, на мой взгляд, сейчас абсолютно необходима кампания "православные против сталинизма". Есть некие силы, которые считают, будто кризис идентичности надо преодолевать, подкорректировав старый "бренд" – усатого дядю с трубкой. Он, оказывается, и с Иверской иконой летал вокруг Москвы на самолете, и к Матронушке ходил; вся эта лабуда, которую все присутствующие знают, вбрасывается в массы. И это на самом деле очень вредная лабуда. Из-под сталинистского лобби надо выбить православную составляющую их "бренда". Пусть раздувают, как цыгане через соломинку раздувают лошадь, своего Сталина до любых размеров, только без апелляций к православным ценностям. Необходимо решать на уровнях светских и церковных СМИ конкретные проблемы. Все-таки необходима какая-то интеграция всех здравых сил.

Елена Ямпольская, заместитель главного редактора газеты "Известия"

Взаимодействие СМИ и Церкви примет естественные формы только тогда, когда российское общество в целом перестанет считать Церковь отдельным, посторонним элементом. Существование которого, может время от времени спровоцировать умильную слезу, но, как правило, тревожит и даже пугает.

Сегодня ситуация именно такова. При любом обострении общество делится на лагеря: очень небольшой, почти сугубо специальный отряд – – за Церковь, абсолютное большинство граждан – – против. Последний пример – – дискуссия по поводу закона о возвращении Церкви принадлежавшего ей прежде имущества. Да, музеи справедливо ревнуют и проявляют вполне понятную озабоченность. Но главное – – они противостоят Церкви как чуждой силе. Для них Русская Православная Церковь – – это аббревиатура РПЦ, бюрократическая структура, некая локальная организация. Следовательно, в споре русских музеев с русской Церковью бьются организации с организацией. Это звучит чудовищно, но для нашей современной жизни это норма.

Итак, главная проблема, на мой взгляд, в том, что большинство россиян, называющих себя православными, не находятся в действительности в лоне Русской Православной Церкви. Не ощущают себя частью единого организма. Да что там – – мы и россиянами-то себя ощущаем с трудом... Нет ни трепета душевного, ни нежной теплоты: "может, и правда, иконе лучше находиться не в музее, а в храме? Давайте вместе, полюбовно подумаем о ее сохранности. Мы же перед ней молиться придем".

"Мы" – – не придем, вот в чем проблема...

Виноватых здесь искать бессмысленно. Так сложился исторический процесс. Я, например, глубоко убеждена, что развал СССР начался не при Горбачеве, а во времена моего детства – к концу 1970-х. К тому моменту стало уходить из жизни не только последнее поколение, родившееся и воспитанное в православной культуре, но и поколение их детей. Вымывание христианства из русской души растянулось на несколько десятилетий. Вера оставляет в человеке след, "пережитки". Главный из таких "пережитков" – – совесть, мораль, уважение к порядку, нежелание преступать. Всё это было в лучших советских книгах, фильмах, песнях. А потом постепенно сошло на нет. И вот, перед лицом этого нулевого результата мы обсуждаем православную миссию прессы...

Приведу для наглядности кулинарный пример. Можно пропитать кекс ромом, а можно – – опрокинуть бутылку над выпечкой, и у вас получится несъедобная, отвратительного вида размазня. Как избежать второго варианта, как вернуть современному российскому обществу равномерную православную "пропитку"? Этим мы, журналисты, на мой взгляд, и должны заниматься. Никак не меньше. Ставить перед собой более скромные задачи – – зря тратить силы и время.

Мне крайне несимпатична история, когда православный журналист все время помнит о том, что его трудовая книжка лежит в редакции "светского" издания. И по этой причине завязывает себя в узел, соглашаясь на странный "нейтралитет". Это позиция слабого человека. Это позиция робкого человека. А мы не можем себе сегодня позволить ни слабости, ни робости.

Кто сказал, что "светское" издание – – непременно издание атеистическое? К чему в масштабах страны и в исторической перспективе приведет такая "толерантность"? К окончательному распаду. В светских СМИ – – огромное количество светских журналистов. Они не рефлектируют на тему: "Не насилуем ли мы чужую волю, не задеваем ли чьи-то чувства?". И нам следовало бы вести себя пожестче.

