Икона в Церкви и культуре: антитеза или синтез?

Проблему, о которой я сегодня хочу говорить, можно определить не столько как очень сложную, сколько как в значительной степени запутанную трагическими парадоксами нашей новейшей истории. Однако ее справедливое и ответственное разрешение – сегодня и на будущее – лежит в плоскости не только практической, что само по себе очень важно, но и теоретической, и в этом смысле представляет собой, по глубокому моему убеждению, органическую часть более широкой задачи – осмысления всеми нами огромной по значению и насущнейшей для современности темы "Церковь и культура".

Сегодняшнее неестественное положение церковного культурно-художественного наследия в нашей стране в значительной мере является результатом исторически беспрецедентного, противозаконного и глубоко аморального по своей сущности разрушительного насилия тоталитарного большевистского государства по отношению к Русской Православной Церкви, старообрядческим Церквям и старообрядческим же религиозным объединениям, не приемлющим священства. В разной степени, определяемой различными масштабами деятельности и влияния, все перечисленные конфессии и юрисдикции оказались жертвами этого насилия, результатом которого было отчуждение государством религиозных святынь, церковных зданий, произведений религиозного искусства, библиотек и т.д.

Бурдин М (с)

Бурдин М (с)

Практической целью этого отчуждения – это важно особенно подчеркнуть – лишь отчасти и далеко не всегда было присвоение государством указанных религиозно-культурных ценностей с целью их музеификации. Определенное их число де-факто оставалось в ведении Церкви, что и обеспечило их относительную сохранность. Попав же в государственное владение, часть этих ценностей в разное время распродавалась за рубеж, целенаправленно уничтожалась или постепенно гибла, находясь на пресловутой формальной государственной охране. К этому следует прибавить, что при интерпретации церковной культуры не только массовое сознание, но и академическая наука, современная литература и искусство десятилетиями подвергались систематическому и грубому давлению малограмотного, но от этого не менее принудительного и общеобязательного антинаучного атеизма.

Вместе с тем мы никуда, оставаясь в рамках исторической добросовестности, не сможем уйти от той несомненной истины, что именно в государственной системе сложилась целая сеть музеев, реставрационных мастерских, научно-исследовательских институтов, где осуществлялась и осуществляется серьезная, может, и недостаточная по масштабам, но во всяком случае высокопрофессиональная работа по собиранию, хранению, реставрации, изучению и популяризации церковного искусства. Все это составляет финансируемую государством и весьма дорогостоящую систему музейных хранилищ, реставрационных мастерских, исследовательских структур, требующих ежегодных многомиллионных затрат и объединяющих множество специалистов, в том числе представителей уникальных профессий. И здесь я считаю своим нравственным долгом предостеречь, особенно тех, кто не знаком с этой работой и этой средой изнутри, от одной могущей возникнуть роковой ошибки – считать все эти структуры, всех этих людей, трудившихся здесь и трудящихся, чем-то вроде орудия государственного насилия, чем-то враждебным или альтернативным по отношению к Церкви, ее целям и ее упованию. Утвердившись, такой взгляд может оставить верующий народ во тьме обскурантистского непонимания и непризнания научных достижений, открывших России и миру древнерусскую икону – один из величайших, наряду с классической русской литературой XIX века, вкладов нашего народа в мировую культуру. При этом я возьму на себя смелость сказать, что сегодня среднее церковное сознание является в массе своей носителем тех представлений о церковном искусстве, которое великий богослов иконы нашего времени Л.А. Успенский столь точно назвал "расслоением и отходом от православного образа". Поэтому восстановление разорванных связей светской науки об иконе и Церкви в этой области – дело необходимое и насущнейшее для обеих сторон. Да и разрыв этот, при ближайшем рассмотрении, видится весьма относительным, если учесть, что в среде интеллигенции, профессионально связанной с изучением православной культуры, и в старом, и в молодом поколении особенно много верующих, церковных людей, которые в очень нелегких условиях внесли свою лепту в наступление сегодняшнего дня, когда мы свободно обсуждаем и делаем первые шаги к практическому возвращению святынь Церкви – их единственному законному владельцу.

