Традиционные улемы и террористические новшества

Саудовские шариатские богословы объявили запретным финансирование терроризма. Как сообщает РИА Новости, совет высших улемов отнес к терроризму действия, "направленные против общественных ресурсов, на нанесение ущерба (этим ресурсам), захват самолетов и подрыв зданий". Решение совета "распространяется не только на Саудовскую Аравию, но включает все исламские государства и другие государства мира". При этом подчеркивается, что финансирование терроризма "не имеет ничего общего с благотворительной деятельностью.

Это не первое постановление такого рода, и надо отметить, что ряд мусульманских богословов регулярно выступает против террористических методов. Многовековая исламская традиция скорее на их стороне; джихад предполагает соблюдения ряда правил – например, запрет на убийство гражданских лиц, не принимающих участия в боевых действиях, правил, которые террористы грубо попирают. Более того, слово "шахид", которым у нас уже привыкли называть бомбистов-самоубийц, традиционно не могло обозначать самоубийцу. "Шахид", мученик за веру, в традиционном Исламе – это мусульманин, павший от руки врагов. В момент смерти он окружен вооруженными врагами (а не безоружными гражданскими лицами) и умирает от их (а не от своей) руки. Тот, кто умирает от собственной руки, рассматривается как самоубийца, обреченный аду, где он будет осужден вечно повторять акт самоубийства. Существует хадис (предание, исходящее от сподвижников Муххамеда) что некий мусульманин, тяжело раненный в битве с язычниками, совершил самоубийство, чтобы сократить свои мучения. Муххамед сказал, что он утратил свою награду.

Терроризм бомбистов-самоубийц – это скорее злокачественное искажение Ислама, чем что-то, вытекающее из его сущности. Конечно, не стоит воспринимать Ислам через розовые очки – но тем более не стоит впадать в поспешные негативные обобщения.

Такова уж человеческая природа – мы склонны рассматривать "чужаков" , людей другой культуры и обычаев, как некую слитную массу, и судить о всей этой массе по ее наихудшим представителям. Такое суждение неверно в отношении любой группы людей, но особенно неверно в отношении Ислама – огромного, разнообразного, и очень сложного мира. В Исламе существуют самые разные течения с очень сложными, иногда остро враждебными отношениями между собой. Надо отметить и то, что большинство жертв исламского экстремизма – мусульмане.

Однако подобно тому, как коммунизм эксплуатировал некоторые особенности русской, а нацизм – немецкой культуры, исламский экстремизм эксплуатирует некоторые особенности Ислама, и нам важно их понять.

Ислам, в глазах мусульман, это не только путь вечного спасения, но и путь устроения справедливого, гуманного и процветающего общества здесь, на земле, в соответствии с Шариатом, законом, который мусульмане полагают богооткровенным. В своем прошлом мусульмане видят блестящую исламскую цивилизацию, в средние века несомненно превосходившую Европу по уровню развития. Однако наше время дает исламскому миру мало поводов для гордости. Мусульмане живут в условиях культурной, экономической, а иногда и военной экспансии стран Запада, явно более могущественных и развитых.

Более того, многие уроженцы исламских стран стремятся осесть на Западе, чтобы воспользоваться его экономическими и социальными благами – благами, с которыми у них на родине дело обстоит заметно хуже. Такое положение дел заставляет жителей исламских стран задаваться вопросом: "почему мы, обладая совершеннейшим божественным законом, слабее, беднее, и вообще живем хуже, чем люди, которые этого закона не знают и знать не желают?"

Отвечать на этот вопрос можно по-разному, и, конечно, не все мусульмане ударяются в экстремизм. Исламские общества могут, по примеру Турции, выбрать путь модернизации, хотя это и означает очень глубокие и болезненные перемены, предполагающие как изменение роли Ислама в обществе, так и понимания самого Ислама.

Однако многим мусульманам это представляется отступничеством; они ищут спасения в возрождении "чистого" Ислама; в этом они следуют традиции, уже давно существующей в их цивилизации. Независимо от Запада, в Исламе всегда существовало напряжение между исламским идеалом справедливого общества и реальным положением дел; это напряжение порождало мощные реформаторские движения, направленные на возвращение к истокам, к "неиспорченному" Исламу. Ваххабизм, кстати, первоначально возник как одно из таких движений. В этом случае люди дают обратный турецкому ответ на вызов Запада – они не собираются озападниваться. Напротив, именно разложение исламского общества, вызванное западными влияниями, и рассматривается как причина упадка.

Фундаментализм отличается от консерватизма тем, что он является реакцией на то, что воспринимается как угроза устоям – и в силу этого он пытается быть более "верным истокам" нежели консерватизм; если использовать сравнение из христианского мира, фундаменталист пытается быть большим католиком, чем Папа Римский. Исламские фундаменталисты пытаются быть большими мусульманами, чем Муххамед, настаивая на самом жестком и непримиримом прочтении своей традиции.

Эта непримиримость и порождает такое переопределение "джихада", которое включает целенаправленное убийство заведомо гражданских лиц и такое переопределение "шахида" которое включает самоубийц. Однако в исламском мире есть и люди – и их немало – которые выступают против подобных новшеств. Еще одним примером этого и является недавнее постановление саудовских богословов