Кому служил отец Александр?

Кому служил отец Александр?

О фильме Владимира Хотиненко "Поп"

Это история православного священника Александра Ионина, члена Псковской православной миссии, осуществлявшей свою деятельность на оккупированной территории под эгидой немцев. Но немногие из священников той миссии служили верой и правдой немцам, а большинство и вовсе не служили.

Они прятали пленных, помогали партизанам, а кое-кто были настоящими советскими разведчиками. Это ведь немцы считали, что Псковская православная миссия была их проектом", а еще раньше она стала проектом советской разведки, который курировал небезызвестный Павел Судоплатов. Сам митрополит Виленский и Литовский, экзарх Латвии и Эстонии Сергий (Воскресенский), благословивший создание Псковской миссии, оказывал содействие Судоплатову. В фильме эта тема не звучит и, может быть, правильно, потому что отец Александр из романа Сегеня ни сном ни духом не ведает о планах советской разведки относительно Псковской православной миссии. "Это настоящий русский сельский батюшка", – говорит о нем митрополит Сергий собравшемуся у себя духовенству, прежде чем принять отца Александра.

Вот – ключевые слова для характеристики героя, да и, пожалуй, самого фильма. Хотиненко снял фильм именно о русском священнике. И Сергею Маковецкому, кого только в жизни не игравшему, и чаще всего людей не русских – по духу, или – "новых русских" (которые такие же русские, как американцы – англичане), предстояло сыграть русского священника. Меня спросят: русские священники – это что, этническая общность? Да, и этническая. У таких, как протоиерей Александр Ионин, и отец был русским священником, и дед, и прадед.

Пастырем Русской православной церкви может стать кто угодно, если того достоин, но есть русское родовое священство, история которого насчитывает свыше десяти веков.

Оно не было истреблено полностью даже богоборческой коммунистической властью. Хорошо помню молодого священника одного из подмосковных храмов в начале 90-х годов, когда священниками верующие люди становились точно так же, как солдаты лейтенантами в 1941 году. Он не имел никакого духовного образования, был косноязычен, в роли пастыря чувствовал себя довольно скованно. Но он был из потомственной священнической семьи. И однажды я увидел, как в нем "заговорили" гены отцов и дедов. Он пришел домой к "расслабленному", много лет лежавшему без движения, дал ему поцеловать крест и просто сказал: "Вставай!". И потянул крест на себя, словно приподымая им больного. И – о чудо! – тот поднялся. Он жив до сих пор, этот расслабленный. Не могу добавить – "и здоров", точнее, что полностью здоров, однако в храм он ходит самостоятельно и вполне может ухаживать за самим собой.

Потомственный русский священник – это, прежде всего, ощущение силы веры и дарованной тебе всей церковной полнотой благодатью. А если проще сказать – тихая уверенность в правоте своего дела. Тихая, но железобетонная. Вера отца Александра – это не вера юродивого из фильма П. Лунгина "Остров". То есть вера-то у них одна, в Господа Бога нашего Иисуса Христа, но юродивый Лунгина – новообращенный христианский подвижник, причем ведомый осознанием глубины своего греха, а скромный отец Александр, без преувеличения – олицетворение силы и величия двухтысячелетней святой соборной и апостольской Церкви. Пусть эта сила, как сказано в Писании, и в немощи совершается. И безусловное достоинство Сергея Маковецкого, что именно этого человека он и смог сыграть, причем, на мой взгляд, блестяще. Я не знаю, чья именно здесь заслуга – писателя Сегеня, издательского и кинематографического центра "Православная энциклопедия", режиссера Хотиненко, построившего на Мосфильме "домовую" церковь, в которой Маковецкий обучался навыкам пастырского "мастерства", или церковного консультанта – игумена Кирилла, настоятеля московского храма Живоначальной Троицы в Листах. Если по-нашему, по-православному, то заслуга, очевидно, общая, соборная. И меня это обстоятельство, если честно, более радует, чем если бы я наверняка знал, кому конкретно по этому поводу петь многие лета. С выходом фильма "Поп" совершилось благое общерусское дело, и мне отрадно сознавать, что и аз грешный имел к этому делу какое-то отношение, ибо волею судеб был одним из первых читателей романа "Поп" и без всяких оговорок рекомендовал его главному редактору журнала "Наш современник" С.Ю. Куняеву для опубликования. Так что многая лета всем, но всё же, всё же – Александру Сегеню особенно!