Однако из той же профессиональной среды происходят люди, не только враждебно или скептически относящиеся к самой этой идее, но и начавшие в последнее время активную работу, направленную против передачи Церкви отдельных храмов или икон, главным образом тех, которые имеют выдающееся историко-культурное значение. Для православного человека эта позиция неприемлема, для русского интеллигента она аморальна – недаром ее не поддерживает, по крайней мере сейчас, широкое общественное мнение. Насколько я могу судить по личным впечатлениям, настроение деятелей культуры, в том числе религиозно индифферентных, и в Союзе писателей, и в Союзе художников здесь, в Москве, и отчасти в провинции явно склоняется к необходимости торжественного и покаянного возвращения Церкви ее незаконно отторгнутого наследия. И все же я бы призвал прислушаться к некоторым возражениям и опасениям скептиков из профессиональной среды. В конце концов, вырабатывая общий соборный взгляд на пути и способы разрешения этой задачи, каждый из нас, помимо совести, неизбежно и естественно руководствуется мерой собственного духовного и профессионального опыта, знаний и близости к обсуждаемой проблеме. Мнение противников возвращения Церкви ее собственного культурного наследия в крайней своей точке выглядит приблизительно так: древние соборы, музейные собрания старинных икон и других художественных сокровищ – достояние национальной культуры, а не Церкви. Церковь же должна довольствоваться малохудожественными иконами, не имеющими историко-культурного значения зданиями и т.д.

Теоретическая нищета и моральная глухота такого взгляда, перевернутость всех представлений о том, кем и для чего были созданы великие творения церковного искусства и зодчества, кто их подлинный хозяин, выглядят здесь воистину изумительными. Как будто актом об отделении Церкви от государства и незаконной национализацией ее наследия церковный русский народ – создатель вершинных явлений религиозного творчества – мог быть навсегда отделен от собственного своего духовного и культурного наследия!

Этот феномен то ли непонимания, то ли слишком хорошо рассчитанной подмены подлинных духовных наследников мнимыми сам нуждается в изучении как явление социальной и – в ряде случаев – национальной психологии. Однако сильной стороной в аргументации противников Церкви является упрек в отсутствии у нас возможностей сохранения, безопасности произведений мирового значения в условиях действующих храмов, неотлаженности режима хранения, квалифицированного реставрационного наблюдения и т.д. Глубоко убежден, что Церкви придется дать практический ответ на эти упреки и опасения и начать создавать свои собственные структуры, которые исключили бы возможности пропажи или неправильного хранения драгоценных икон, порчи фресок и т.д.

Все это, естественно, потребует определенного времени, усилий и средств, в отдельных случаях – новых реставрационных идей. Но убежден, что силами профессионалов из православной интеллигенции эта задача вполне разрешима. Она уже сейчас решается вполне успешно в некоторых церковных приходах.

Столь же неприемлемой видится противоположная, полярная точка зрения на судьбу художественного наследия Церкви, высказывавшаяся чаще всего применительно к иконам: немедленно, завтра, а лучше сегодня разорить все музейные иконные собрания и единым волевым решением провести, так сказать, экспроприацию экспроприаторов под хорошо знакомым, родным лозунгом "Грабь награбленное!". Привлекающая многих своим моральным ригоризмом, она глубоко несерьезна и непрофессиональна, не учитывает ни состава, ни состояния сохранности и меры реставрированности музейных фондов, ни других – научных и технических – проблем такого рода мгновенной передачи. Если бы это произошло так, как требуют, быть может, из лучших побуждений, горячие головы, не обремененные достаточным количеством знаний, это привело бы к культурной катастрофе национального масштаба и к материальной, финансовой катастрофе Церкви. Из-за недостатка времени я не могу, к сожалению, подробнее остановиться на этих проблемах чисто профессионального характера. Для этого бы потребовался статистический анализ общего числа произведений в государственных хранилищах, числа реставрированных икон, штатной системы хранителей и реставраторов, принципов хранения, документальной передачи и многого другого.

Здесь также является неприемлемым и малограмотным непонимание значения музеев церковных древностей для духовного просвещения как верующей, так и секуляризованной части народа, незнание русской дореволюционной и мировой практики в этой области.

Думается, процесс возвращения церковных святынь будет иметь немалую протяженность во времени.

Наша первая задача – направить общественное мнение в сторону несомненного признания Церкви юридическим и моральным хозяином и распорядителем своего культурного наследия.

Надо, создав все необходимые структуры охраны и хранения, в первую очередь вернуть Церкви великие святыни, начиная с Успенского собора в Кремле, чудотворные, календарно чтимые иконы.

Надо готовить условия к возвращению сохранившихся целых иконописных ансамблей в храмы, откуда они происходят.

Вместо разорения действующих музеев создавать на их основе или из других источников музеи церковных древностей, используя на новом уровне дореволюционный опыт епархиальных древлехранилищ, монастырских ризниц и т.д., где сочетались историко-культурные задачи с религиозным, культовым использованием древних святынь.

Надо соединить эти музеи с предполагаемыми на основе соборного решения епархиальными культурными центрами, просветительскими организациями, церковно-приходскими иконами.

Будем думать, будем искать новые пути к подлинно церковному, разностороннему освоению новыми поколениями великого духовного и художественного наследия Церкви.