"Исправление книг" как фольклорный сюжет в устной традиции XIX-XX веков: его источники, варианты и функции.

Книги "истинные" и "ложные" в Древней Руси

Несмотря на то, что именно в период раскола 60-70-х годов XVII века отношение к священным книгам приобрело значение одного из ключевых вопросов, подвергавшихся по-стоянному обсуждению [22], само противопоставление книг "ложных" и "истинных" было известно древнерусских книжникам и ранее. В данной случае мне хотелось бы остановиться на тех принципах описания "ложности" книг, которые встречаются в произведениях ранне-го средневековья, и, по всей видимости, были использованы старообрядцами для характери-стики никоновских справ.

Нужно отметить, что чтение и переписывание книг было объектом многочисленных табу уже задолго до событий второй половины XVII века. В основную редакцию Киево-Печерского Патерика (XIII – XIV вв.) вошло сказание об иноке Никите, где сообщается о том, как желавшему увидеть Бога затворнику является бес в образе ангела. "И монах, пав, поклонился ему как ангелу. И бес сказал ему: "Ты больше не молись, а только книги читай, и таким образом ты обретешь способность беседовать с Богом, чтобы давать полезное наставление приходящим к тебе. Я же постойнно буду молить о спасении твоем Творца своего". И прельстился монах, никогда не молился, но прилежно занимался чтением и поучением; видя же беса, непрестанно молящегося о нем, радовался ему, как ангелу, творящему молитву за него. С приходящими же к нему Никита беседовал о пользе души и начал пророчествовать. И пошла о нем слава великая, и все дивились, что сбываются предсказания его" [23](Древнерусские патерики: 140). О том, что Никита прельщен бесом, иноки догадались только потому, что "никто не мог соперничать с ним в знании книг Ветхого завета, так как Никита знал его наизусть: Бытие, Исход, Левит, Числа, Книгу Судей, Книгу Царств и все Пророчества по порядку, и во всех книгах иудейских хорошо разбирался. Евангелия же и Апостола, этих святых книг, переданных нам в благодати Господом на наше утверждение и исправление, он никогда не хотел ни видеть, ни слышать, ни читать, ни говорить о них с другим" (там же: 141) [24].

О том, что чтение считалось опасным, свидетельствует и рассказ некого "беглеца из московского царства" [25]: "Бога ради (да) не потокаем безумным, паче же лукавым, мня­щимся быти учительми паче же прелестником, яко сам аз от них слышах еще будучи в оной руской земли под державою московского царя, гляголют бо они прелщающи юнош тщаливых науце хотящих навыкати писания, понеже в оной земли еще многия обретаются пекущеся о своем спасении, и спреизением заповедывают им глаголюще нечитаите книг многих и указуют на тех, кто ума изступил, и онсица во книги зашолся, а онсица в ересь впал. От чево беси бегают и исчезают, и чим еретицы обличаются, а некоторые исправляются, сие они оружие отъемлют. и сие врачество смертносным ядом нарицают" (цит. по: Порфирьев 1862, апрель: 356). Один из поучительных рассказов XVI века был полностью посвящен предостережению монахов от чтения Псалтыри "с ленностию":

Слышах от некоего старца: ско некогда седяшу ми в келий своей и делающу ми рукоделия, и поях псалтырь из уст, и видев отрока, влезша дверцами моими, срачина в скомрашь одежи; и став предо мною, нача плясати. Понеже поя псалтырь дремах. И рече ми: старче! добро ли я пляшу? и паки рече: горазд ли ты есмь и како пляшю? И не отвещавшу ми ничтоже к нему, глагола ми мнимый: калугере! велико дело твориши твоего жития; но понеже с леностию по-читаеши псалтырь и блазнишися в 60 псалме, того ради дерзнух к ти внити. Аз, рече, востав, поклонихся Богу и начах глаголати: да воскреснет Бог; и ту абие изчезе. Да се ведуще, братие, со вниманием почитайте псалтырь (Памятники 1860: 202).

Таким образом, "неправильное чтение" репрезентировалось в средневековых право­славных examplae как опасное. И.Я. Порфирьев, исследовавший отношение к списыванию книг в Древней Руси, приводит значительное число выписок из древнерусских памятников, где чтение характеризуется подобным образом. Среди наставлений о чтении книг [26] помещено и следующее: "О человече, аще трудолюбно потщишися к божественному писанию прилежати, трое благо получиши. первое от своих трудов питаешися. второе праздного беса изгониши. третие с Богом беседовати имаши" (цит. по: Порфирьев 1862, январь: 134). Одна из приписок в книге сообщает: "Горе пишущим святые божия книгы, а страха божиа и веры правы в сердци Богу неимуще, таковыи осужен есть муце вечной и огню негасиму" [27] (там же: 142). Ситуации чтения и перписывания книг рассматривались, по всей видимости, как аналогичные, дающие возможность общения с Богом, с одной стороны, и скрывающие риск общения с дьяволом, с другой.

