Кенозерские часовни

Мы публикуем статью И.Н.Шургина, поскольку она содержит интересные фактические данные, однако читателю нужно критически относиться к некоторым оценкам-штампам и специфическим оборотам, свойственным научной литературе советского периода ("пережиток" и т.п.) – прим. "Самарского староверия".

Шургин И.Н.

Кенозерские часовни

Среди разнообразных памятников народной культуры, сохранившихся в окрестностях Кенозера, наболее характерными для этой местности являются деревянные часовни. В недавнем прошлом они по одной – по две стояли в каждом селении или рядом с ним. Часовни ках функциональный тип культовых построек издавна были распространены по всему Русскому Северу, но далеко не везде в XVIII – XIX вв. (а именно к этому временн относятся описываемые эдесь памятники) их концентрация была столь же высокой, как в районе Кенозера (1).

До сих пор часовни Кенозерья в качестве историко-культурного феномена не рассматривались, есть только краткие художественно – описательные публикации о некоторых из них (2). Автору довелось познакомиться с большинством этих памятников летом 1976 г., когда он в составе экспедиции Центрального совета Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры проводил архитектурное обследование селений части побережья Кенозера. Собранные тогда материалы, а также сведенкя библиографических источников позволяют систематизировать кенозерские часовни в функциональном и архитектурном отношениях и высказать предположение о причинах их концентрации в данной местности.

В XVIII – XIX вв. понятие "часовня" объединяло сооружения, весьма различные как по назначению, так и по внешнему виду. Согласно словарю В.И. Даля, это, во-первых, "молитвенный дом, храмик без алтаря, где можно только служить часы (не литургию)"; во-вторых, "отдельное маленькое строение, или пристрой, с иконами и лампадой; часовни этого рода ставятся в виде памятника, или на распутьях, на родниках, или над престолом бывших церквей" (3). Часовни первого рода не были редкими в приходах, подчинявшихся официальной церкви, однако главными культовыми постройками они являлись только в скитах старообрядцев-беспоповцев, в частности поморцев-выговцев. Подобное функциональное значение они имели и в деревнях, жители которых придерживались поморского вероучения.

На Севере в XVIII – XIX вв. в старообрядческих селениях часовни ставились не только без разрешения государственных и церковных властей, но даже вопреки неоднократным прямым запретам со стороны последних, всячески боровшихся с расколом (4). Есть основание считать, что, устраивая свои часовни без официального раэрешения, крестьяне непосредственно продолжали древнюю традицию самоуправления в религиозной жизни, особенно укрепившуюся на Севере в период второй половины XVI – XVII веков. В то время часовни, подобно церквам, играли роль не только религиозных, но и общественных центров (5).

В XVIII – XIX вв., как и в предшествующее время, большинство часовен строилось по обетам, дававшимся ради избавления от многочисленных невзгод: падежа скота, неурожая, болезней и т.п. Строителями-заказчиками могли быть как жители всей деревни, так и несколько или один крестьянин (в двух последних случаях часовни принадлежали только этим людям) (6). Среди названных В.И. Далем часовен другого рода в XVIII – XIX вв. были распространены и имевшие вид столбов и крестов. В народе их называли уменьшительно "часовенками", и, как уточнил в 1870-х гг. этнограф П.С. Ефименко, "в крестах просто вырезываются изображения Распятия, а в столбах вкладываются литые, медные воздвигательные кресты, иконы задергиваются пеленами; сверху их иногда привешиваются куски разной материи, узорчатого полотна или холста, на которых вышиваются кресты" (7).

По наблюдению М.В. Красовского, подобные часовни формально (и, добавим, генетически) связаны с намогильными памятниками старообрядческих кладбищ (9).

Таким образом, если часовни-храмы в большей степени представляют христианскую сторону народной культуры, то часовни-памятники, судя по их внешнему облику и отношению к ним местного населения, являются пережитками языческих верований. Среди существующих часовен Кенозерья можно найти соответствие большинству из вышеперечисленных примеров их функциональных разновидностей. Это часовенки-кресты: в д. Тамбич-Лахта; в центре д. Тарасово, через дорогу от часовни (фото 2). К этим памятникам прикреплены куски белой материи с вышитыми крестами. Высокий крест, но не открытый, а заключенный в маленькую клеть, расположен за д. Тыр-Наволок, у лесной тропы (фото 3, 4).

