Варшава ждала президента молча

В столицу Польши вчера доставили гроб с телом польского президента Леха Качиньского. За тем, как город, до этого молча скорбевший по погибшим в авиакатастрофе под Смоленском, обрел дар речи, наблюдал корреспондент "Ъ" ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ.

В субботу, когда не осталось сомнений в том, что в авиакатастрофе под Смоленском погибли президент Лех Качиньский, его супруга Мария и еще 94 человека, Варшава стала пустеть. Спальные районы казались вымершими. Люди оставляли дома и квартиры, бросали дела и шли к президентскому дворцу. Город затих. Молчаливый людской поток стекался к центру и, с трудом втиснувшись в не особенно широкое русло улицы Краковское Предместье, замедлялся.

Нескончаемая вереница людей медленно проходила мимо президентской резиденции, оставляя цветы и зажженные свечи перед стоящим у въезда во дворец памятником князю Понятовскому. Красные и белые розы, красные и белые гвоздики, красные и белые тюльпаны. Над тысячами горящих лампад и свечей повисло дрожащее марево, как бывает в знойный день. Стоять рядом с ними было жарко, даже когда спустились холодные сумерки.

Краковское Предместье не опустело и ночью. Одни люди здесь сменяли других – и так до утра. А когда рассвело, укутанная плотным туманом и будто оглушенная трауром Варшава снова устремилась сюда. Национальные флаги на государственных учреждениях и не только на них были даже не приспущены – их просто едва подняли на флагштоки.

Флаги с черными лентами свисали из окон жилых домов и балконов, реяли на проезжающих машинах. Вместе с бело-красными полотнищами развевались еще и угольно-черные.

Вчера к президентскому дворцу пришло еще больше людей, чем в субботу. Заполнив собой все свободное пространство, они шли, расставляя свечи и возлагая цветы, где придется. Цветы лежали под деревьями, на крышах телефонных будок, на бетонных тумбах и карнизах домов. Они лежали у входа в министерство культуры, МИД, сейм, Польский дом, центральную библиотеку, где после катастрофы недосчитались одного или нескольких человек, вместе с президентом Качиньским летевших в Россию. На улице у библиотеки стояли стенды с фотографиями и письмами польских граждан, расстрелянных в катынском лесу весной 1940 года. Их установили к годовщине той трагедии, но ко вчерашнему дню успели обновить – на свободных местах скотчем были приклеены фотографии новых жертв Катыни.

Вчера так же, как и в субботу, на улицах Варшавы никто не улыбался и почти ничего не говорил. А если говорил, то едва слышно и ни к кому не обращаясь:

– Горе.

– Надо же, какое горе.

– Страшно.

– За что?

Тишину у президентского дворца нарушал только стеклянный перезвон. Это юноши и девушки собирали в огромные черные мешки колбы с догоревшими свечами. Но их работа пропадала впустую – люди несли и несли новые белые, красные, черные склянки.

Передовицы воскресных газет, которые пачками бесплатно раздавали на улицах, выглядели продолжением друг друга. На одних – портреты президентской четы на черном фоне, на других – Лех и Мария Качиньские в окружении фотографий погибших вместе с ними. "Пан президент, твой народ плачет", "Бог забрал лучших", "Катынь – двойная трагедия" – под такими заголовками вышли Gazeta Wyborcza, еженедельник Fakt, газета Metro.

В полдень (14.00 по московскому времени) городскую тишину разрезал вой сирены, каким в войну предупреждали о воздушных налетах. Она пронзительно выла ровно одну минуту. И ровно на минуту все замерли там, где их застал этот звук. Город как будто поставили на паузу, как кинофильм. Полицейские на перекрестках застыли, взяв под козырек. Машины остановились, пассажиры и водители вышли наружу и стояли, задрав головы к небу или, наоборот, уставившись в асфальт. Кто-то из прохожих так и остался стоять с зажженной спичкой, забыв прикурить сигарету, кто-то беззвучно плакал. И только когда сирена смолкла, люди очнулись и не спеша побрели дальше.

К вечеру, когда стало известно, что тело Леха Качиньского доставлено в Варшаву и его уже везут в резиденцию, перед президентским дворцом нельзя было ступить и шагу. Люди по-прежнему молча ждали своего президента. И не нарушили молчания, когда ровно в пять часов под звон колоколов соседнего костела на улицу медленно въехал президентский кортеж. Гроб в сопровождении почетного караула Войска польского в тишине внесли во дворец. Только после этого кто-то тихо запел гимн, который так же негромко подхватили остальные. Пели недолго.