На это указывает И. Я. Порфирьев, исследовавший отношение к списыванию книг в средневековой России (Порфирьев 1862, январь: 143). И.Я. Порфирьев основывается на послесловиях к рукописям, сделанных самими переписчиками, где говорится, например, о том, что книга переписана "изволением безначального Отца и поспешением съпрестольного Сына и научением святого Духа" (там же). Эти приписки, конечно, можно считать риториче-скими фигурами – их форма во-многом определялась модой [28]. Но вопрос о степени буквальности их понимания как самими переписчиками, так и читателями прямого ответа не имеет. У нас есть только косвенные свидетельства тому, что "употребление" книги было способом общения с Богом. И списывание, и чтение, которые к тому же не вполне различались в это время [29], считались занятиями, требующими особенной "духовной чистоты", и приносящими "духовное прозрение". И.Я. Порфирьев приводит значительное число выписок из древнерусских памятников, где чтение характеризуется подобным образом. Среди наставлений о чтении книг помещено и следующее: "О человече, аще трудолюбно потщишися к божественному писанию прилежати, трое благо получиши. первое от своих трудов питаешися. второе праздного беса изгониши. третие с Богом беседовати имаши" (цит. по: Порфирьев 1862, январь: 134). Одна из приписок в книге сообщает: "Горе пишущим святые божия книгы, а страха божиа и веры правы в сердци Богу неимуще, таковыи осужен есть муце вечной и огню негасиму" [30] (там же: 142).

Среди письменных текстов, трактующих создание Священных книг как соавторство с Богом, можно указать и на варианты апокрифа о создании Псалтыри, известного по рукописям XVI-XVIII веков [31]. В "Сказании о псалтири, како написася Давидом царем", опуб-ликованном И.Я. Порфирьевым по рукописному сборнику Соловецкой библиотеки, рассказывается о том, как ангел нашептывал Давиду слова псалмов:

"Яко клятся Давид Господеви, обещася Богу Ияковлю, да егда воцарися Давид, взыска обрести Господеви. И седе писати псалтырь, и не ведаше, откуду есть разум, яко от ангела бысть, и что пишет. Един вельможа, именем Виор, хотяще втайне царю глаголати; царь же рече ему: при-иди в нощь сию и исповеждь ми, еже ми ти глаголати. Виор же прииде по глаголу цареву в нощь и виде юношу, во ухо шепчуща царю, и не явися Виор царь и изиде вон ис палаты ца-ревы. И заутра прииде, и рече ему: почто не прииде тай исповедати ми? И паки прииде Виор в вечер и виде юношу, вельми светла паче солнца, во ухо ему глаголюща, и паки возвратися. И наутрие прииде к царю; царь же с гневом рече ему: почто не прииде, якоже аз рех тебе? И виор рече: господи мой царю, трижды приидох, и не единою обретох тя во единстве. И паки еще царь искушаше глагол его и рече ему: прииде в вечер; и егда прииди Виор в вечер к ца-рю, и вопроси его царь: есть ли человек, яко еси его видел всегда? И рече ему Виор: Господи царю, зрак лица его огнян. И поразуме царь, яко ангел Господень кажет ему смысл и разум писати псалтырное сложение <...> [32]И списа же псалмов Давид во псалтырех всех 365. И паки Давид царь устрой ковчежец мал и псалтырь запечатав и вложи в ковчежец и залияв оловом и вверже в море по своей мудрости и рече: аще есть словеси право мое составление псалтырное, да изыдет из моря сий ковчежец и писание в нем. И бысть псалтырь в море 80 лет. И по смерти Давидове вверже Соломон мрежи в море и обрете в мрежи ковчежец оловян. И роспечата Соломон и обрете псалтырь Давида отца своего списание псалмов 153. И тех проповеда мирови, и положиша в соборной церкви...(далее одно слово не разобрано [33]) славити Вышняго Бога. И по летех мнозех частаго распадения иеросолимского истеряше псалмыси печни Давидова списания. И паки Ездра пророк изыска и собра псалмов 150, и положи их не поряду, не яко при Даиде были списаны. И наполнися мир песней псалтырных. Тако и Господь наш Иисус Христос в последняя лета преже сих времен в том же месте в море повеле воврещи мрежу своим апостолом. И яша рыбы 100 и 50 и 3. И якоже и Давид и Соломон наполниша весь мир псалтырным учением, тако и апостоли исполниша мир божества и правыя веры; рыбы бяху новый завет и крещение Господне" (Порфирьев 1877: 242-243)

