"Где был Бог, когда я страдал?"

Люди нередко задают такой вопрос. Они с малых лет знают, что в мире существуют ужасные страдания, но знание остается скорее теоретическим и потому не беспокоит. И вот когда происходит что-то действительно страшное с ними или их близкими – не просто зуб болит или денег не хватает, а настоящая беда – они нередко вспоминают о Боге. Один приходят к Нему за утешением, а другие... другие говорят: в "бога", который допускает подобные вещи, я не верю. Надо сказать, что отчасти они правы: та "духовность", которая оправдывает зло или призывает бесконечно смиряться с ним, на самом деле видит в "боге", в лучшем случае, безучастного зрителя, наблюдающего за мучениями созданных им существ. Это языческий идол, и верить в него не стоит.

Собственно, неправда язычества не только в том, что богов якобы много (как раз многие язычники пришли к пониманию, что на самом деле существует Единый), а в этой безучастности всеблагих небожителей, которые могут поддержать отдельных своих любимчиков, но вот на страдания подавляющего большинства людей даже не взглянут. Приходя в храм своего божества, такой язычник ощущал себя в приемной царского дворца: до него просто никому не было дела. Ему надо стать великим героем, или принести какой-то небывалый дар (например, своего ребенка в жертву), или хотя бы заручиться поддержкой влиятельного царедворца, чтобы царь уделил внимание на пару минут. Отсюда очень многое проистекает в язычестве.

Но современный человек, прекрасно усвоивший истины о всемогуществе и всеблагости Единого Бога, нередко ощущает себя в храме как в некоем собесе: о нем здесь все должны заботиться, для того учреждение и существует, но все они тут слишком черствы и невнимательны, так что положенной помощи от них не дождешься. Ну вот и "бог" тут у них, наверное, такой же – добавляет такой посетитель, и знать его он не хочет.

Гораздо реже бывает так, что человека уязвляет не только личная боль, но и чужая. У Достоевского Иван Карамазов решил "вернуть билет Творцу", узнав, как затравили собаками крестьянского мальчика. История XX века рассказывает нам о концлагерях, где подобные издевательства над детьми из чьей-то злой прихоти стали повседневной рутиной. Говорят, многие дети сначала думали, что так их наказывают за непослушание и дурное поведение, они старились быть хорошими, чтобы их перестали мучить и убивать, но ничего не помогало...

Об этом написал свое стихотворение Наум Коржавин. Он вообще-то говорил о концлагерях, но он не случайно отбросил все имена и даты и назвал просто то, что случилось: "Мужчины мучили детей. Умно. Намеренно. Умело..." Для нас слишком многое значат слова "Освенцим" или "нацизм", они как будто сами всё объясняют. А на самом деле куда всё проще: мужчины мучили детей, и нет этому разумных объяснений. Да только ли там и тогда подобное происходило? Из наших крепостников под суд отдали Салтычиху, и то в основном потому, что жила она на Москве, и ее крепостные сумели-таки добежать до полиции, да еще сумели поднять шум, когда их попытались просто по-тихому вернуть хозяйке. Нет никаких сомнений, что подобные истязания происходили и в других местах, и мы ничего о них не знаем. А рабство в европейских колониях или древнем Риме, а человеческие и, более того, детские жертвоприношения множества древних народов? Сколько же было этих мучений...

Даже и без чьей-то злой воли еще двести лет назад у людей не было элементарной анестезии, и для большинства населения земного шара голод был реальной и постоянной угрозой. Да что там двести лет – и сегодня на земле миллионы людей живут примерно в тех же самых условиях. Интересно, многие ли из них говорят: "не верю в Бога, который позволяет нам страдать?"

Мне почему-то кажется, что немногие. Современный человек европейской цивилизации привык к комфорту и безопасности как к норме, и если он их лишается, то видит в этом серьезное несчастье. Но в других обществах человек осознает, насколько хрупко его существование и насколько сильно зло, что удивляется скорее благополучию, чем несчастью. Он не станет возмущаться, что люди часто испытывают боль, голод, холод и унижения, как не станет удивляться, что они не летают по небу и не живут на земле вечно – так уж устроен этот мир.