Другое дело, что быть православным журналистом – – не означает исключительно делать репортажи из монастырей и брать интервью у батюшек. А означает, по-моему, – – видеть разницу между добром и злом. И всякий описываемый предмет помещать в систему нравственных координат.

Скажем, как человек, много пишущий о культуре – – в частности, о кино, я должна уметь объяснить своему читателю, чем отличается фильм "Поп" от "Аватара", "Утомленные солнцем 2" – – от "Бесславных ублюдков". Где духовный витамин нации, а где более или менее замысловатая развлекуха. Мне бы очень хотелось, чтобы и журналисты, со мной работающие – – каждый в своей области, понимали эту разницу и говорили о ней внятно, страстно, убедительно.

Не вижу никаких противопоказаний к тому, чтобы светское издание становилось православным по духу – – продолжая рассказывать своим читателям обо всем, что волнует нормального, живущего в миру человека. С одной оговоркой: рассказывать не теплохладно, не "нейтрально", а отделяя добро от зла. Для своей родной газеты "Известия" – – старейшей национальной газеты страны, я хотела бы именно такого пути. Только такого.

Моим начальникам зачастую нелегко со мной работать, потому что я никогда не делаю того, что считаю вредным для себя в духовном отношении и стратегически вредным для газеты. При этом было бы ненормально заявлять: делайте газету без меня, а я такая верующая, что не могу вашей суетой заниматься. Надо жить в профессии не через отрицание, а через позитив. Предлагать свои темы, сюжеты, которые интересны читателям и которые ты можешь реализовать качественно. В идеале – – с журналистским блеском.

В одном я уверена абсолютно: если газета претендует на то, чтобы рассуждать о Церкви, о религии, о душе, то у нее не только та полоса, где об этом написано, но и все остальные полосы должны быть достойными. Не обязательно на каждой поднимать вопросы высокой нравственности. Однако ни на какой из полос ты не имеешь права быть безнравственным.

Чем дальше нынешние "Известия" от Православия (а они, увы, страшно далеки), тем очевиднее для меня, насколько пагубна по отношению к Церкви "отработка темы". Это происходит постоянно: "Сегодня Патриарх встретился... бу-бу-бу...". Такие тексты только приумножают ряды людей, отчужденных от Церкви. Нет личной боли, личного интереса – – не пиши о Православии. То же правило действует и для любой иной серьезной тематики. Личная боль была признаком профессионализма в российской журналистике до тех пор, пока эта журналистика сохраняла рудименты христианского сознания.

Мне бы очень хотелось поговорить о православной миссии газеты "Известия". Однако это было бы преждевременно. Пока можно говорить только о миссии отдельных журналистов. Мы обязаны поддерживать друг друга, мы обязаны быть сильными, стойкими и не бояться воевать. Это в гражданской войне победителей не бывает, а у нас явно – – отечественная. Если Россия не будет христианской страной, абсолютно неважно, какую модернизацию здесь проведут. Россия без представления о добре и зле – – это не Россия, а вакантная территория. На такой территории бессмысленно сочинять статьи, книги, музыку, снимать кино. Если нет корней – – не будет ни ростков, ни плодов.

Наша миссия – – способствовать взаимопониманию и взаимопроникновению общества и Церкви. Их максимальному слиянию. Хочется верить, что миссия выполнима. Жаль только, жить в эту пору прекрасную...

Валерий Коновалов:

Мне бы хотелось обратить внимание на очень важную вещь – знание нами нашей аудитории. Меня часто обескураживает, насколько расходятся наши представления об уровне религиозных знаний в обществе с реальным положением дел. Тут, вероятно, срабатывает некая иллюзия: если Церковь вышла из социального гетто, если разнообразной литературы о православии стало издаваться во много раз больше, чем прежде, если такая литература стала общедоступна, а о вере заговорили и по радио, и по телевидению, то само собой люди стали куда просвещеннее в православной вере. И еще одна иллюзия: когда сам узнаешь больше, получаешь новые для себя сведения, расширяешь свой религиозный кругозор, то как-то автоматически у тебя создается ощущение, что и все остальные люди тоже проделывают этот путь. И вдруг понимаешь, что основной уровень религиозной информированности не только так называемого простого народа, но и вполне образованного, интеллектуального, знающего языки, много читавшего, остается таким же дремучим, как и в прежние времена.