Нужно отметить, что легенды о царе Давиде не были причислены к отреченной лите­ратуре и поэтому не запрещались к хранению и списыванию. В некоторых случаях сказания о Давиде-псалмопевце даже использовались в качестве предисловия к самой Псалтири (Ва-силевская 1999: 31). Всё это заставляет думать, что апокриф был широко известен в конце XVII-начале XVIII веков. Можно было бы даже допустить, что этот апокриф оказал непо-средственное влияние на формирование легенды об исправлении книг Никоном. Косвенным свидетельством этому служит рассказ одного из участников соловецкого восстания, по сло-вам которого, монахи "новоисправленныя книги похулили и пометали в море" (Цит. по Бубнов 1995: 193). Однако более веские доказательства тому, что история никоновских справ конструировалась по модели, "обратной" легенде о написании Псалтыри, мне не из-вестны. Думается, более корректно говорить о том, что книжникам второй половины XVII века были знакомы принципы описания божественной природы Священных книг. Уже в XVI веке мы встречаем и обвинения переписчиков книг в общении с дьяволом. В "Беседе Валаамских чудотворцев Сергия и Германа" находим такие слова: "А сего царие не ведают и не внимают, что мнози книжницы во иноцех по диявольскому наносному умышлению из святых божественных книгах и из преподобных жития выписывают, и выкрадывают из книг подлинное преподобных и святых отец писание, на тоже место в теж книги приписывают лучьшая и полезная себе, носят на соборы во свидетельство, будьтося подлинное святых отец писание" (Моисеева 1958: 167). Михаил Медоварцов, допрашивавшийся по делу о Максиме Греке, бывшем справщиком книг в середине XVI века, на следствии по-казал: "И яз молвил [старцу Васьяну]: Наши русские книги переведены з греческих же книг, а писаны они от святого духа святыми апосталы и святыми отцы. И Васьян старец рек: От диявола писаны, а не от святого духа..." (Покровский 1971: 105).

Не было оригинальным для во второй половины XVII века и обличение определенных писаний как "ложных" и еретических. Индексы книг "истинных и ложных" были из­вестны на Руси уже с конца XI века. Первый из них вошел в Изборник Святослава (1073 г.) и был исключительно переводом подобного греческого индекса. Но в указатель, помещенный в Номоканон XIV века, вошли уже некоторые сочинения, греческим памятникам неизвест-ные (Гальковский: 263-264; Сперанский 2002: 210). Первые индексы отреченных книг имели целью определить круг канонических текстов Ветхого и Нового Заветов, а, начиная с XIV века, как пишет М.Н. Сперанский, на юго-славянской почве происходит расширение рубри-ки "ложных" писаний, и в нее включаются разнообразыне громники, колядники, гадательные книги и т.д. (Сперанский 1895: 39). Показательно, что характеристика "ложных" книг в индексах во-многом схожа с тем, как в конце XVII века старообрядцы описывали книги, изадавемые Московской типографией. Так, в статье о "ложных писаниях", помещенной в Кириллову книгу, говорится: "Суть же и ина между божественными писании ложная писания написана от еретик на пакость невежам... имиже еретицы исказили церковная предания и апостольская правила, пишуще ложная словеса. Книги еретические, ихже не подобает чес-ти православным... путник книга, в нейже есть писано о встречах, коби всякие еретические... оставя Божию помощь, а не ведуще судеб Божиих, яко несть Божие веление, ни свя-тых апостол, ни святыми отцы предано, но богоненавистно и мерзско, второе идоловерие, от бесов еретики насеяно, невежам на пагубу душам, аки плевелы посреди пшеница, разжи-гающе пламень вечных мук..." (О чтении книг, 1858, 7: 457, 459). Уподобление ложных писаний "плевелам посреди пшеницы", используемое и применительно к никоновским книгам, связано с тем, что древнерусские рукописи обычно предварялись своеобразным "уставом" книжного почитания, куда, как правило, входила и притча о сеятеле с толкованием, "в котором объяснялось, что чтение писаний может быть плодотворным только в душах людей кротких и смиренных, верующих писанию и исполняющих его" (О чтении книг 1858, 6 : 178).

Таким образом, еще до событий второй половины XVII века книжникам были известны средства описания "ложных" книг и представления их истинными, а также можно предположить, что им был хорошо известен сюжет о прельщении читателя бесом. В ранней старообрядческой литературе все эти сюжеты лишь по-новому соединяются. Главным нов-шеством оказывается то, что "ложными" объявляются книги священные, на которые не по-сягнул бы ни один индекс. Эсхатологические ожидания второй половины XVII века, оказавшиеся подтекстом для интерпретации социальных изменений того времени, обусловили репрезентацию справщиков в сарообрядческой книжности не только как людей, общающих-ся с дьяволом, но как Антихриста и его пособника.