Впрочем, именно в таком обществе возникла книга Иова. Эта книга описывает человека, который предъявил Богу самые страшные обвинения, когда череда бед постигла его самого. Наверное, прежде он был уверен, что праведность и религиозность служат самой надежной защитой, что не должно происходить ничего плохого с тем, кто искренне служит Богу. Что ответил на такое Бог, лучше прочитать в самой книге, мне не удастся ее пересказать. Одно становится ясно сразу: гарантий нет. Самое праведное поведение человека не может служить охранной грамотой от любых несчастий. Да и то сказать, какая же это праведность, если она – лишь способ оплатить свой страховой полис?

А что же нам можно ответить на возмущенный крик "не верю в такого бога..."? Если человек остро переживает свое горе – наверное, ничего. Нужно просто постоять с ним рядом и помолчать. Кстати, друзья Иова молчали вместе с ним семь дней, и пока молчали, поступали совершенно правильно. Уж во всяком случае, совершенно неуместными будут здесь те обличения и наставления, которые они обрушили на его голову, выйдя из молчания, и за которые их потом сурово упрекнул Господь. Видя плачущего от боли – или плачь сам, перевязывая его раны, или отойди в сторону.

Но если человек рассуждает о "таком боге" вполне трезво и отстраненно, можно спросить его, в какого же "бога" он был бы готов поверить. В того, который посылает с неба молнию, чтобы пресечь злодеяния? Испепеляет любого убийцу или насильника на месте? А если человека не убивают, а всего лишь сильно мучают или даже унижают словесно? Где та степень зла, которую Господь должен немедленно пресекать? И готов ли человек к тому, что творимые им самим неблаговидные поступки будут немедленно наказаны всевидящим и всесильным смотрителем? Не окажется ли это своего рода концлагерем, из которого не сбежишь? Вполне возможно, что именно так устроен ад, но уж точно не Царство Небесное.

В этом Царствии люди не творят зла не потому, что их за это наказывают (тогда они заключенные), и не потому, что их лишили к этому способностей (тогда они марионетки), а потому, что им больше не хочется творить зло. Они выросли из зла, как вырастают из младенческих пеленок.

Можно спросить такого человека: ты был бы готов поверить в Бога, который не лишает человечество выбора, но долго, медленно и упорно учит его выбирать добро, ведет его по дороге к подлинному Царствию? Разделяет с людьми всю боль, все страдания, всю беспомощность? Но как раз в такого Бога верим и мы. О нем рассказывает Новый Завет, и в особенности вспоминаются Его страдания каждый год на Страстную седмицу... Это и непереносимая физическая боль, и непонимание ближайшего круга учеников, которые думают только о собственной грядущей славе, и отвержение со стороны собственного народа, для которого Он сделал так много. И, наконец, молчание Отца, который не посылает ангельских легионов на помощь Сыну, и даже не отвечает Ему в самый тяжкий и страшный час.

Возможны ли такие страдания, про которые мы, христиане, скажем Богу: "Ты не можешь понять, что это такое, ты ничего подобного не испытал"? По-видимому, нет. Но самому себе каждый из нас может задать другой вопрос: "А где был ты, когда страдал Бог?" Да, разумеется, две тысячи лет назад никого из нас не было на свете, зато сегодня мы совершенно точно знаем, на Чьей стороне правда. Но христиане верят: Он соучаствует в каждом невинном страдании. Мы видим страдающего Христа на улицах наших городов и в наших больницах, и... где оказываемся мы сами в этот момент?

Мне рассказывали о христианине, который стал гражданином Израиля, пошел служить в израильскую армию. Конечно, ребята разговаривали о самых разных вещах, и однажды один из сослуживцев буквально схватил его за грудки и закричал: "Да где же был твой Христос, когда наших детей убивали в Освенциме?!" Тот ответил: "Он был с ними, в газовых камерах и печах крематория". Ответ был принят, ведь это единственный ответ, достойный Бога и Человека. И это именно тот ответ, который отличает христианство от всех остальных учений, существующих в нашем мире, полном страданий.

Он еще не уничтожил этих страданий. Но Он разделяет наши страдания, чтобы мы смогли воскреснуть вместе с Ним.