Это критика

Русский Журнал: Игорь Иванович, как вы, главный редактор "Континента", можете определить специфику вашего журнала? Каким вам видится его место среди других толстых журналов?

Игорь Виноградов: Отличие "Континента" от других толстых журналов уже в том, что это не ежемесячник, а ежеквартальник. Соответственно, мы не можем претендовать на такое регулярное представление литературного процесса, как "Знамя" или "Новый мир". Поэтому и художественный отдел занимает у нас гораздо меньше места, чем в других журналах.

Что касается прозы и поэзии, то здесь у нас свои критерии отбора, мы ориентируемся на традицию классической литературы – не столько по стилю, сколько в смысле серьезности отношения к слову. Игровая литература, литература как конструкция, как самоцель, нас не особо греет. Хотя мы вполне лояльны к любым поискам и новациям, если только это соответствует основным критериям журнала. Здесь можно назвать, например, имя Юрия Малецкого, пишущего достаточно "современно", с использованием постмодернистских приемов, постмодернистской техники письма. Тем не менее, это очень значительный романист, со своим серьезным взглядом на жизнь, с чувством ответственности.

Но все же "Континент" – это, в первую очередь, журнал интеллектуальных рубрик. Они у нас, пожалуй, богаче, чем у наших коллег. И здесь то, что "Континент" выходит четыре раза в год, дает нам определенные преимущества. Появляется больше возможностей отражать литературный процесс в критическом зеркале, больше оперативного простора для самой известной нашей рубрики – "Библиографической службы "Континента". Там мы даем обзор того, что происходит в прозе, в поэзии, того, что происходит в критике. После нас по нашему пути пошли и некоторые другие журналы, в частности "Новый мир"...

РЖ: Новомирские обозрения принципиально субъективны, это не просто информация, но и точка зрения Андрея Василевского или Павла Крючкова. Ваши обзоры в этом отношении как-то отличаются?

И.В.: "Континент" старается сочетать два подхода. Мы даем объективную информацию, но оставляем за обозревателем право на личный комментарий. И Евгений Ермолин, и Мария Ремизова, и Ирина Дугина – все это люди со своей точкой зрения на литературный процесс, а не просто протоколисты. Более того, хотя они и существуют как бы внутри одной общежурнальной концепции, но нередко и спорят между собой, высказывают противоположные точки зрения на одну и ту же вещь.

Кроме того, наши обозрения затрагивают не только литературу. Мы даем обзор интереснейших, с нашей точки зрения, публикаций в российской периодике, касающихся современной российской жизни, религии, церковной жизни, философии. В результате каждый номер журнала превращается в своего рода мини-энциклопедию интеллектуальной жизни России за истекшие три месяца.

РЖ: Вы упомянули сейчас о религии и Церкви. "Континент" отличается от других "толстяков" своим акцентированным интересом к религиозным проблемам. Это традиция, идущая еще от "старого" "Континента"?

И.В.: Когда в 1974 году в Париже вышел первый номер "Континента", на титульном листе значилось: "литературный, публицистический и религиозный журнал". Но сегодня религиозная составляющая выражена у нас много отчетливее, чем в максимовском "Континенте". Перед тем журналом все-таки стояла в первую очередь задача культурного и политического противостояния экспансии коммунистической идеологии, и потому собственно религиозная проблематика занимала не столь важное место. Но сейчас духовные вопросы приобретают все большее значение для нашего общества, поэтому у нас этот раздел год от года увеличивается.

Кроме того, политические аспекты российской жизни затрагиваются в самых разных журналах – и толстых, и глянцевых, – здесь ежеквартальнику трудно претендовать на какую-то эксклюзивность. Хотя и от политических оценок мы не отказываемся. Я, скажем, очень дорожу тем, что в разделе "Россия и мир на рубеже веков" у нас стал регулярно печататься Виктор Шендерович – нам очень близок его взгляд на то, что происходит в политической и общественной жизни России. Мы давно искали подходящую форму ежеквартального отклика на важнейшие события, перепробовали разные варианты и в конце концов остановились именно на текстах Шендеровича.