Однако большинство культовьсх памятников на Кенозере – это именно часовни-храмы, архитектурной основой которых является клеть – прямоугольный четырехстенный сруб под двускатной кровлей. Подобные строения находятся в лесу (д. Бор – фото 5, д. Горбачиха), у воды (д. Минино), в поле (д. Немята, д. Бухалово – фото 6, д. Карпово) или в центре деревень (д. Вершинино – фото 7, д.Тарасово).

Если часовни Кенозерья поставить в один архитектурно-типологический ряд, то первыми в нем окажутся простейшие постройки, такие, например, как устроенная при дороге за д. Тырышкино (фото 9). Эта часовня настолько мала, что входная дверь заняла всю ее западную стену, и не хватило высоты для устройства потолка. Внутри, на полке у восточной стены, стояла всего одна икона, из-под которой спускался плат с вышитым крестом, а рядом и ниже были развешаны полотенца (фото 10). Сходна с тырышкинской элементарностью формы, но крупнее ее часовня в д. Шишкино – чистая клеть с крестом на коньке кровли.

Постройки в виде деревенских амбаров: четырехстенный сруб с бревенчатым фронтонным навесом и предмостьем перед входом (д. Шлепино (Косицыно) – фото 11, д. Городок) – занимают следующее место архитектурно-типологического ряда. По существу их разновидностью являются памятники, конструктивно усложненные и архитектурно обогащенные трехсторонними галереями и небольшими колокольницами над западной частью последних (д. Горбачиха, д. Зехново).

Часовни с сенями или притвором (д. Карпово), а также с восьмигранной колокольней над западным отделением (д. Тамбич-Лахта – фото 12, д. Бор – фото 5, д. Бухалово – фото 6, д. Горбачиха) замыкают архитектурно-типологичес-кий ряд культовых построек Кенозерья. Среди них особой архитектурной выразительностью выделяются памятники с высокойт клинчатой кровлей с полицами (которые опираются на развитые повалы сруба молельни), главой на цилиндрической шее и крестом (д. Вершинино – фото 7, д. Глазово). Интерьер часовен этой группы отличается завершенностью: восточную стену полностью закрывает иконостас, который дополняется еще иконами так называемого неба – каркасного потолка в форме усеченной пирамиды (фото 8).

Регионом с большой концектрацией часовен в XVIII – XIX вв. было также Прионежье, на востоке граничащее с Кенозерьем. В деревнях его восточной части – Пудожского края – стоят часовни, совершенно аналогичные кенозерским. Кроме того, на кладбищах деревень, расположенных ближе к Кенозеру, еще можно встретить большие намогильные срубы, которые только по высоте уступают одночастным клетским часовням н не имеют входной двери (фото 13).

С севера к Пудожью прилегала другая часть Прионежского региона – Заонежье. Там сохранились клетские часовни, архитектурно гораздо более развитые и выразительные, чем в Пудожье и Кенозерье. Так, в Заонежье распространены большие часовни, двух – и трехчастные (с трапезной и притвором), с высокими восьмигранными шатровыми колокольнями над западными отделениями. Это, например, перевезенная в музей "Кижи" из д. Леликозеро или остающаяся на своем месте в д. Селецкое: они богато украшены резьбой, покрывающей детали кровли, которая еще усложнена уступом в нижней части. Принимая во внимание, с одной стороны, одинаковость датировок (XIX в.) сходных архитектурных форм (шатровая колокольня над сенями-притвором) таких часовен, как Михаила Архангела из заонежского Леликозера (10) и Никольской из кенозерской Тамбич-Лахты, а с другой – большее развнтие и совершенство этих форм в Заонежье по сравнению с Пудожьем и Кенозерьем, логично заключить: архитектурный импульс развития клетских часовен на этих землях исходил именно из Заонежья. (Здесь уместно вспомнить, что и традиция устройства потолка-"неба", по мнению Т.М. Кольцовой, идет оттуда же (11)).

В Заонежье и Пудожье с конца XVII до середины XIX в. располагались центры поморского старообрядчества: Палеостровский монастырь на острове Онежского озера, Даниловский и другие скиты близ реки Выг (в частности, близко от Кенозера, на Каргопольщине существовал Чаженьгский скит). Исследователями старообрядческой художественной культуры установлен факт влияния произведений искусства, созданных в скитах Выгореции (икон, книжной миниатюры, резьбы по дереву и др.), на крестьянское искусство Заонежья, в частности на росписи бытовых предметов (мебели, прялок и др. (12) и резьбу намогилькых деревянных столбиков, по формам очень близких вышерассмотренным часовенкам (13).. Данный факт в свою очередь дает основание предположить, что и архитектура выговских скитов могла оказать влияние на окрестное крестьянское строительство.