Дальнейшие изменения сюжета об исправлении книг

Однако уже к концу XVIII века эсхатологическая мотивировка "ложности" напеча-танных при Никоне книг, по всей видимости, значительно ослабевает. К этому времени воз­никает значительное число новых старообрядческих произведений о Никоне, среди которых и "Сказание о Никоне", встречающееся в рукописях вместе с житием инока Корнилия, созданным на Выгу в 1723-1727 гг. (Бубнов 1998: 460). Являясь по существу обработкой созданного ранее Пустозерского сборника, оно включило и две новые статьи: т. наз. "Видение Димитрия иже с Волги" и "Повесть душеполезну о Никоне и змии" (там же). В первом рас-сказывается о Дмитрии – односельчанине Никона, который повез рыбу для Московского царя, и собирался передать ее через своего бывшего соседа. Остановившись переночевать у Никона, "минувшу неколико время проспася Дмитрий и посмотрел скважнею в двери и виде его окояннаго Никона в большей палате от множества бесов почитаема, и любезно лобызаема, и на престол посаждаема, и яко царя величающа (вар. величаема) и вси поклоняхуся ему глаголюще: "всем воистину любезный ты нам друг есть и наибольший брат нам, яко ты нам поможе крест Мариина Сына изгнати и низложити и одолети" (Перетц 1900: 149) [34]. В "Повести о Никоне и змии" пересказывается видение старца Елеазара – игумена Анзерского монастыря, в котором какое-то время подвизался Никон: "Поведаше отец Корнилий, яко слыша(х) от соловецких старец о Никоне. Некогда бывшу Никону в церкви, нача чести еван-гелие, виде около выи его обвился змий великий черный, пестр и по плещам лежащь. Вос-плакался горко [Елеазар] и недоумения исполнися, помышляше, что есть сей человек окаян-ный, и глагола к братии вслух всем: "О братие, аще бы кто сего старца убыл, аз бы грешный умолил Бога за него" (цит. по: Перетц 1900: 144).

Оба видения стали источниками для устных сказаний о Никоне. Прибалтийские ста­рообрядцы рассказывают, что "сделать реформы <...> Никона научил нечистый дух. У Никона был гость; и когда ночью явился нечистый, он, чтобы узнать, спит ли гость, стал колоть в пятки иголками, но тот выдержал, чтобы услышать, о чем будет идти речь" (Белоусов 1977: 13). В Нижегородской обл. было записано предание о том, что "Никон-патриарх был волшебником и знался с дьяволом": "Телохранитель один у Алексея Михайловича раз видел у Никона на шее змею. Один раз дьявол стал подучать Никона: сними с христиан кресты и пояса. А Никон отвечает: "Нет, так нельзя, я лучше изменю книги". Дьявол его похвалил. Никон тридцать три раза изругал Христа..." [35] (Савельева, Новикова: 107, № 18). Можно предположить, что роль Арсения была воспринята устной историей не в эсхатологическом контексте, а, скорее в связи с сюжетом о договоре человека с дьяволом, известном в древне-русской литературе с XII века и популярном в устном фольклоре (Журавель 1996: 7).

Думается, что такая трактовка сюжета сделала возможной его трансформацию в легенду о бесе, явившемся в образе младенца. П. С. Ефименко сообщает о старообрядцах Кам­ского уезда Архангельской обл. (филлиповское согласие): "На патриарха Никона существует между ними наследственная злоба и много страшных на него наговоров, например, говорят, в исправлении книг Никону помогал некто Арсенко, по воображению раскольников, не-что вроде злого духа" (Ефименко 1877,1: 220).

Таким образом, если в 60-70-х годах XVII века ложность исправленных Никоном книг мотивировалась апокалиптической ролью Никона и Арсения, то уже к концу XVIII века эта мотивировка, по всей видимости, перестает работать и более актуальными, по мень­шей мере, для составителей сборников, становится апелляция к дьявольской сущности справщиков. Включение в легенду об исправлении книг Никоном вступительной части об обретении "дьявольского" младенца можно, на мой взгляд считать реализацией новой мотивировки, заменившей апокалиптическую.

Ту же роль, думается, стал выполнять в XIX веке сюжет об обмане, совершенном Ни­коном с целью выдать написанные им книги за "истинные".

Спрятанные книги

Сюжет обмана Никоном также вошел в компилляцию Василия Беляева. Но его рукопись – это единственный известный мне случай, где этот сюжет соединен с рассказами о монахе-бесе и Арсении, заключенном в столбе. Во всех остальных свидетельствах этот сюжет реализован самостоятельно.

Общим для всех известных мне вариантов этого сюжета является то, что Никон зарывает написанные им книги. Пытаясь выдать их за "истинные", он использует различные знаки: зажигает свечу над тем местом, куда прячет книги, приручает голубей, чтобы они вы­клевывали горох из его ушей. Вот один из примеров:

Никон сам написал священные книги и закопал их в горах; потом приручил голубей, чтобы они ему горох с ушей выклевывали. Людям Никон говорил, что ангелы ему нашептывают, что в горах закопаны книги, в которых описаны новые законы... (Бе-лоусов 1977: 14).