Прекрасный роман Сегеня, положенный в основу фильма, не только вернул нам Владимира Хотиненко как режиссера, но и открыл хорошего актера Сергея Маковецкого как актера выдающегося. Приятно видеть, что называется, наяву, как литература возрождает кино.

Правда, считаю необходимым уточнить, что я не колебался в оценке "Попа", когда уже прочел роман. А когда Александр Сегень только рассказал мне его идею, я, не скрою, подумал: что же, он написал роман о священнике-власовце? И даже что-то в этом духе у Сегеня спросил. Но само появление такого вопроса – вовсе не "остаточное явление" советской пропаганды в головах у людей моего поколения. И в романе Сегеня, и в фильме Хотиненко – это, по моему разумению, часть замысла. Вот человек, который приезжает служить в село Закаты под Псковом, опекаемый немцами. А немцы – народ практичный, "за просто так" ничего делать не будут. Кому же больше пользы принесло служение отца Александра и сотен других православных священников, окормлявших свою паству на оккупированной территории – немцам или русским? Утверждаю – такой фильм надо было специально снять, чтобы дать ответ на этот вопрос. С рациональной точки зрения здесь ничего не объяснишь. Хотя, если человек не желает видеть, он ничего и не увидит.

Подтверждение – в рецензии на фильм "от редакции" в "Независимой газете": "Вместо духовных исканий, что как раз было бы понятно для духовного кино, зрителю преподнесли готовое решение – считать деятельность Псковской православной миссии подвижнической, а священников-миссионеров – почти ангелами. И ни тени сомнения – а надо ли было? Сотрудничество с немцами на своей земле, возрождение православия под крылом фашиста-оккупанта – благое ли дело было?" Как трогательна эта забота газеты о чистоте патриотической идеи! Жаль только, что автор рецензии и понятия не имеет, что такое духовные искания в Православии. Иначе бы он не написал подобной глупости: "Традиция религиозного кино в России нова. В отличие от Запада, который не знал многолетнего отлучения Церкви от людей. Поэтому западная традиция отражения в кино отношений Церкви и паствы многогранна и разнообразна. "Дневник деревенского священника" Робера Брессона, "Леон Морен, священник" Жан-Пьера Мельвиля, религиозно-философские произведения Ингмара Бергмана несли в себе мучительный конфликт между Богом и бесом в человеческой душе, между служением и сомнением. Эти режиссеры спорили с Богом, порой недоумевали, порой негодовали, полагая божественное начало выдумкой церковников, но они думали сами и заставляли думать зрителя. Оттого в этих непростых картинах куда больше духовного смысла, чем во всех ура-православных отечественных упражнениях последних лет".

Где это автор видел на Западе "религиозное кино"? Его там в природе давно уже не существует, разве что в Польше.

Я помню еще то время, когда в роли религиозного (католического) режиссера пытались представить Федерико Феллини. Потом эти попытки оставили, потому что Феллини был таким же католиком, как я буддистом. Перечисленные же журналистом фильмы – никакие не религиозные, а антирелигиозные. Называть их религиозными – это всё равно, что называть антилиберальный фильм либеральным на том основании, что в нем фигурируют либералы.

Чтобы поверить в правду отца Александра – в то, что он и "под немцами" будет делать святое русское дело, нужно было увидеть его правду в действии. И мы ее увидели – например, в эпизоде, когда партизан Луготинцев в исполнении Кирилла Плетнева хочет убить "немецкого пособника" отца Александра, а Маковецкий тихо, но с необыкновенной силой актерской убедительности говорит: "Прежде чем совершить задуманное, разреши, я хотя бы отпущу тебе все грехи".

Луготинцев – воин, но и отец Александр воин – воин Церкви Христовой. Только ее оружие – не огнестрельное. Люди в Закатах вернулись к вере предков благодаря немцам. Но кто сказал, что враг не пригоден для этой цели? Если процесс примирения между атеистической властью и Церковью начался во время этой великой и страшной войны, чего никто не оспаривает, то были ли частью этого процесса священники и верующие, оставшиеся на захваченной врагом территории? Помилуйте, никто не сомневался в патриотической роли Русской православной церкви на землях, которые, скажем, захватил Наполеон. Причем и тогда не все православное духовенство осталось верным Москве – например, "колебнулось" белорусское. Но до 1917 года никто не ставил нашей Церкви в упрек, что она осуществляла служение и на оккупированной территории. Потому что она по апостольским правилам обязана это делать. Да, были священники, которые поминали за литургией Наполеона и Гитлера, но большинство всё же этого не делало, напротив – поминало наших митрополитов Фотия и Сергия.