Если же вернуться к религии, то надо сказать, что у нас постоянно идут большие серьезные публикации по проблемам межконфессионального, межрелигиозного диалога, по актуальным богословским вопросам – вплоть даже, например, до дискуссии о том, что такое "страх Божий". Кроме того, мы первыми в русской светской печати внятно рассказали о явлениях Богородицы в Междугорье, в Хорватии. Раньше информация об этом просачивалась к нам через разные брошюрки, издававшиеся благотворительными организациями заграницей – Церковь наша хранит на этот счет молчание, поскольку явления происходят в католическом приходе, а не в православном. Между тем, это событие мирового значения, там одних паломников каждый год бывает до полутора миллионов. Мы опубликовали очень большую подборку важнейших материалов и фактических сведений, относящихся к этой теме, напечатали очерк отца Анри Мартена как свидетеля, который знает, что там происходит, дали подробный анализ посланий Богородицы. Мы намерены продолжать эту тему – не исключено, что введем даже и специальную рубрику "Междугорская весть". Уже в следующем номере мы планируем напечатать главы из книги сестры Эммануэль "Междугорье: девяностые годы". Это католическая монашенка, которая давно там живет, которая была там все время, пока там шла война, все 90-е гг., и ее свидетельства представляют исключительный интерес. К событиям в Междугорье можно по-разному относиться, но нам важно, чтобы русский читатель знал о них.

Что касается меня, то я безусловно верю в подлинность этих явлений. И для меня здесь очень большое значение имеет то, что папа Иоанн Павел Второй, которого я глубоко чту и в мудрость и святость которого верю, относится к междугорским событиям в высшей степени серьезно. Официально Ватикан пока не признал те явления, что происходят в Междугорье, но это соответствует каноническим правилам: пока явления такого рода продолжаются, Католическая Церковь не выносит своего суждения...

РЖ: В монографии Нелли Биуль-Зедгинидзе "Литературная критика журнала "Новый мир" А.Т.Твардовского (1958-1970 гг.)", где вам посвящен отдельный раздел, автор говорит о середине 1960-х гг. как о периоде вашего перехода от реальной критики к критике религиозно-философской. Насколько традиция русской религиозно-философской критики востребована сегодня?

И.В.: Мне кажется, что эта традиция, к сожалению, сейчас востребована минимально. Есть люди, работающие в ее русле, но они принадлежат в основном к старшему поколению критиков. В новой же генерации я не вижу авторов, которые по масштабу, по серьезности подхода, да просто по уровню были бы сопоставимы, например, с Ренатой Гальцевой или Ириной Роднянской. И это тем более прискорбно, что, по моему убеждению, именно этот род критики сегодня особенно актуален.

Вообще, каждому литературному периоду соответствует тот или иной тип критики. Скажем, реальная критика была абсолютно органична во времена "оттепели". Эпоха полугласности не дает публицисту возможности говорить прямо, и литература волей-неволей принимает на себя функцию информатора о том, что происходит в стране. Сейчас ощущение живой современности дают авторы детективов, а тогда этим занималась серьезные писатели. Поэтому стремление через голову литературы говорить о жизни было вполне объяснимо. Литературный материал служил поводом для серьезных размышлений на общественные темы.

Вообще, с моей точки зрения, настоящая критика возникает тогда, когда критик способен быть публицистом на литературном материале. Это не значит, что он должен заниматься политической пропагандой, нет, речь может идти и о философской, и даже о чисто эстетической, культурологической публицистике. Но если критик не обладает цельным мировоззрением, если у него нет индивидуального взгляда на важнейшие проблемы бытия, он не может быть и критиком, превращаясь в простого эксперта-оценщика. Сейчас как раз и настало время такой экспертной критики. Потому-то журнальная критика сегодня далеко не так интересна, как в 60-е годы. Да, та критика была односторонняя, но она была концептуальна. Поэтому имена Владимира Лакшина, Юрия Буртина, Игоря Дедкова и останутся в истории.