Данный мотив восходит к рассказу о папе Григории в "Прении Панагиота с Азими-том", включенном в главу "О латынских ересях" Кирилловой книги: папа Григорий сбривает бороду в угоду красавице, после чего приручает голубей клевать зерно из собственных ушей и рассылает священникам "епистолию", в которой велит стричь бороды, чтобы уподобиться ангелам (Кириллова книга 1645: 233-236). В легенде нижегородских старообрядцев место папы Григория занимает Никон:

"Явилась ему [Никону] во сне красавица, говорит: "Измени бороду и крест, пойду за тебя замуж". Проснулся – её уж нет. Тогда изменил он бороду и крест, на правое плечо голубя посадил, на левое – пшена посыпал. И говорит народу: "Кто со мной пойдет?" [36] (Савельева, Новикова: 106, № 14)

Сам сюжет о подмене священных книг, по всей видимости, имеет позднее происхож­дение. Во всяком случае, мне не встречались его варианты ранее XIX века. Он оказывается альтернативным способом мотивировки "ложности" книг, и, на мой взгляд, именно поэтому не объединяется со сказанием об Арсении. Для последнего характерно обоснование "ложности книг" указанием на "дьявольскую" природу их автора или справщика. В преданиях о подмене книг Никон описывается как плут и обманщик. Источниками этого сюжета, на мой взгляд, можно считать, с одной стороны, рассказы о священнике, "подделывающем чюдо" (Андреев: № 1825 С, № 1837), а, с другой, рассказами о кладах. Связь с последними вполне отчетлива в предании, пересказанном Е. Барсовым:

Никон предложил царю справить духовная "церковная архила", но тот сначала не решался. И тогда Никон прибег к следующему средству: он приказал мастеру сделать ящик, в который бы вошла "архила церковная", книжная; убрать ее в этот ящик и запереть, а ящик положить в другой – побольше, а тот в третий, еще побольше; за Москвою в поле выкопать яму и этот ящик с "архилою" ухоронить в землю, над ямой поставить свечку с огнем, чтобы горела она по три ночи и чтобы многие народы могли видеть этот свет в темноте ночной. Устроив это, приходит патриарх к царю Алексею Михайловичу, отворяет дверь на пяту, крест кладет по-писанному, поклон ведет по-ученому, на две, на три, на четыре сторонки покланяется, а царю Алексею Михайловичу в особину и сам объясняет таково слово: – Позволь мне сказать, государь, слово великое. Видел ли ты в темноте ночной горящий огонь в поле? Разрыто это место вчерашний день,

– и найден тут ящик, в нем другой, а в этом третий, – и тут положена "архила церковная". В архиле этой пишет и повторяет, что троеперстный крест надо делать, а двуперстной в грех поставлен: скорее надо подписать и наладить троеперстное сложение. Так склонил патриарх царя к благочестивому нарушению и церковному колебанию (Барсов 1879: 41-412).

Формирование в устной традиции двух вариантов сюжета об исправлении священных книг можно отнести ко времени не ранее второй половины XVIII века. Легенда о Никоне и Арсении впервые появляется в соловецких произведениях и затем развивается выговской книжной традицией. Включение в легенду вступительной части об обнаружении младенца, происходит, видимо, позднее. Можно предположить, что это дополнение стало выполнять роль мотивировки "ложности" писаний, заменив ее "эсхатологическое" обоснование. Впоследствии ту же функцию стал играть сюжет о подмене истинных книг ложными.

Библиография:

1. Арсений 1858 – Арсений Грек при патриархе Никоне // Православный собеседник. Ч. III. – Сс. 328-353

2. Белокуров С. (1891, 1, 2) Арсений Суханов. Ч. I. Биография Арсения Суханова // ЧОДИР.-Кн. 1,2.

3. Белоусов А. Ф. (1977) Очерки русского старожильческого фольклора Прибалтики. I.Предания о расколе // Сб. тр. СНО филологич. фак-та. Русская филология. V. Тарту

4. Бубнов Н.Ю. (1995) Старообрядческая книга в России во второй половине XVII в.Источники, типы и эволюция. – СПб. – 435 с.

5. Бубнов Н.Ю. (1998) Сказания и повести о патриархе Никоне // Словарь книжников и книжностей. – Т.З, вып. 3. – СПб. – Сс.459-462

6. Василевская И. (1999) Древнерусские апокрифы о создании Псалтири // Еврейская культура и культурные контакты. Мат-лы VI ежегодной международной междисциплинарной конференции по иудаике. Ч. 3. – Сс. 31-37

7. Евгений [Боховитинов] (1827) Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина греко-российской церкви. В 2-х тт. Изд-е 2-е, испр. – Т.1 – Спб (репринт – Leipzig, 1971)

8. Журавель О.Д. (1996) Сюжет о договоре человека с дьяволом в древнерусской литературе. – Новосибирск.