Тут было сказано, что мало у нас людей, знающих и умеющих писать о православии. Это так, но это полбеды. А беда в том, что эти люди пишут и рассказывают большей частью друг другу и друг для друга. А вот тому самому простому – в смысле религиозной безграмотности – народу очень надо рассказать самые элементарные вещи. Необходим самый настоящий ликбез. Многим кажется, что этот период уже прошел, а на самом деле он еще не начинался, если смотреть в масштабах всей аудитории. Для этого надо, прежде всего, ясно представлять себе, каков у нас общий уровень. Да, есть уже у нас достаточно много изданий православных, религиозных. Но это большей частью не доходит до тех людей, которые вроде бы хорошо относятся к Церкви, вроде бы крещенные, вроде бы им это интересно, но они специально не будут покупать такие книги, не будут покупать эти газеты, журналы. Ну а на тех традиционных, общедоступных информационных площадках в светских СМИ, где основная аудитория нашей страны собирается, православного голоса почти не слышно. Там большей частью о православии говорят авторы, далекие от Церкви, а то и враждебные к ней, или малосведущие в теме. В лучшем случае все сводится к различным "рецептам постного стола", в худшем – к разнообразным спекуляциям.

Так что нужно, мне кажется, прежде всего, сосредоточиться как раз на этих участках, работать и в больших светских газетах, и на телевидении. И там, говоря с читателем и зрителем, не забывать о том, что он просто многого не знает, самого элементарного. Находить какие-то формы, чтобы донести азы православия до людей. Вот это и есть в прямом смысле миссия религиозного просвещения.

Сергей Худиев, журналист, обозреватель Радио и газеты "Радонеж":

Я полностью соглашусь с тем, что мы, будучи людьми церковными и вращаясь в своей церковной среде, часто не представляем себе, насколько катастрофически невежественными в отношении всего, что относится к Православию, являются наши образованные круги. Нам часто кажется, что культурный, образованный человек, который языки знает и по заграницам ездит, не может нести такую чушь о Церкви. На самом деле может. Так исторически сложилось по известным всем нам причинам, что люди катастрофически невежественны в отношении православной веры. И это невежество сочетается очень часто с решительной уверенностью, что уж мы-то решительно все знаем.

Какую информационную политику в этой ситуации можно проводить? Конечно, очень важным является просто провозглашать истины нашей веры, поскольку люди с ними незнакомы. Люди не знают, во что Церковь верит. Вспомним, как недавно все антиклерикальные ресурсы в сети ехидничали по поводу того, что молебен за нашу олимпийскую сборную не сработал. То есть люди уверены, что молебен – это такое шаманское камлание. При этом достаточно образованные люди по умолчанию воспринимают православие как род шаманства. И, конечно, необходимо просто напоминать об основах православной веры, о Боге Создателе, о Божьем промысле, о Боговоплощении, о Господе нашем Иисусе Христе, о создании Церкви. О тех вещах, которые у нас перечисляются в Символе веры.

Как можно такую информационную политику? Я думаю, тут нам большую услугу оказывают как раз антиклерикалы: они создают пространство для полемики, дают информационные поводы. Бывает, что человек относится к Православию вроде бы с уважением, вроде бы со всем согласен, но с ним трудно говорить дальше, потому что он, с одной стороны, согласен, с другой стороны, не интересуется, с ним трудно говорить дальше.

Почему люди нападают на Православие, почему они бранятся? Мне кажется, среди них можно выделить две группы.

Есть люди, у которых есть какой-то проект, которые видят какое-то светлое будущее: вот мы сделаем, как в цивилизованной Европе. У нас будут гей-парады ходить, однополые браки венчаться, и через это у нас будет жизнь такая же хорошая, как в Западной Европе. Обычно я говорю в таких случаях, что если мы устроим массовые поджоги автомобилей, у нас уровень жизни как в Париже от этого не будет. Но у людей есть некий проект, в него Православная Церковь не вписывается, и они поэтому враждебно относятся к ней.