РЖ: А почему вы считаете, что традиция религиозно-философской критики сегодня особенно актуальна?

И.В.: Дело в том, что литература с приходом гласности получила возможность отойти от обслуживания общества, отказаться от тех функций, которые приняла на себя публицистика, сосредоточиться на самой себе. Но отход от прямого публицистического высказывания не понижает, а повышает требования к художественной литературе. Экспертная критика соглашается с этим, но полагает, что речь идет только об особенностях стиля или мастерстве сюжетостроения. Да, конечно, этот момент важен, но он не может быть определяющим, что хорошо видно на примере современной поэзии. Ведь сейчас почти все умеют писать грамотные стихи. Уровень версификации, уровень литературной образованности большинства поэтов очень высок, практически за любой подборкой стоит незаурядный интеллектуальный багаж, большой культурный опыт. А самобытности – нет, свежего взгляда на жизнь – нет. Недаром так моден сейчас в поэзии демонстративно вторичный иронизм, отталкивающийся от каких-то готовых представлений, от штампов, от чужих эстетических систем. А явлений масштаба Пастернака или Мандельштама пока не видно.

На самом деле, если с литературы снимается необходимость политического просвещения, то возрастают претензии к ее бытийному уровню. Последние годы мы были заняты по преимуществу вопросами общественно-политического самоопределения России. Но происходящее в России является только частью общемирового процесса, который, если воспользоваться выражением из одного из посланий Богородицы Междугорской, заключается в том, что человечество все активнее строит цивилизацию без Бога. Необходим новый взгляд, чтобы осмыслить этот процесс, чтобы понять роль культуры в изменившемся мире. Увы, в русской литературе сегодня не видно сколько-нибудь серьезных, значительных примеров выхода на этот уровень духовной проблематики. И вот тут-то необходима критика, опирающаяся на традицию философии, религиозной философии – в том числе.

РЖ: Но может быть, это не вина критики, а ее беда? Если критика – явление зависимое, то не связано ли засилье экспертной критики с отсутствием писателей, готовых браться за большие темы?

И.В.: Да, критику часто рассматривают как явление вторичное, зависимое: "Тень, знай свое место". На самом деле, отношения литературы и критики – это процесс двусторонний. Критика зависит от литературы как от своего материала, но в то же время и влияет на нее. А если критика ограничивается жанровым или стилистическим анализом, то она не реализует своего потенциала как совершенно самостоятельная форма общественного самосознания. Повторю: критика – это публицистика в широком смысле слова, это обсуждение актуальных проблем современности, связанных с литературой, с искусством. И если так посмотреть, то литература оказывается уже не столько господином, сколько, может быть, слугой. Хотя все подобные формулы неточны. На самом деле, литература и критика взаимосвязанные, но не находящиеся в отношениях иерархической зависимости явления.

РЖ: А почему вы сами в последние годы меньше выступаете как критик?

И.В.: Как регулярно действующий критик я последний раз выступал в начале перестройки в "Московских новостях", где вел литературную колонку. Писал я там в основном о возвращенной литературе: о Домбровском, о Пильняке, о Лидии Чуковской. Должен сказать, что я благодарен судьбе за эти годы, потому что в молодости я формировался как журнальный критик, писал большие концептуальные статьи, и сотрудничество в "МН" было первым в моей жизни опытом регулярной работы в газетном формате. Мне многое пришлось тогда учиться делать заново.

Сегодня у меня есть определенные планы, связанные с современной литературой. Например, я давно собираюсь написать статью под названием "Возвращение Солженицына", попытаться оценить то, что он как писатель сделал уже после переезда в Россию. Есть и некоторые другие идеи. Но сейчас мне интереснее замыслы, связанные с классикой, с Достоевским, с русской философией. А критика – молодое дело. И мне кажется, что мои коллеги по "Континенту", которые следят за современной литературой, живут этим, очень хорошо со своей работой справляются.

20 ноября 2003 г.