Исповедь бывшей разведчицы монахини Адрианы

"Мой крест – говорить о войне"

Германия еще и не думала нападать на СССР, а советская школьница Наташа Малышева, напевая под нос "Если завтра война, если завтра в поход", плавала в бассейне, ходила на лыжах, скакала на лошади и училась стрелять.

– Поколение у нас такое было: патриотичное, – говорит сегодня монахиня Адриана, – готовы были чуть что Родину защищать. Я на лыжах-то не умела ходить, но кто-то из знакомых сказал: "Ты что! Знаешь, как это важно, если военные действия зимой!" И я встала на лыжи.

Ура! Война!

22 июня было очень солнечно По радио объявили: война. Все замерли. А 19-летняя Наташа едва не закричала "ура" – наконец-то судьба дала ей шанс стать героем. "Романтиками были, не понимали": – говорит она теперь.

А тогда студентка МАИ сразу побежала в военкомат. Нигде не брали: "Идите учиться, повоюем пока без вас". И только когда немцы оказались под Москвой, подняли все заявления. Никто из добровольцев не передумал – за неделю собрали 11 тысяч человек. Три дивизии. Записываться приходили семьями.

В качестве формы новобранцам выдали военные костюмы с "Мосфильма" – образца времен гражданской войны.

– Штаны галифе, огромные – мне до подмышек, – вспоминает Малышева. – Так в форме и пришла: маме сказать, что на фронт еду.

Мама заплакала. А будущая разведчица, чтобы самой не расплакаться, сказала намеренно грубовато: "Ну что ты плачешь? Видишь, какие времена? У вас и жратвы-то на меня не хватит".

Казарма – такая же крошечная, как нынешняя келья монахини Адрианы, – вмещала семь человек. Спали на полу не раздеваясь.

В ноябре Наталья приняла присягу. И уже через два месяца пошла в разведку. Взяли сразу – помогло отличное знание немецкого языка. За четыре года войны она побывала в тылу врага 18 раз.

– Что такое линия фронта? Разве можно объяснить? Ты идешь по такой же земле. Но чем дальше, тем быстрее ты превращаешься в объект Первое время немцы были не очень бдительны. Но потом все изменилось:

Когда немцы стали бдительней, а война развернулась во всю мощь, Наталью отправили доучиваться в разведшколу. "Возвращаюсь домой", – сказала она товарищам, действуя по инструкции. Однополчане смотрели с недоверием. "Ты в тыл?! Когда война в самом разгаре?" Упреки были ужасно обидными. Но объясняться разведчица не имела права.

В разведшколе ее учили скрытности, наблюдательности, хладнокровию. Учили выживать в лесу. Думать и слушать интуицию.

После учебы Наташа попала в 16-ю армию Рокоссовского. И ходила уже на задания не как воин – в маскхалате, а в образе деревенской девочки с котомкой. Глубоко в тылу врага она должна была прослушивать переговоры противника и докладывать о его планах. Рокоссовский сам провожал ее на задания. И напутствовал: "Прошу, зря не рискуйте".

Странный немец

Наташа всегда пребывала в странной уверенности, что не убьют. И странным образом оставалась в живых даже тогда, когда никаких шансов не было. Однажды ее застал за прослушкой немецкий солдат. Отобрал пистолет. Но почему-то не выстрелил – выкинул оружие и ушел. Об этом странном немце монахиня Адриана вспоминает до сих пор.

Ее мама была верующей, и в душе у Натальи странным образом уживались советская идеология и вера в Бога. Ее фронтовая молитва состояла их двух слов: "Господи, помоги!" – с пояснением: "Только не плен!"

Он сделал меня красавицей

Но одна Натальина потеря оказалась невосполнимой: первая любовь, сын летчика Бабушкина Миша, погиб в самом начале войны.

– Так мало у нас было времени, – матушка Адриана задумчиво смотрит в потолок своей узкой кельи. – Я сперва грубила ему. Говорила: "Найди себе кого поглупее". А Миша мне в ответ: "Но почему?" И тут меня прорвало: "Потому что я некрасивая". Мне мама всегда так говорила: "У тебя сестра красавица, а ты – умница". Он меня к зеркалу подвел и говорит: "У тебя что, глаз нет? Не видишь своей красоты?" Я расплакалась. Он первый дал мне возможность почувствовать себя привлекательной. И я впервые поверила. А на другой день мне стали знакомые говорить: "Ты, Наташа, как-то изменилась, стала такая хорошенькая". Будто в один момент с меня спала шкурка лягушки после его слов.

Когда началась война, Миша пошел на курсы летчиков – в Люберцах формировали элитный полк. Наташе сказал: "Тебе на войне делать нечего, я за двоих стану воевать".

Он погиб 25 октября 1941 года. Наташа узнала о его гибели только через год. "Миши больше нет..." – вот и все, что сказали ей по телефону его родители...

Люблю Циолковского

После войны Наташа вернулась в МАИ. Когда было распределение, заявление написала на новое направление – ракетные двигатели. Ей, разумеется, отказали: в группу брали только мужчин.

– Иногда глупость какую-то сделаю, а выходит хорошо, – рассказывает Наталья Владимировна. – К заявлению я по наивности приписала две строчки: что очень люблю Циолковского и что во время войны успешно справлялась со всеми мужскими обязанностями.

В комиссии долго смеялись, но приняли.

После окончания учебы Малышева получила распределение в НИИ-88 в Подлипках, где под руководством Королева конструировали ракетные двигатели – в том числе для корабля "Восток", на котором летел Гагарин.

Другая жизнь

Именно тогда она стала захаживать в храм.

– Один батюшка очень понравился – со спины. А поворачивается – без бороды. Что это за священник – безбородый? Хотела уйти, а он мне: "Вы ко мне?" Пришлось сказать: "К вам, батюшка". Потом мы сидели в церковном дворике. Он ничего не спрашивал, а я все говорила, говорила – рассказывала свою жизнь в мельчайших подробностях. Как будто освобождалась.

В начале 90-х Малышевой предложили баллотироваться в Верховный совет. Одновременно потребовалась ее помощь на подворье Пюхтицкого монастыря. Нужно было что-то выбирать. И Наталья Владимировна выбрала келью с видом на церковь.

– Иногда меня спрашивают, не испытываю ли я тоски от того, что во всем состоялась, а как женщина – нет. Имеют в виду, что нет семьи, детей, – говорит матушка Адриана. – Знаете, мне непонятна эта женская тоска. О чем тосковать? Об огромном животе и необходимости подчинить свою жизнь орущему младенцу? Вы не подумайте: я детей люблю. И они ко мне тянутся. Но своих нет, и я не считаю это трагедией.

С детьми монахиня Адриана особенно много общается накануне 9 Мая – зовут в школы. И сейчас в ее келье паломничество – посетители идут один за другим.

– Видимо, это мой крест – свидетельствовать о войне, – вздыхает монахиня и замолкает надолго. Смотрит куда-то далеко...