Отец Александр не призывает народ к прямому сопротивлению немцам, но он учит паству любить тех, кто с помощью Божией изгонял из своих земель врагов – святого равноапостольного князя Александра Невского и даже католическую святую Жанну д'Арк.

Кто-то должен отдавать свою кровь за освобождение Родины, а кто-то должен и под пятой врагов поднимать в людях русский православный дух. Потому что одних партизан для сопротивления мало. Нужен соборный дух сопротивления, когда все, от мала до велика, в силу возможностей каждого противостоят врагу. Мы знаем: там, где осталось Русское Православие, там осталась Россия. И события последних двух лет на Украине, начиная с пастырского визита туда покойного Патриарха Алексия II – яркое тому свидетельство.

Фильм Хотиненко показал нам православную Россию под пятой врага. Возможно, для эффективного сопротивления в тылу немцев довольно было бы и советской идеологии. Но факт остается фактом: на оккупированной территории не она определяла духовную жизнь людей. Да и на советской территории – тоже. И с той, и с другой стороны линии фронта русские люди валом шли в церкви. В 60-80-е годы прошлого века нас попытались заставить об этом забыть. А ведь это и было началом той политики "беспамятства", в которые ныне винят либералов эпохи Ельцина.

Для осуществления своего замысла Хотиненко, слава Богу, не использовал те немудреные средства, к которым прибегал, скажем, в сериале "Гибель Империи". Хотиненко вернулся к нам крупным режиссером не только из-за глубокой и пронзительной темы фильма, но и потому, что "Поп" снят художником. Это чувствуется с первых же кадров (отмечу безупречную работу оператора Ильи Демина). Вот отец Александр, не зная еще о начале войны, добродушно борется с мухой. Мы видим героя фасеточным (или, говоря типографским языком, офсетным) зрением мухи. Он дробится в этих гранях бытия. Муха смотрит на отца Александра, если можно так сказать, "из глубины" мира низшего, ниже которого только одноклеточные, а дальше идут молекулы и атомы.

Герой лишен каких-либо героических "подставок". Во весь рост мы его увидим лишь в конце фильма, когда, словно по иронической метафоре режиссера, физически он стал согбенным старичком-монахом.

А пока отец Александр идет по захваченной фашистами Риге и, как ребенок, ест мороженое. Город окутана дымом – в фильме он нам не "расшифрован", а по роману мы знаем, что это горит местная синагога. На землю пришла беда – и скоро, скоро, она затянет в свой водоворот и героя. На псковской земле мир глядит на него уже не глазами мухи, а глазами умирающей коровы, которую доят пленные советские солдаты. Мир смотрит на героя всё расширяющимися от ужаса глазами.

Но есть и другие глаза.

Взгляд мухи, появившись в фильме как прием, превращается в метафору. Ведь Мухой отец Александр и его матушка Алевтина, великолепно и правдиво сыгранная Ниной Усатовой, звали еврейскую девушку Еву (в исполнении Лизы Арзамасовой), решившую вопреки воле отца перейти в христианство. Мир отца Александра, увиденный сначала глазами мухи, открывается в момент крещения глазам Мухи-Евы как мир сияющей истины Христа. И едва ли я ошибусь, если скажу, что весь фильм Хотиненко – развитие этой метафоры. Потому что даже если я ошибся, то он всё равно о сияющей истине Христа.

Многие верующие люди средних лет, наверное, узнали себя в молодых ребятах из конца 70-х годов, которые, "прикалываясь" под музыку "Бони М", довольно бесцеремонно требуют у старенького отца Александра, чтобы он пустил их в монастырь укрыться от дождя.

Зорко глянув на молодежь, герой говорит свои последние слова в фильме: "Заходите, а там поглядим". От дождя, дескать, вы укроетесь или от чего-то еще.

Или станете на путь в Жизнь вечную, на который отец Александр поставил уже не одну сотню человек. "Верных" – как говорят в церкви.

"Открытый финал" этот – дело рук мастера. Я не знаю, "заставляет ли он зрителя думать", что, по мнению автора рецензии в "НГ", необходимо для "религиозного фильма". Фильм снят о том, что выше всякой мысли. Он о Том, благодаря чему мы живы. Есть и другое киноискусство – о том, как (или почему) мы умираем. Я не утверждаю, что оно не нужно. Но нужен, согласитесь, выбор.

Теперь, с выходом фильма Хотиненко, он появился.