9. Каптерев Н. (1881) Следственное дело об Арсении Греке и ссылке его в Соловецкий монастырь // ЧОЛДП. Июль – Сс. 77-93

10. Керенский Ф. (1874, I, II) Древнерусские отреченные верования и календарь Брюса.//ЖМНП. I – март. – Сс. 52-79; II – апрель. – Сс. 278-342

11. Киево-Печерский Патерик, или сказания о житиии и подвигах Святых Угодников Киево-Печерской Лавры. – Киев, 1991

12. Кириллова книга, 1645.

13. Климова М.Н. (2000) Из истории "Эдипова сюжета" в русской литературе (повести о кровосмесителе) // Проблемы истории, русской книжности, культуры и общественного сознания. – Новосибирск (Археография и источниковедение Сибири, вып. 20)

14. Колосов В. (1881) Старец Арсений Грек // ЖМНП, Сентябрь. – Сс. 77-93

15. Кондакова Т.И. (1978) О наименовании понятия "читатель" в русском литературном языке XVIII века // Федоровские чтения 1976. Читатель и книга. Сб. науч. трудов. – М. – Сс. 109-115

16. Лавров А.С. (2000) Колдовство и религия в России. 1700-1740 гг. – М

17. Ле Гофф Ж. (2001) Средневековый мир воображаемого: Пер. с фр./Общ. ред. С. К.Цатуровой. М: "Прогресс", 2001. 440 с.

18. Литература Древней Руси (1996) – Литература Древней Руси: Биобиблиографический словарь / Сост. Л.В. Соколова; Под ред. О.В. Творогова. – М

19. Митр. Макарий. История Русской церкви. Том 5. Отдел 2

20. Моисеева Г. Н. "Валаамская беседа" – памятники русской публицистики середины XVI века. М.-Л., 1958. 199 с.

21. О чтении книг (1858, 6, 7) – О чтении книг (О почитании книжном) в древние времена России // Православный собеседник. Ч. 2, № 6. – Сс. 173-198; № 7. – Сс. 443-461 Ончуков неизд. – Неизданные сказки из собрания Н.Е. Ончукова (тавдинские, шокшозерские и самарские сказки) / Подгод. текстов: В.И. Жекулина. – СПб, 2000. – 488 с.

22. Памятники 1860 – Памятники старинной русской литературы, изданные Г. Кушелевым-Безбородко / Под. ред. И. Костомарова. Вып. 1 – СПб

23. Памятники 1998 – Памятники старообрядческой письменности. – СПб. – 384 с. Панченко A.M. (2000) Русская культура в канун Петровских реформ // Панченко A.M. О русской истории и культуре. – СПб.

24. Пенской В.В., Пенская Т.М. (2002) Место книги в повседневной жизни русича в середине XI – начале XII в. // История Российской повседневности. Мат-лы 26 всероссийской заочной научной конференции. – Сс. 45-48

25. Перетц В. Слухи и толки о патриархе Никоне в литературнйо обработке писателей XVII-XVIII вв. // Известия АН по отд. рус. яз. и словесности. 1900, т. 5, кн. 1. – Сс. 123-190 Повесть о папе Григории – Повесть о папе Григории // Русская бытовая повесть XV-XVII веков / Сост., вступ. статья, коммент. А.И. Ужанкова. – М, 1991 – Сс. 139-148. Повесть об Андрее Критском – Повесть об Андрее Критском // Русская бытовая повесть. – М, 1991.-Сс. 149-153

26. Покровский 1971 – Судные списки Максима Грека и Иоана Собаки/Изд. Н. Н. Покровский, под ред. С. О. Шмидта. М, 1971

27. Порфирьев И.Я. (1877) Апокрифические сказание о ветхозаветных лицах и событиях по рукописям Соловецекой библиотеки. – СПб. – (Сборник отд. русского языка и словесности имп. АН. Т. XVII, № 1)

28. Порфирьев И.Я. (1862) Списывание книг в древние времена России // Православный собеседник Ч. 1. январь. – Сс. 131-171; ч. 2. апрель. – Сс. 350-368

29. Русские сказки и песни в Сибири. (Записки Красноярского подотдела Восточно-Сибирского отдела Императорского Русского Географического Общества по этнографии 1902 и 1906 гг.) – СПб, 2000 – (Полное собрание русских сказок. Предреволюционные собрания. – Т.З)

30. Савельева, Новикова 2001 – "Взойду ли я на гору высокую, увижу ли я бездну глубокую...": Старообрядческий фольклор Нижегородской области / Сост. и коммент.: О.А. Савельева, Л.Н.Новикова. – Новосибирск. – 266 с.