Есть другая группа людей, которая просто не знает, что такое православная Церковь, и боятся, что их сейчас на костре сожгут, как минимум уволят, или заставят молиться, поститься и, как вы знаете, слушать радио "Радонеж". При этом бывает трудно выяснить, на чем такие страхи основаны, человек и сам не знает, чего он боится, он просто сталкивается с чем-то, что ему непонятно и неизвестно. Когда я смотрел отзывы в сети на выступлении Святейшего Патриарха в МИФИ, там не было анализа самого выступления, там не было спора именно с Патриархом, но там было изъявление страха, фобии, что эти страшные попы, везде пролезли сейчас что-то страшное такое сделают. Поэтому можно наметить следующией направления информационной политики. Во – первых, то, что само напрашивается, это антидиффамационная политика, то есть политика, направленная против клеветы в СМИ. Например, недавно радио Свобода утверждало, что Патриарх-де, приписал гаитянское землетрясение грехам несчастных гаитянцев. В этой ситуации возникает известный из истории эффект черной легенды, мифа, вроде того мифа, что Церковь, якобы, долгое время не верила, что у женщин есть душа. Неизвестно, кто первый выдумал эту чушь – но это ходит по кругу, и точно так же всякие клеветы в отношении Церкви, в отношении Патриарха обретают свою собственную жизнь, и людям уже кажется, что это что-то надежное, твердо установленное точно всем известно. Конечно, необходимо реагировать, что-то говорить в таких случаях. Второе это просвещение относительно православной веры. Желательно устанавливать контакты между церковными структурами и светскими СМИ, потому что очень часто у представителей тех или иных светских СМИ нет четкой идейной установки нападать на Православие. У них есть желание выдавать людям какую-то информацию, которая будет им интересна. Людям бывает интересен конфликт и скандал не потому, что их осознанная цель – нападать на Православие, а потому что читателям это может быть интересно. Тот кто будет предлагать интересный материал газетчикам, того они и будут печатать.

Е. Холмогоров: Проблема состоит не в том, чтобы в "Российской газете" журналист публиковал статьи типа "как нас учит русская православная церковь"... И даже не обязательно публиковать статьи о монастырях, о святых, то есть это важно, но не обязательно. Имеющий мало-мальский вес в своей редакции журналист, имеет полную возможность провести свою христианскую позицию, потому что, с одной стороны, мы обязаны быть объективными, с другой стороны. мы обречены быть тенденциозными. Значит, у нас должна быть внятная христианская тенденциозность в освещении информационных поводов, скажем, в комментариях, в аналитике. Нас никто не заставляет уходить с христианской позиции.

Очень часто многие светские СМИ весьма негативно воспринимают позицию, которую можно обозначить как клерикальную. Но дело в том, что мы как православные люди совершенно не обязаны занимать клерикальную позицию. Вот эта странная проблема, которая, на мой взгляд, вообще становится одной из основных в нашем внутреннем церковном сознании. Мы как-то сами согласились, что Церковь – это Патриарх, что он практически ее полнота. Чуть-чуть поменьше Церковь – это митрополиты и епископы, еще чуть-чуть поменьше, но тоже церковь – это священники, а миряне – это вообще не Церковь, и вообще кто вы такие? Я думаю, что через какое-то время такого рода клерикализации общественного сознания будет примерно следующее: какой-нибудь православный человек говорит, я, будучи православным человеком, хочу вам сказать..., – "А у вас есть удостоверение, что вы имеете право говорить тут от имени православия?"

Поймали в значительной степени нас на собственный крючок. То есть мы долгое время боролись с сектантским миссионерством, это было совершенно справедливо, постоянно надавливая на административную составляющую этой борьбы. Но нельзя забывать, что то, что мы предпринимаем по одной религиозной организации, в логике уравнения светского государства, бьет по всем, в том числе по нам самим.

Но вернемся к информационной политике Церкви: надо ставить реальные проблемы и избегать восторженного триумфализма, потому что за этим восторженным триумфализмом, за этими выкриками "Ура!", "Вперед!" и т. д. мы ничего не получим, кроме тихого отгрызания у нас уже завоеванных позиций.