Судя по известным изображениям XVIII – XIX вв., в центре Даниловского и Лексинского скитов-монастырей находились часовни – большие постройки, состоявшне из двусветной молельни, обширной трапезной и сеней, но при этом остававшиеся клетскими (см. фото на с. 19). Рядом с часовней стояла большая колокольня, сруб которой – восьмерик на четверике – завершался ярусом звона под высоким шатром (14).

Принимая во вниманне характер архитектуры культовых построек в Выговских скитах, представляется неслучайным, что в Заонежье и Пудожье, а также в Кенозерье почти не встречается часовен других архитектурных типов, кроме клетских. Вместе с тем часовни в скитах и заонежских деревнях отличаются расположением колокольни: в скитах колокольня – отдельное сооружение, в деревнях Заонежья – композиционно активная часть единого строения. Причина отличия, вероятно, в том, что в деревнях Заонежья часовни испытали воздействие как архитектуры старообрядческих центров, так и ближайших православных церквей. От первых они восприняли размеры колокольни, иногда даже гипертрофированные (часовня из д. Кавгора в музее "Кижи"), от вторых – прием соединения колокольни и храма в единое здание. Родившись в Заонежье в XVIII в. (15), эта архитектурная композиция распространилась в XIX в. и на тесно связанные с ним (в частности, узами старой веры) земли Пудожья и Кенозерья.

Но влияние старообрядчества на крестьянскую культуру было гораздо шире: оно дало идеологическую опору для сохранения стародавних традиций, в том числе церковного самоуправления, что и выражалось в самовольном строительстве часовен. В Кенозерье эта традиция сохранялась дольше, чем в другах местах, потому что в XVIII – XIX вв. этот район был весьма далек от административных и официальных религиозных центров.

Примечания:

1. Одним из районов большого распространения часовен в XVIII – XIX вв. был бассейн реки Пинеги, где население придерживалось старообрядчества беспоповского направления. См.: Лютикова Н.П. Пинежские часовни по письменным источникам XVIII – XIX вв. // Русский Север. Ареалы и культурные традиции. СПб., 1992. С. 148 – 164.

2. Алферова Г.В. Каргополь и Каргополье. М., 1973. С. 168 – 170; Гунн Г.П. Каргопольскнй озерный край. М" 1994. С. 69 – 124.

3. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского яэыка. М., 1982. Т. 4. С. 584.

4. Указы Синода 0 регламентации строительства часовен приведены в статъе: Никольский К. О часовнях // Церковные ведомости. СПб., 1889. Прибавление № 10. С. 251 – 261.

5. Богословский М.М. Земское управление на Русском Севере в XVII веке. М., 1912. Т. 2. С. 48 – 52.

6. Яницкий И.Ф. Севернорусская часовня в кон-це XVII века // Студенческий историко-этнографический кружок при Имп. университете Св. Владимира. Юбилейный сборник. Киев, 1914. С. 123 – 143.

7. Ефименко П.С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии // Известия Об-ва любителей естествознания, антропологии и этнографии. М, 1878. Т. 30. С. 4 – 8.

8. Фрейман Н. Придорожная часовня – пережиток древнего "погребения на столбах на путях" // Советская этнография. 1936. № 3. С. 86 – 91.

9. Красовский М. Курс истории русской архитектуры. Пг., 1916. С. 123 – 124.

10. Исследовання последних лет леликозерской часовни показали, что существующий вид она приобрела в XIX в. См.: Яскеляйнен А.Т. Новое об эволюции часовни Архангела Михаила на острове Кижи // Народное зодчество. Сборник научных трудов. Петрозаводск, 1992. С. 161.

11. Кольцова Т.М. "Небо" н его росписи в памятниках деревянной культовой архитектуры Русского Севера // Памятники русской архитектуры и монументального искусства. М., 1994. С. 53 – 68.

12. Капуста Л.И. Народное искусство Карелии и художественные традиции Выга // Культура староверов Выга. Каталог. Петрозаводск, 1994. С. 38 – 41.

13. Воробьева С.В. Крестьянские намогильные памятники Заонежья и Поморья / / Заонежский сборник. Заонежье. Петрозаводск, 1992. С. 163 – 166.

14. Культура староверов Выга. Каталог. Илл. 50 – 52, 63, 67; Озерецковский Н.Я. Путешествие по озерам Ладожскому и Онежскому. Петрозаводск, 1989. С. 173 – 174. Рис. 30.

15. Орфинский В.П. Деревянное зодчество Карелии. Л.. 1972. С. 62.