31. Сперанский М.Н. (1895) Славянские апокрифические евангелия // Труды восьмого археологического съезда 1890. – Т. П. – Сс. 38-173

32. Сперанский М.Н. (2002) История древней русской литературы. 4-е изд. – СПб, Субботин 1875 – Материалы для истории раскола за первое время его существования / Под ред. Субботина. – М. – Т.1. ч. 1

33. Суворов В. (1899) Религиозно-народные поверья и сказания (Записаны в Калязинском уезде Тверской губернии) // ЖС, вып. III. – Сс. 389-397

34. Ушаков Д.Н. Материалы по народным верованиям великоруссов // ЭО, 1896, №2-3. Яцимирский А.И. Из истории славянской письменности в Молдавии и Валахии XV-XVII вв. (Памятники древней письменности и искусства, т. 162). 1906

Примечания

1. Его варианты опубликованы Е.В. Барсовым, П.С. Ефименко, В. Суворовым, Д.Н. Ушаковым, B.C. Бахтиным и Д.М. Молдавским, А.Ф. Белоусовым, а также представлены в собраниях Н.Е. Ончукова, Б. и Ю. Соколо-вых, в сборнике русских сказок и песен Сибири, в материалах О.А. Савельевой и Л.Н. Новиковой, Л.Е. Элиа-сова.

2. Из доклада в Духовную Консисторию помощника благочинного с.Бора священника Василия Беляева(?) // ГАНО, ф.570, оп.559, 1870 г. д. 26 "По прошении Семеновского у., д. Селищь крестьянина Петра Никитина Миронова с прочими об отписке их от православной церкви", л. 21. (Цит. по: Савельева, Новикова 2001: 122-124)

3. У меня не было возможности работать с этим делом, но опубликовавшая его Л. Н.Новикова любезно сообщила мне о том, что поставленные в тексте многоточия являются оригинальными.

4. Приводится по списку XVIII в.

5. Уренский р-н Нижегородской обл. Ипатьева П. Зап. 1985 г.

6. Bolte-Polivka II 99, с.417, Афанасьев легенды: 20, Садовников 103, Смирнов A.M.

Сборник великорусских сказок АРГО вып. I-II, Пг, 1917 (Записки РГО, т. XLIV, 1-2))

7. зап. в Бобровском у. Воронежской губ.

8. д. Уймон Бийского у. Томской губ.,Чернов О.П.

9. Оно было включено в один сборник с сочинениями Арсения Суханова – "Прениями с

греками о вере" и словом "О чинах греческих вкратце" (ркп. Соловецкой библ. №

1007(897); ркп. Румянцевского музея № 376) (Белокуров 1891, 2: CXLIX, CL; Арсений

1858:351).

10. И.Е. Байдаков. 75 л. неграмот, с. Велижаны Тавдинского р-на Тюменского округа Уральской обл. Лето 1926 г.

11. Полное название: "Повесть о рождении и воспитании, и о житии, и кончине Никона бывшего Патриарха Московского и всея Руси: Собранная от многих достоверных повествователей бывших во дни отец наших".

12. "1649 г. июля 1 д. Грамота патр. Паисия царю Алексею из Путивля с приставом Ив.Тургеневым – уведомляет о своем приезде в Путивль, о политических вестях и старце Арсении греке".

13. Материалы дела опубликованы Н. Каптеревым (Каптерев 1881).

14. Собственно единственное этому свидетельство содержится в т.наз. "кратком жизнеописании Арсения Грека", которое включено в один сборник с сочинениями Арсения Суханова – "Прениями с греками о вере" и словом "О чинах греческих вкратце" (ркп. Соловецкой библ. № 1007(897); ркп. Румянцевского музея № 376) (Белокуров 1891, 2: CXLIX, CL; Арсений 1858: 351).

15. проверить

16. Цитируется по списку, вошедшему в сборник "Христианоопасный щит веры", составленный иноком Авраамием в 1667(8) г. Субботиным была опубликована наиболее ранняя рукопись жизнеописания Епифания, которую принято называть автобиографической Запиской. Впоследствии она используется Епифанием для создания собственного Жития. Отрывок об Арсении Греке сохраняется и в более поздних редакциях памятни-ка. Показательно, что в списке-автографе Епифания, написанном между 1671-1676 гг. "таковые же враги" не упоминаются, а в порче книг обвиняются только Никон и Арсений: "И как грех ради наших попустил Бог на престол патриаршеский наскочити Никону, предотече антихристову, он же, окаянный, вскоре посадил на Печатной двор врага Божия Арсения, жидовина и грека, еретика бывшаго у нас в Соловецком монастыре в зато-чении. И той Арсен, жидовин и грек, быв у нас в Соловках, сам про себя сказал отцу своему духовному Мар-тирию священноиноку, что он в трех землях был, и трою отрекался Христа, ища мудрости бесовския от врагов Божиих. И с сим Арсением, отметником и со врагом Христовым, Никон, враг же Христов, начаша они, враги Божий, в печатныя книги сеяти плевелы еретическия, проклятыя, и с теми злыми плевелами те книги новыя начаша посылати во всю Рускую землю на плач и на рыдание церквам Божиим, и на погибель душам человеческим".