Е.Никифоров: Спасибо, дорогие коллеги, братья и сестры, за столь содержательное, интереснейшее обсуждение. Мысли, высказанные вами, безусловно, достойны самого пристального внимания. Я постараюсь довести их комиссиям Межсоборного присутствия. Я не буду подводить итоги, итоги подводить рано и это задача именно Межсоборного присутствия. Но позволю себе сформулировать некоторые соображения, которые возникли у меня, слушая ваши выступления.

Во-первых, при всем том, что нас крайне мало, совершенно ясно, что мы представляем собой громадную силу. И она не столько в административном ресурсе, а в том, что мы все – сетевой проект. Сама Церковь – сетевой проект, в этом ее несокрушимость. В этом смысле, возможное увлечение "дирижизмом", построением слишком жесткой вертикали, способно погубить наше влияние на общество, потому что каждый из нас, здесь находящихся журналистов, работает со своей аудиторией, маленькой или большой. Вот это очень важно и нам понять, и донести до священноначалия, что наш успех – в братском соработничестве в рамках сетевого проекта, которым является Церковь.

В этом смысле, информационная политика Церкви предполагает разные деятельности и многообразные задачи. Можно говорить о том, какие задачи Церковь перед собой ставит в том или ином направлении, например, церковные задачи в отношениях с властью, в политике, в формировании общественных настроений, в создании собственного имиджа и пр. И как эти задачи решать с помощью информации. Информация, в свою очередь, может быть и инструментом миссии, и средством пропаганды, пиара и т.д. Эти вещи нужно различать и не сваливать в одну кучу. Когда всё это смешивается, то мы неизбежно зайдем в тупик, потому окажется, что мы решаем противоречивые и порой взаимоисключающие задачи. Отсюда и в Церкви возникают многие конфликты, например, по вопросу о миссии, так как под словом "миссия" подразумеваются взаимоисключающие деятельности. Если мы будем яснее выстраивать задачи, то мы, соответствующий получим и результат. Мне еще раз хочется подчеркнуть, что Церковь сильна тем, что является сетевым проектом. Мы хор, который может петь и без дирижера, может иногда и нестройно, но об одном. Поэтому, чем разнообразней будет количество церковных СМИ со своей собственной адресной аудиторией, чем больше будет ярких православных журналистов в самых разнообразных светских изданиях, тем будет лучше. Каждое маленькое или большое агентство, издание, газета или сайт обращены к своей аудитории. А так как аудитория церковных СМИ и православных журналистов – это всё наше общество, то, естественно, каждая отдельная его часть требует особого языка и особой "политики".

Повторяю, СМИ могут иметь много задач. Они могут быть инструментом влияния, продвижения товаров, развлечения, пропаганды, зарабатывания денег, наконец. И церковные СМИ могут ставить перед собой многообразные задачи, в частности, быть общественно значимым инструментом – то есть максимально эффективно вести общение со своей частью общества. Если общение идет успешно, то в этом, весь смысл общественной значимости СМИ. Например, "Журнал Московской Патриархии" – это узко корпоративное издание, оно по определению не может быть популярным. Епархиальный вестник или приходской листок иногда тоже называют газетой, но разве это то же самое, что газета "Известия"?

Православные люди как все наши граждане имеют право на свободное выражение своих мнений обо всем на свете. Но официальные церковные структуры не могут и не должны нести ответственность за высказывания групп православных людей и их СМИ. 85% населения России считают себя православными людьми. Каждый имеет право высказываться в соответствии со своей совестью о происходящем в обществе, опираясь на свои СМИ. Сколько людей, столько и мнений, но определяющее для церковной журналистики – согласие с православной совестью. От имени Церкви может высказываться в полноте своей власти только Святейший Патриарх, епископат или те, кому они делегируют эти права, – это голос Церкви, это церковное высказывание. Совершенно очевидно, что православные СМИ, или СМИ, которые в большей или меньшей степени являются религиозными по своей тематике, конечно, не могут высказываться от имени всей полноты Русской Православной Церкви. Другие задачи и методы у православных журналистов, работающих в светских СМИ. Но все они совершенно необходимы для полнокровного диалога с обществом, для осуществления того, что можно назвать информационной политикой Церкви.