17. ркп. Соловецкой библ. № 1007(897); ркп. Румянцевского музея № 376 (Белокуров 1891, 2: CXLIX, CL; Арсений 1858: 351).

18. Полное название: "Сказание от божественного писания, от апостольского предания и правил святых отец и о новых книгах" (опубликовано в: Сочинения писателей-старообрядцев XVII века // Описание рукописного отдела БАН СССР / Сост. Н.Ю.Бубнов.-Л, 1984. Т. 7, вып. 1).

19. Пересказ легенды о пребывании Арсения Грека в Соловецком монастыре содержится в главе "О Филипповых служебниках" Пятой соловецкой челобитной.

20. Этот текст был не только известен старообрядцам, но и обсуждался. В 34-й главе московского старооб-рядческого сборника "Христианоопасный щит веры" (1667(8) г.) читателям предлагается "Вопрос некоего православного инока", касающийся толкования 20-й главы Откровения Иоанна (Субботин VII: 234). По пред-положению Субботина, толкование было составлено Аввакумом (Субботин VII: XXII).

21. По мнению исследователей этого памятника, дошедшая до нас рукопись, представляет собой публицистическую обработку изначального послания. При этом не искючена вероятность, что литературная обработка была сделана протопопом Аввакумом (Памятники старообрядческой письменности 1998: 222-223).

22. Рассматривая социальный конфликт второй половины XVII века A.M. Панченко пишет о том, что в это время "столкнулись различные "аксиомы книги": "для традиционалиста Аввакума "премудрость" – это нравственное совершенство, а для его оппонентов – некий интеллектуальный феномен, "наука", знание как тако-вое. <...> Для Аввакума книга – духовный наставник, а для новаторов – ученый собеседник" (Панченко 2000: 222).

23. Перевод Л.А. Ольшевской. Древнеруский текст приводится там же на стр. 37.

24. В.В. и Т.М. Пенские объясняют появление этого мотива в житии Никиты неприятием Киево-Печеорскими книжниками западной церкви, придававшей большее значение книгам Ветхого Завета, и осуждением католического влияния, "выражавшегося в стремлении к начитанности, эрудиции и хорошему знанию всех основных частей Писания" (Пенской, Пенская 2002: 47). Однако даже если принять это объяснение, сле­дует учитывать, что противопоставление ветхо – и новозаветных книг не было изобретением составителей Киево-Печерского патерика и восходит к "Слову о Законе и Благодати" Илариона (XI в.), где Ветхий Завет интер-претируется как "Закон", данный евреям, чтобы они "не погибли" в язычестве, но сменившийся потом "Благодатью" – Новым Заветом, ставшим достоянием всего человечества (Литература Древней Руси 1996: 81). Резкое противопоставление ветхо – и новозаветных книг приобрело в дальнейшем принципиальное значение для старообрядцев и сохранило его вплоть до настоящего времени. Ср.: "[Библия (Ветхий Завет – Сост.) пошла от Никона, поэтому ее не читают, она греховная]" (Савельева, Новикова 2001: № 59, 61)

25. оп. рукп. Рум. музея: 557. Нужно попытаться установить хотя бы дату (Востоков).

26. Имеется в виду одно из 4 "поучений о почитании книжном", помещенные в начале Измарагда, и объединяемые иногда в одно "слово святых отец о почитании книжном" (О чтении книг 1858, 6: 174,175). См. также Адрианова-Перетц В.П. К вопросу о круге чтения древнерусского писателя // ТОДРЛ. Л, 1974. Т. 28: II

27. Опись слав. ркп. м. син. библ. 184

28. Об изменении формы послесловий списчиков см.: Порфирьев 1862, апрель.

29. См. Порфирьев 1862, январь: 134, Кондакова 1978.

30. Опись слав. ркп. м. син. библ. 184

31. Опубликованы в: Порфирьев 1873; Яцимирский 1906: 114-116

32. Опускаю часть апокрифа, где рассказывается жабах, мешавших писать Давиду.

33. Примечание И.Я. Порфирьева.

34. Источники этого мотива рассмотрены В.П. Перетц (Перетц 1900: 155-156).

35. Павловский р-н Нижегородской обл. Е. Васильев, спасовское согл, "по Антипину". Зап. 1992 г.

36. Уренский р-н Нижегородской обл. Е. Евстафьева, белокриницкое согласие. Зап. 1985 г.